Широкая военно-казачья колонизация Кубани, осуществлявшаяся царским правительством в конце XVIII – первой половине XIX в., определила своеобразие социальной структуры населения края. Правительство стремилось превратить казаков в свою опору в Предкавказье. Включение казачества в военно-иерархическую систему российской армии привело к изменению традиционной казачьей социальной структуры и выделению старшины, стремившейся вместе с чинами по службе получить права российского дворянства.
Белозёрова Екатерина Владимировна
Широкая военно-казачья колонизация Кубани, осуществлявшаяся царским правительством в конце XVIII – первой половине XIX в., определила своеобразие социальной структуры населения края. Правительство стремилось превратить казаков в свою опору в Предкавказье. Включение казачества в военно-иерархическую систему российской армии привело к изменению традиционной казачьей социальной структуры и выделению старшины, стремившейся вместе с чинами по службе получить права российского дворянства.
В работах историков дореволюционного периода И.Д. Попко, П.П. Короленко, Ф.А. Щербины [1] казачество представлено как однородное по своему составу сословие воинов, с сильными демократическими традициями. Отмечая привилегированное имущественное и общественное положение старшин и высшего офицерства Черноморского войска, историки второй половины ХIХ – начала ХХ в. не углублялись в рассмотрение причин появления различных социальных групп внутри казачьего сословия. Советские историки В.А. Голобуцкий, В.П. Громов, С.А. Чекменев, А.В. Фадеев [2] исследовали вопросы социально-экономического развития края преимущественно с классовых позиций. В своих трудах основное внимание они уделяли изучению социального расслоения и имущественного неравенства в казачьей среде, проявлению и формам классовой борьбы. Некоторые аспекты политики царского правительства в отношении казачьей верхушки, а также происхождения, состава, роли и места в жизни Черномории войсковых дворян рассмотрены в ряде работ Г.Н. Шевченко [3]. В последнее время в историографии Кубани отмечается возрастающий интерес к истории дворянского сословия. В рамках этого направления проходят научно-теоретические конференции, издается значительное число работ, посвященных различным аспектам формирования и становления кубанского дворянства, вкладу этого сословия и отдельных его представителей в освоение, экономическое и культурное развитие региона [4].
Следует отметить, что в отличие от черноморской старшины, традиции изучения которой были заложены еще в дореволюционный период, а затем продолжены советскими и современными историками, линейное казачье офицерство Кубани до сих пор не являлось предметом комплексного научного исследования. В.А. Колесников на примере рода Безладновых попытался проанализировать генезис дворянского сословия Линейного казачьего войска [5].
Цель данной статьи - проследить основные этапы и особенности интеграции высшего казачьего офицерства Кубани в российское дворянское сословие в дореформенный период. Следует отметить, что наряду с общими процессами, характерными для северокавказского казачества в целом, в отдельных его региональных группах проявился ряд особенностей, обусловленных политикой правительства и предшествующим историческим развитием.
Первоначально главной социальной базой черноморского дворянства стали бывшие запорожские старшины, привлекаемые российским правительством на государственную службу. Одновременно с образованием Черноморского казачьего войска шло массовое производство старшин в действительные армейские чины. Согласно ордеру Г.А. Потемкина С. Белому от 15 марта 1788 г. чины получали лица, приведшие с собой на службу в войско по несколько товарищей [6, с. 136]. Вербовщики действовали на свои средства, но зато правительство поощряло их чинами. Казаки приняли активное участие в русско-турецкой войне 1787 – 1791 гг., которая выдвинула из среды черноморцев целую плеяду героев, своими подвигами заслуживших ордена и офицерские звания. В «Именном списке Войска верных казаков Черноморских, награжденных армейскими чинами генерал-фельдмаршалом Г.А. Потемкиным 25 декабря 1788 г.» значится 143 человека. 10 февраля 1791 г. в действительные офицерские звания были произведены еще 502 человека. Часть из них ранее уже являлась офицерами и просто получила повышение. Например, войсковые полковники, имевшие чины секунд-майоров, были переведены в премьер-майоры, капитаны – в секунд-майоры, 23 поручика – в капитаны [7, л. 13 – 26].
15 июля 1792 г. Её Императорское Величество в указе на имя графа Салтыкова распорядилась снабдить старшин, пожалованных покойным генерал-фельдмаршалом Потемкиным-Таврическим в штаб- и обер-офицерские чины, патентами из Военной Коллегии [7, л. 12]. Данный указ означал приравнивание таких старшин к российскому дворянству. Права потомственного дворянина в конце XVIII – начале XIX в. давали чин VIII класса на гражданской и первый офицерский чин на военной службе. Но до 1802 г. действие «Табели о рангах» не распространялось на казачьих офицеров Черноморского войска. Стать дворянином казачий офицер мог в случае получения армейского чина необходимого класса и патента на него из Военной Коллегии, а также по особому указу императора за заслуги перед Отечеством. В 1792 г. около 600 старшин Черноморского войска получили право претендовать на привилегии потомственного дворянина. Однако при переводе казаков на новые земли, многие чиновные старшины, получив дворянский статус, земли и крепостных, старались выйти из войска и остаться на прежнем месте жительства. К началу XIX в. в войске проживало 184 старшины, утвержденных в армейских чинах [7, л. 32].
Практика награждения «за заслуги» казачьих старшин армейскими чинами продолжилась и после переселения войска на Кубань, но приняла более строгие и упорядоченные формы и не была уже столь массовой как прежде. Списки кандидатур на повышение или получение наград передавались Войсковым Правлением Таврическому Губернатору, а затем утверждались в Военной Коллегии [8, лл. 1 – 1 об., 5 об]. Действительные офицерские чины теперь жаловались, главным образом, только представителям высшего войскового командования, занимавшим ключевые позиции в войсковой администрации, что являлось главной гарантией субординации и подчинения российскому военному руководству.
При Александре I Черноморское войско было окончательно включено в военно-иерархическую структуру российской империи. Управление Черноморией было преобразовано по примеру административного устройства Донского войска [9]. Одновременно произошла и строгая регламентация воинского распорядка. По указу от 13 ноября 1802 г. [10] комплектование казачьих полков перешло под контроль правительства и определялось его стратегическими задачами на Северном Кавказе. Практика параллельного чинопроизводства (когда утверждение в старшинском звании происходило с ведения войскового начальства, а в армейском чине – по утверждению центральных властей) окончательно исчезла. Казачьи старшинские звания были приравнены к общероссийским армейским чинам, их присвоение полностью стало прерогативой государства. В то же время уравнивание войсковых чинов с чинами регулярной российской армии означало их соответствие определенным классам в «Табели о рангах». Для всех войсковых старшин открылся прямой доступ в дворянское сословие. Теперь казак, дослужившись до звания хорунжего, соответствовавшего первому обер-офицерскому чину, приобретал права и привилегии потомственного дворянина. В 1802 г. их одновременно получили 350 черноморских старшин [7, лл. 40 – 40 об].
Несколько отличным выглядит процесс формирования офицерского казачьего корпуса и дворянства на Кавказской Линии. Это во многом связано с тем, что история Линейного казачества – прежде всего история самостоятельных казачьих формирований, имевших свои отличительные характеристики (время образования, состав населения, традиции и обычаи) [11, с. 33 – 35]. По сравнению с соседними Черноморским и Донским войсками линейные казачьи полки более напоминали подразделения регулярной армии. Ими, как правило, командовали лица, не имевшие казачьего происхождения, да и в самих полках часто служили офицеры, переведенные из драгунских, уланских и других армейских формирований. На это влияло и то, что на Кубанской Линии было больше пехотных и артиллерийских частей регулярной армии [12, с. 18].
В целом, выходцев из Линейных полков Кубани, причисленных к высшему сословию империи, было крайне мало, так как, согласно Высочайшим повелениям, в чинах с армейскими офицерами в начале XIX в. были уравнены только старшины Донского, Уральского, Черноморского и некоторых других казачьих войск. Основная масса старшин, поселенных на Кавказской Линии полков, пользовалась правами заурядников, а к армейским чинам (и, соответственно, к дворянству) приравнивались лишь имевшие звание еще до перехода на Кавказ и те, кто получал чины по Высочайшим повелениям, которые следовали только при наличии соответствующих вакансий в полку [5, с. 78].
В 1832 г. из отдельных соединений казачества, расположенных от Усть-Лабинской крепости до низовьев Терека, было создано единое Кавказское Линейное казачье войско. Новое войско должно было стать составной частью российских вооруженных сил на Северном Кавказе. Это предполагало его подчинение армейскому командованию, правительственное назначение высших административных должностей, командирами в частях нового войска должны были стать армейские офицеры [13]. Столкнувшись с нехваткой кадровых военных при формировании офицерского корпуса довольно многочисленного Кавказского Линейного казачьего войска правительство указом от 14 февраля 1845 г. уравняло войсковые чины с чинами регулярной российской армии.
Таким образом, формирование дворянского сословия на Кубани являлось следствием государственной политики включения казачества в военно-иерархическую структуру российской армии и имперские институты управления. В течение первой половины XIX в. происходила постепенная интеграция высшей казачьей старшины в состав дворянского сословия Российской империи. В отношении черноморских казачьих офицеров, по сравнению с линейными старшинами, данный процесс прошел намного быстрее. Это связано с тем, что в отличие от Линейных полков, Черноморское войско с момента поселения на Кубани являлось относительно самостоятельной административно-территориальной единицей и было меньше подчинено местному армейскому командованию. У переселенцев, как свидетельствует исторический опыт линейных полков, ликвидация самоуправления происходила быстрее, поскольку они были заняты обустройством на новом месте и борьбой за выживание [14, с. 77]. В этих условиях офицерский корпус и дворянство Линейных полков Кубани формировались из переводимых на Кавказ и уже имевших офицерские чины командиров других казачьих войск и регулярной армии, а не из среды линейных казаков. С завершением становления административной структуры Кавказского Линейного войска (в 1845 г. было принято «Положение о Кавказском Линейном казачьем войске», определившее войсковое управление) открылся доступ к армейским чинам и дворянству и для линейных старшин.
И, наконец, при образовании Черноморского войска государство действовало через бывших запорожских старшин, дав им значительные привилегии и ключевые посты в войсковой администрации. А они, в свою очередь, боясь очередной реорганизации и роспуска войска, стали проводниками политического курса России в регионе. Это во многом способствовало быстрому и достаточно безболезненному включению Черномории в имперские социально-политические институты.
Примечания
1. Попко И.Д. Военное снаряжение и типы черноморских казаков в исходе XVIII и начале XIX столетия // Кубанские областные ведомости. – Екатеринодар, 1873. № 48; Попко И.Д. Исторические и биографические очерки // Кубанские областные ведомости. – Екатеринодар, 1873. № 7; 12; 15; 16; 26; Щербина Ф.А. История Кубанского казачьего войска. В 2-х томах. – Екатеринодар, 1910. Репринтное воспроизведение издания 1910 г. Краснодар, 1992; Щербина Ф.А. Земельная община кубанских казаков. – Екатеринодар, 1891.
2. Голобуцкий В.А. Черноморское казачество. – Киев, 1956; Громов В.П. Сельское население Предкавказья в первой половине XIX в.: формирование социального состава // Проблемы аграрного развития Северного Кавказа. Сборник научных трудов. – Краснодар, 1987. С. 5 – 20; Чекменев С.А. Социально-экономическое развитие Ставрополья и Кубани в конце XVIII – пер. пол. XIX в. – Пятигорск, 1967; Фадеев А.В. Очерки экономического развития Степного Предкавказья в дореволюционный период. – М., 1957.
3. Шевченко Г.Н. Черноморское казачество в конце XVIII – первой половине XIX в. Сословный строй. Социальные отношения. – Краснодар, 1993; Шевченко Г.Н. Формирование Черноморского дворянства в конце XVIII – начале XIX веков // Проблемы истории СССР. Вып. VI. – М., 1977. С. 87; Шевченко Г.Н. К вопросу о социальной сущности процесса расслоения Черноморского казачества в конце XVIII – первой половине XIX в. // Проблемы общественной жизни и быта народов Северного Кавказа в дореволюционный период / Под ред. В.П. Невской. – Ставрополь, 1985. С. 75 – 85; Шевченко Г.Н. Политика царского правительства по отношению к феодальной верхушке Черноморского казачьего войска в конце XVIII – первой половине XIX в. // Некоторые вопросы общественно-политических отношений на Северо-Западном Кавказе в конце XVIII – первой половине XIX в. / Под ред. В.П. Громова. – Майкоп, 1985. С. 41 – 49.
4. Жадан В.А. Бунт дворян-казаков в Екатеринодаре весной 1861 г. // Казачество России: история и современность. – Краснодар, 2002. С. 61 – 65; Матвеев О.В. Офицерский корпус в исторических представлениях кубанских казаков // Дворянство в истории и культуре Кубани. – Краснодар, 2001. С. 98 – 111; Шевченко Г.Н. Ф.А. Щербина о дворянстве Кубани // Творческое наследие Ф.А. Щербины. – Краснодар, 1999. С. 43 – 45; Федина А.И. Они учились в Петербурге // Дворяне в истории и культуре Кубани. – Краснодар, 2001. С. 81 – 97; Чикаева К.С. Дворянство Кубанской области и Ставропольской губернии в конце XIX в. – 1917 г. Автореф. дисс... к.и.н. – Краснодар, 2001; Чикаева К.С. Кубанское дворянство и дворянская организация в конце XIX – начале ХХ в. // Дворяне в истории и культуре Кубани. – Краснодар, 2001. С. 12 – 21; Дворяне Северного Кавказа в историко-культурном развитии региона. – Краснодар, 2002; Дворяне Юга России на службе отечеству. – Краснодар, 2004.
5. Колесников В.А. Один из первых на Кубанской линии (о дворянском роде Безладновых) // Дворяне в истории и культуре Кубани: Материалы научно-теоретической конференции / Науч. ред. В.К. Чумаченко. – Краснодар, 2001. С. 76 – 81.
6. Голобуцкий В.А. Черноморское казачество. – Киев, 1956.
7. РГВИА. Ф. 1. Оп. 1. Д. 223.
8. РГАДА. Ф. 193. Оп. 1. Д. 262.
9. ПЗС. Т. XXVII. № 20156.
10. ПСЗ. Т. XXVII. № 20508.
11. Колесников В.А. Из ранней истории Кубанского Линейного казачьего полка // Вопросы Северокавказской истории. Вып. 1. – Армавир, 1996.
12. Куракеева М.Ф. Верхнекубанские казаки: быт, культура, традиции. – Черкесск, 1999.
13. Малахова Г.Н. Становление и развитие российского государственного управления на Северном Кавказе в конце XVIII – XIX в. – Ростов-на-Дону, 2001. С. 78; Николаенко Н.Д. Образование единого Кавказского Линейного войска – оплота России на Северном Кавказе // Из истории и культуры линейного казачества Северного Кавказа: Материалы IV Международной Кубанско-Терской научно-просветительской конференции / Под ред. В.Б. Виноградова, С.Н. Лукаша. – Краснодар-Армавир, 2004. С. 14
14. Великая Н.Н. Казаки Восточного Предкавказья в XVIII – XIX в. – Ростов-на-Дону, 2001.
Материал с сайта http://klio.3dn.ru