Практически с первых дней проведения спецоперации многие кубанские казаки отправились воевать на Донбасс добровольцами. Один из них – атаман Константиновского хуторского казачьего общества Новороссийского РКО хорунжий Владимир Гавриленко.
Владимир Гавриленко принимал участие в спецоперации в качестве заместителя командира взвода, командира отдельных спецгрупп. Участвовал в освобождении города Изюм и села Великая Камышеваха Харьковской области.
Под руководством атамана в хуторском обществе сегодня ведется работа по капитальному ремонту выделенных под штаб и под Центр казачьей культуры общества помещений, наставническая деятельность в казачьих классах подшефных сельских школ, с казачатами регулярно проводятся военно-полевые выходы, в пригородах Новороссийска казаками отлажена охрана общественного порядка, а также охрана окрестных лесных массивов от пожаров.
Женат, трое детей. Старший сын служит в органах безопасности. Средний сын после окончания Новороссийского казачьего кадетского корпуса учится на четвертом курсе Вольского военного института тыла. Младшая дочь – ученица казачьего класса.
- Владимир Сергеевич, что побудило вас отправиться воевать?
- Считаю себя патриотом, для меня Родина не пустой звук. А на Украине мы защищаем свою землю, свои семьи. К тому же это не первая война для меня. В 1993 году, когда я проходил срочную службу в знаменитой Псковской дивизии ВДВ, участвовал в боевых действиях в Южной Осетии. В конце февраля я обратился в военкомат, где мне сказали, что по годам я на свою военно-учетную специальность не прохожу, а в это время из казаков начали формировать мобилизационный резерв. Вопрос рассматривался в первых числах марта на правлении нашего общества, где я объявил, что собираюсь, как у нас говорят, «за речку». Многие казаки сказали: «Атаман, если ты пойдешь, то и мы тоже». Доложил атаману Новороссийского РКО о своем убытии, оставил в обществе себе замену, поставив задачи на ближайшие два-три месяца. И 31 марта мы уже были в казачьем отряде «Дон».
- Вспомните свой первый бой.
- За пять ночных часов я израсходовал 15 магазинов к автомату Калашникова, две подствольные гранаты, одну ракету РПГ и полленты трофейного ручного пулемета, брошенного украинскими националистами. Забыл взять с собой перчатки и об ствол своего раскаленного от беспрерывной стрельбы автомата обжег ладонь. Но на мне заживает быстро. По итогам этой операции я был представлен к медали «За отвагу».
- Какой эпизод боевых действий самый памятный для вас?
- В конце апреля нас отправили под Изюм, где шел штурм города. С ходу мы взяли здание СБУ. В уличных боях националисты оказывали жесткое сопротивление, прикрываясь мирными жителями. Про то, что пережили горожане, без слез трудно рассказывать.
Еще помню ночной бой с 25 на 26 апреля на окраине села Великая Камышеваха. Мы, шестеро казаков, противостояли неприятелю, многократно превосходящему нас в количестве.
Часть нашего отряд «Дон», примерно 80 казаков, 25 апреля рано утром отправили в село Алексеевка. Там погрузили на броню, мы выдвинулись в сторону Камышевахи с задачей захватить село и удерживать три-четыре дня до прихода основных сил. К нам, четверым новороссийцам, добавился еще казак Центрального СКО Игорь Яковлев. Я пытался уговорить его, молодого парня, остаться на зачистке Изюма, где намного спокойнее и безопаснее, чем на передовой. Он не обиделся, но втихую перешел в другой взвод и все-таки отправился вместе с нами.
Поскольку нам находиться на передовой предстояло недолго, мы соответственно и взяли с собой провиант и боеприпасы из этого расчета. Но дело обернулось иначе. Уже на первом километре пути наша колонна подверглась беспорядочному минометному обстрелу врага. А уже на десятом километре мы попали под шквальный огонь из всех видов артиллерии, даже «Грады» и боевые дроны по нам били. Командование приказало казакам спешиться. Технику загнали в лесопосадку, сами тоже зашли в зеленку. Там все боевые машины были подбиты плотным огнем, на броне сгорели и наши личные вещи вместе с запасами. В чем и с чем мы были, с тем и остались.
Дело происходило днем, мы были у противника практически как на ладони. Я поражался профессиональной работе тех, кто управлял украинскими дронами, которые между ветвей деревьев опускались на высоту четырех метров, у нас над головами. Конечно, мы их сбивали, но они корректировали прицельный огонь.
В зеленке нас разбросало в разные стороны. Наш взвод огневой поддержки должен был прикрывать отход и заход основных сил. Командир взвода с позывным Дед, я и еще пятеро казаков, в том числе Игорь Ведмедев из хуторского казачьего общества Абрау-Дюрсо. Попытались собрать людей, но на это не было времени и возможности. Самое страшное, что при включении радиостанции по нам сразу же велся усиленный прицельный огонь: радиоволна отслеживалась противником. Поэтому рации у нас отключались, вплоть до выемки батареи.
Мы всемером примерно в половине двенадцатого дня самостоятельно выдвинулись к Камышевахе. Дед предупредил бойцов, что в случае его смерти командовать группой будет Чип, это мой позывной. Такой же позывной был у меня в Южной Осетии.
От зеленки по степной холмистой местности до окраины Камышевахи оставалось чуть менее полутора километров. У нас кроме личных автоматов были одна снайперская винтовка и один ручной пулемет РПКС. Передвигаться было сложно. Вражеские корректировщики засели буквально повсюду: они были и в лесу, и в камышах, и в расщелинах. Стоит одинокая ива, подходы к ней заминированы, а там и снайпер, и корректировщик. Одну группу корректировщиков мы вычислили и стали вести по ней прицельный огонь. Ранили всех пятерых.
Один из них, с легким ранением, решил сдаться в плен, поднял руки и по минному полю выдвинулся к нам навстречу. Он нам все рассказал, сколько их в группе. Он провел нас через минное поле, благодаря чему мы уничтожили эту группу. У нас одного казака легко ранило. Мы вызвали по радиостанции МТЛБ (малый тягач легкобронированный), на котором своего раненого и пленного украинца отправили в тыл.
Время идет, ни попить, ни поесть, ни покурить с собой особо ничего нет. Встали в четыре утра, после легкого завтрака из скудных запасов выдвинулись дальше к Камышевахе, вновь под шквальным огнем. От лощинки к лощинке.
С двух сторон по нам стали вести огонь снайперы. Мы затаились в канаве, минут 40 там пролежали. Охота пить. Горло пересохло так, что уже говорить тяжело. Увидели лужу, вода зеленая. В единственную фляжку, которая была у Игоря Ведмедева, набирали эту жижу, бросали туда обеззараживающие таблетки и пили.
Долго под обстрелом не пролежишь. Под прикрытием пулемета малыми группами по 2-3 человека перебежками продвигались вперед. При помощи пулемета и подствольного гранатомета снайперов мы поразили. Оставалось метров 150 до окраины села. Мыслей о том, что нас ждет в селе, не было. Был приказ командира взвода закрепиться на окраине, а это та задача, которая была изначально поставлена командованием перед группой нашего отряда «Дон».
Примерно в шесть вечера, еще в светлое время, удачно прошли последние метры. Там стояла подбитая водовозка ВСУ, а сразу за ней находился большой ангар. Когда мы в него зашли, обалдели. Там полно бутилированной питьевой воды и продуктов питания, огромное количество боекомплектов – от патронов до ПТУРов. В первую очередь мы утолили жажду. Дед велел всем подкрепиться, ведь мы двое суток почти ничего не ели. Но кусок в горло не лез.
Запаслись всем необходимым. Минут семь отдохнули. Поступила команда выдвинуться на первую улицу с жилыми домами, а она была метрах в ста от ангара. Там на перекрестке в канаве для сбора воды заняли позицию, которая позволяла нам удерживать три сектора обстрела. Дно было завалено валежником. И мы, разделившись на две группы, поочередно расчищали канаву, пока другая тройка, отстреливаясь, держала оборону. Притащили туда сено, чтобы утеплить, поскольку ночью температура опускалась до минус двух градусов по Цельсию, мороз. При этом днем температура поднималась до 22-х градусов тепла, жарко было.
- Вы надеялись продержаться до подхода подкрепления?
- Честно говоря, ни панических настроений, ни особых надежд на скорую помощь у нас не было. Как-то автоматически выполняли приказ, у меня это выработалось еще во время срочной службы, потом закрепилось сначала во время службы в батальоне ОМОН, после еще и в торговом флоте, где я работал механиком, а теперь и в казачестве. Приказы не обсуждают, а выполняют.
Позже выяснится, что в бетонированном укрепрайоне села засели сотни националистов и украинцев, если не больше, находились по огневым точкам на подступах к селу и в жилых домах. Если бы они знали, что нас всего шестеро, они, наверное, нас просто шапками могли закидать. Но нам повезло в том, что мы вошли нахрапом, не имея представления о количестве противостоящих нам сил и их вооружении. И они не имели точного представления о том, сколько нас.
Ночь выдалась, мягко говоря, нелегкой. По нам националистами велся активный огонь из всего, что только может стрелять. Мы отбивались тем, что имелось. Заряжая магазины автоматов, два последних патрона вставляли трассирующие, чтобы, во-первых, понимать, что у тебя магазин пустой и пора перезаряжать, а, во-вторых, указывали трассерами, куда стрелять нашим товарищам.
Но под утро, когда обстрелы прекратились, двоих мы оставляли в дозоре, а остальные четверо пытались уснуть, отдохнуть. Во время боя холода не замечаешь. Возле меня, когда я был в карауле, лег отдыхать молодой казак с позывным Шах, заснул, и во сне его трясет от холода. Из-под себя я вытащил солому и укрыл ею парня.
В период недолгого затишья в душу вкралась тревога за тех наших казаков, которые остались в зеленке. Что с ними? Там же минометы, ракеты, снаряды. Представлялось, что там будет много погибших. Как буду смотреть в глаза женам своих казаков?..
Полшестого утра на нашу позицию пробилась первая группа казаков, в составе которой были Медведь и Космос, казаки из моего Константиновского ХКО. Встреча была очень волнительная!.. Я ведь уже не ожидал их увидеть живыми…
Всего к нам пробились чуть больше пятидесяти казаков. Выяснилось, что они весь первый день оправляли раненых в тыл. Затем стали выдвигаться к селу, но вновь попали под массированный обстрел, пережидали под мостом, всю ночь простояв по пояс в воде. Им дали команду возвращаться обратно в Алексеевку, потому что о нашей группе из шести человек никто тогда не догадывался. И только когда в тыл добрался раненый казак с пленным украинцем, ринулись нам на выручку. До полудня, пока нам на подмогу не пришла бронетехника, мы держали оборону только личным стрелковым оружием.
- Долго продолжались бои за Великую Камышеваху?
- Почти месяц. Село разделено болотом на две неравные половины, одну из которых местные называли Малая Камышеваха, ее мы за два дня зачистили, а другую часть – Большая Камышеваха, откуда выбивали националистов довольно долго, потому что там на бывшей ферме, похожей больше на завод, они обустроили эшелонированную оборону, одев ее в непробиваемый железобетон. Ракетой ПТУР стреляли по бетонным укреплениям, так даже не треснула стена.
Наш взвод огневой поддержки, где я был уже замкомвзвода, ушел через болото по единственной дороге, постоянно обстреливаемой. Утром 27 апреля, когда мы готовили мостки через болото, началась контратака националистов. По нам работали минометы, танки, «Грады». Залегли за бруствером. За мной метрах в четырех командир взвода Дед, который ни в какую не хотел носить бронежилет, несмотря на мои уговоры. Так вот, под бруствером, где я лежал, разорвалась 120-мм мина, меня подбросило, контузило и присыпало землей, а Деда большим осколком располосовало так, что смерть была мгновенной… Был бы в бронежилете, остался бы, может, жив…
Благодаря тому, что я лежали лицом вниз, у меня осталась воздушная подушка, не задохнулся под землей. Сознания я не терял, перед глазами пронеслась вся жизнь. Наверное, две или три минуты я выбирался из-под земли, что показалось для меня вечностью. Правый глаз перестал видеть, в голове стоит звон, а слух вообще пропал – читал по губам, что мне говорили.
Медведь и Космос отвели меня в подвал, где я находился до конца боя. Наутро, немного оправившись, когда ко мне частично вернулись слух и зрение, присоединился к своим бойцам и продолжал воевать еще месяц, отказавшись отправляться в госпиталь, потому что не хотел бросать своих казаков. Лишь спустя месяц меня отправили в тыл.
- Как отличились в боях ваши казаки?
- Меня назначили командиром двух расчетов автоматического станкового гранатомета и расчета стрелкового противотанкового гранатомета, куда входили наши казаки. Наш пост был обустроен во дворе первого дома возле переправы через болото. И все передвижения наших подразделений проходили через эту позицию. И получилось, что мы, помимо боевых задач, выполняли функции хозвзвода: у нас можно было обсушиться и переодеться после перехода через болото, можно было и подкрепиться горячим питанием.
По нашим позициям постоянно производил обстрел так называемый «джихад-мобиль» (пикап с установленным в кузове 82-мм минометом). Четыре-пять выстрелов сделает и переезжает в другое место. Никак мы не могли его поймать. И перед нами была поставлена задача вычислить его и уничтожить. Два дня мы засекали по времени, когда и откуда он в основном бьет.
Ночью заранее выставили в засаде АГС, чтобы враг не засек. К восьми утра, когда «джихад-мобиль» начинал обстрелы, мы уже заняли позицию. Запустили квадрокоптер, вычислили его. Он успел выпустить только одну мину, когда мы его с первого выстрела накрыли. Это была техника бельгийского производства с составом в шесть человек обслуживающего персонала. Всех мы ликвидировали. Я руководил стрельбой, а стреляли как раз наши казаки. Нам троим была объявлена за это благодарность командиром.
- А более весомые награды у казаков были?
- За бои в Великой Камышевахе 42 казака представлены к ордену Мужества, несколько человек – к званию Героя России. Обычно от представления до награждения проходит несколько месяцев.
- Каждый желающий может пойти воевать?
- Польза не от каждого будет. Когда я служил в Астраханском отдельном батальоне ОМОН, мне приходилось изучать психологию, поэтому вижу людей с непрочной психикой, которых стараешься не допускать к серьезным боевым операциям. На поле боя его не бросишь, и он становится обузой. Важны и физические данные, и хотя бы начальная военная подготовка. Но психика, морально-волевые качества всегда важнее. Из тех 40 казаков из отряда «Дон», которые не пошли с нами в Камышеваху, а остались в Изюме, только половина участвовала в зачистке города и в борьбе с диверсантами, остальные были на хозяйственных работах. Даже имея огромное желание воевать, многие просто не были готовы к реальным боевым действиям. Когда нас обстреляли в зеленке по пути в Камышеваху, новороссиец Игорь Яковлев получил ранение. Единственный бой для него длился буквально пару часов. Но он, даже будучи раненым, мужественно продолжал отстреливаться.
- Как проявляется в бою менталитет кубанского казачества?
- Когда мы заняли Камышеваху, с нами была рота из знаменитой интербригады «Пятнашка». Они говорили так: «Если уйдут казаки, то уйдем и мы». А в нашей группе отряда «Дон» к концу мая оставалось только нас трое кубанских казаков (Ведмедев в середине мая попал в госпиталь), остальные – из других войсковых обществ России, и все они говорили: «Если уйдут кубанские казаки, то нам здесь просто делать нечего». Не знаю, как и почему, но наша троица подняла боевой дух, мы были неким стержнем на передовой. И в Изюме комбат сказал мне: «Нам бы побольше таких ребят, как вы, кубанские казаки, мы давно бы уже и Славянск взяли».
Евгений РОЖАНСКИЙ
Фото автора и из архива семьи Гавриленко.