Начало Черноморскому казачьему войску положило распоряжение князя Г. А. Потёмкина от 20 августа 1787 г. о сборе бывших запорожских казаков в конную и пешую волонтёрные команды. Придание этим командам в конце 1787 – начале 1788 г. статуса войска («войско верных казаков») ничуть не повлияло на его военно-организационную структуру. Деление войска на две команды в первый период русско-турецкой войны 1787–1791 гг. было вполне удобным и оправданным.
Фролов Борис Ефимович –
с.н.с. отдела истории и этнографии КГИАМЗ,
г. Краснодар, Россия
Начало Черноморскому казачьему войску положило распоряжение князя Г. А. Потёмкина от 20 августа 1787 г. о сборе бывших запорожских казаков в конную и пешую волонтёрные команды [1, ф. 249, оп. 1, д. 2829, л. 1]. Придание этим командам в конце 1787 – начале 1788 г. статуса войска («войско верных казаков») ничуть не повлияло на его военно-организационную структуру. Деление войска на две команды в первый период русско-турецкой войны 1787–1791 гг. было вполне удобным и оправданным, прежде всего – вследствие незначительного количества добровольцев.
В ряде документов раннего периода отдельно выделяется «канонерская команда». Судя по всему, её первым атаманом стал Пётр Лях [1, ф. 249, оп. 1, д. 13, л. 29]. Пешую команду возглавлял войсковой атаман С. И. Белый, конную – секунд-майор З. А. Чепега. Начальником гребной флотилии являлся войсковой судья А. А. Головатый. Стоит заметить, что подавляющее число пеших казаков несло службу на флотилии.
Разрешение принимать в казаки всех желающих свободных людей, изменение методов комплектования меняют облик войска. В него вливаются социальные элементы, представляющие различные сословные структуры общества. Резко увеличился строевой состав войска, что повлекло за собой и первую его реорганизацию.
23 июня 1789 г. войсковой судья А. А. Головатый сообщил Г. А. Потёмкину о том, что пехоты набралось уже более пяти тысяч человек (по сведениям П. П. Короленко, руководство над пешей командой Головатый получил после смерти С. И. Белого и вступления в должность атамана З. А. Чепеги). «Я их размещаю на пятисотенные команды, – докладывал войсковой судья, – определяя к оным полковников и старшин надежных, и составил тем я десять полков» [2, с. 118].
Ведомость на выдачу жалованья, датированная 30 декабря 1789 г., включает в себя 14 полковников, 14 полковых старшин, 14 полковых есаулов, 14 полковых хорунжих, 14 квартирмейстеров, 70 сотников… [2, с. 257]. Таким образом, можно говорить о наличии в Черноморском войске уже 14 полков. В то же время в документах 1790–1791 гг. упоминаются только два пехотных полка (их называют также «2 пеших полка», «2 сухопутных полка») [1, ф. 249, оп. 1, д. 67, л. 105; д. 66, л. 232]. Получается, что основная часть пешей команды, формально расписанная по полкам, по-прежнему несла службу на гребной флотилии. В документах их просто называют «лодочными» казаками, а в официальной переписке – «пехотное верных черноморцев, состоящее на лодках войско» [1, ф. 249, оп. 1, д. 68, л. 11].
После переселения на Кубань «штатная» полковая структура фактически упраздняется. 23 сентября 1793 г. войсковой судья А. А. Головатый доложил атаману З. А. Чепеге: «Сухопутные полки, как ненужные по мирному времени, да и продовольствовать их не из чего и не откуда, мною за приемом от них значков полковых, перначей, артиллерийских снарядов и прочего казенного все распущены… для обзаведения домашнего, а также и из куреней, флотилии все излишние старшины и казаки [1, ф. 249, оп. 1, д. 228, л. 71]. В архивных документах нет никаких сведений и о постоянных конных полках. На Кубани полки формируются по мере необходимости и, прежде всего, для «внешних» походов.
В «Записке о Кубанском войске», составленной в 1860-е гг., утверждалось, что в Черноморском войске до 1803 г. существовало 11 конных, 7 пеших полков и две команды при войсковой флотилии и войсковых дубах [1, ф. 249, оп. 1, д. 2829, л. 11]. Эти данные представляются нам сомнительными. Во-первых, общего количества строевых казаков просто бы не хватило на такое количество строевых частей (по крайней мере до 1797 г.). Во-вторых, удивляет преобладание конных полков над пешими (чего никогда не было, да и не могло быть в интересующий нас период). К примеру, в декабрьской записке 1797 г. на имя императора, атаман Т. Т. Котляревский указывал, что может поставить под ружье 12510 человек, из них 2829 конных и 9681 пеших [1, ф. 249, оп. 1, д. 361, л. 38].
Скорее всего, авторы «Записки о Кубанском войске» сделали расчёт полкам, исходя из данных о количестве «чиновников» за какой-то отдельно взятый год. Фактически речь идёт о «виртуальных» полках, которые можно сформировать с учётом численности казаков и старшин. К примеру, в рапорте Войскового правительства о состоянии войска на 1 июля 1794 г. указаны 12 полковников (строевого состава), 60 есаулов, 61 сотник и т. д. [1, ф. 249, оп. 1, д. 290, л. 5]. То есть чиновников числится на 12 полков, а сами полки, как мы знаем, давно распущены.
Удивительно, но в течение десяти лет в Черноморском войске отсутствовало специальное положение, регламентирующее вопросы его военной деятельности. «Порядок общей пользы» 1794 г. содержал лишь краткое требование к куренным атаманам «чинить немедленное выставление» казаков на службу по требованию начальства. Отдельные, часто сиюминутные, вопросы военной службы решались на заседаниях Войскового правительства.
Традиционная форма комплектования строевых частей войска выглядела следующим образом. Войсковой атаман определял требуемое для службы количество людей и делал наряд по куреням в зависимости от числа записанных в них казаков. Куренные атаманы составляли именные списки «наряженных» казаков и начинали «сильнейше понуждать» их к выступлению на службу. Из прибывших людей составлялись команды, а при необходимости и полки, командиры которых назначались атаманом.
Эта схема на первый взгляд кажется простой, логичной, а потому эффективной. На самом деле она имела много слабых мест. Ф. А. Щербина так писал по этому поводу: «При крайней неопределенности порядков по формированию частей для кордонов и в полки, страдало прежде всего само население, не знавшее заранее, когда и сколько из его рядов потребуется сил. Ставилось в затруднение и военное начальство, так как в одних случаях на службу получались недоборы, в других на службу попадали не те лица, которые должны были отбывать ее, в третьих оказывались лица непригодные для службы и т. п.» [7, с. 113].
Известный историк П. П. Короленко так охарактеризовал один из способов комплектования полков: «… вербовали в службу обыкновенно тех, кто был под рукой, ибо многие черноморцы, скрываясь в ватагах по рыбным заводам, или в степях за отарами и табунами, вовсе не служили» [3, с. 81]. От себя добавим, что от службы легко уклонялись и многие из тех, «кто был под рукой». Дело в том, что злоупотребления и произвол куренных атаманов при наряде казаков на службу достигли немыслимого размаха. Войсковое правительство вынуждено было в конце XVIII в. провести «выборы хороших куренных атаманов… которые при нарядах на службу ко взяткам не были склонны, а делали оной по справедливости, не корыстолюбиво, без закрытия… тех кои от службы подарками и деньгами отделываются» [1, ф. 250, оп. 1, д. 52, л. 287].
Сложившуюся в войске ситуацию хорошо иллюстрирует прошение общества куреня Васюринского от 25 ноября 1798 г. [1, ф. 250, оп. 1, д. 59, л. 166]. Люди жаловались на произвол атамана за взятки «защищавшего казаков от службы». Перечислялись фамилии взяткодателей. Часть из них откупилась от службы, дав атаману по полпуда икры и две севрюги, Осип Гладкий дал 27 рублей, казак Велигура – синюю свиту и пояс. Казаку Василию Яцюку атаман «вместо службы препоручил шинок», за что взял 20 рублей.
В результате преступной деятельности куренных атаманов полки Черноморского войска комплектовались в первую очередь казаками «состояния бедного и беднейшего». Особенно это характерно в отношении полков, уходящих на внешнюю службу. Нередко бедные казаки несли службу несколько лет подряд, так как «достаточные» казаки имели возможность откупаться от службы каждый год. Неимущие казаки, естественно, не могли прибыть на службу с приличным оружием, одеждой, снаряжением, не говоря уже о строевом коне. В сложившихся условиях ещё более пышным цветом расцвела старая запорожская традиция – наёмничество, то есть замена личной службы поставкой наёмника, как правило, больного, престарелого или малолетнего [см.: 5].
Приведём два примера неповоротливости и неэффективности системы «атаманского наряда». В подавлении Польского восстания 1794 г. участвовала русская регулярная армия и казаки. 22 апреля 1794 г. императрица Екатерина II повелела отрядить от войска Черноморского два пятисотенных полка под командованием кошевого атамана [1, ф. 249, оп. 1, д. 288, л. 10]. Атаман З. А. Чепега «почитая этот поход самонужнейшим», на заседании Войскового правительства предложил сделать наряд с одиноких казаков по одному человеку, а с семейных по два, полагая заодно переменить кордонную стражу. Куренным атаманам и командирам полков строго предписывалось выбрать людей и лошадей, вполне готовых к дальнему походу.
В условиях жёсткого контроля сбор людей проходил довольно успешно, и, тем не менее, в поход полки выступили в некомплекте, имея в своем составе 973 человека вместо положенных 1002. Ещё не успели казаки добраться до Дона, как 84 человека пришлось отправить обратно в войско «за худостью лошадей». Путь в Польшу был отмечен и нередкими случаями дезертирства из полков. Бежали в основном казаки-наёмники, служившие за «хозяина». Заявка черноморцев в провиантский магазин 2 сентября 1794 г. составлена уже всего на 797 человек [1, ф. 249, оп. 1, д. 292, л. 110]. Во всех случаях убыли людей Войсковое правительство обязывало куренных атаманов высылать им замену. Вот так и тянулись за полками бесконечные группки «дублеров».
В 1796 г. всесильный, казалось бы, войсковой судья Антон Головатый не смог собрать два конных полка, формируемые по высочайшему повелению, и отправился в Персидский поход, имея всего 504 человека вместо положенных тысячи [1, ф. 250, оп. 1, д. 38, л. 24]. В то время как отряд Головатого двигался к Астрахани, Войсковое правительство продолжало «выбивать» из куренных атаманов казаков и посылать их вдогонку.
Первый импульс военным преобразованиям в Черноморском войске, судя по всему, дали рапорты генерала от кавалерии Михельсона и генерал-лейтенанта Кираева о незаконном присвоении офицерских чинов атаманами этого войска. 16 апреля 1801 г. рапорты попали в Военную коллегию, которая и обратила внимание на то обстоятельство, что Черноморское войско не имеет «еще в отношении к службе точно определительного себе положения». Собрав сведения о войске, коллегия разработала доклад «Об устройстве Черноморского войска», высочайше утвержденный 13 ноября 1802 г. [4].
В войске повелевалось сформировать 10 конных и 10 пеших полков. Штат полка устанавливался по примеру войска Донского: 1 полковник, 5 полковых есаулов, 5 сотников, 5 хорунжих, 1 квартирмейстер, 1 писарь и 483 казака (то есть всего 501 человек). На самом деле число сформированных в войске конных и пеших полков не соответствовало (в течение нескольких лет) высочайшему повелению [см.: 6].
В контексте нашей темы следует подчеркнуть следующее обстоятельство. Деление на конные и пешие полки было важным и принципиальным для Военной коллегии, особенно в отношении внешних походов. Для самого войска оно носило в определенной мере номинальный характер. Безусловно, «имущественных» казаков старались отправить на службу в конные полки, а бедных – в пешие. И, тем не менее, в конных полках служило немало безлошадных людей, а в пеших имелись и конные. Войсковая канцелярия и атаман неоднократно приказывали командирам как конных, так и пеших полков «неустанно понуждать» казаков обзаводиться лошадьми. После указа Войсковой канцелярии 10 декабря 1817 г., предписывавшего иметь в каждом пешем полку по 300 конных казаков, деление на конные и пешие полки стало еще более номинальным.
Реформа строевого состава 1802 г., упорядочив ряд вопросов военной жизни черноморского казачества, не устранила главного недостатка – архаичной системы комплектования. По-прежнему слишком много места в ней отдавалось случайности, неопределённости, волюнтаризму. Перед чиновниками различных уровней по-прежнему оставалось широкое поле для злоупотреблений. Полки не знали «своих» куреней; можно сказать наоборот – курени не знали «своих» полков. В полк высылались люди из самых различных селений, часто расположенных за десятки вёрст друг от друга.
В январе 1823 г. атаман Г. К. Матвеев, пытаясь объяснить генерал-майору М. Г. Власову неурядицы в сборе казаков на службу, заявил: «При сформировании в 1802 г. в Черноморском казачьем войске 20 полков было принято за основание, чтобы составить каждый из многих куреней, и потому и ныне полки сии вмещают по 20 и более куреней, состоящих на большом расстоянии; есть курени и за 150 верст» [1, ф. 249, оп. 1, д. 840, л. 1].
Можно только посочувствовать полковым командирам, которым иногда приказывали собрать полк экстренно за несколько дней. 4 декабря 1806 г. Черноморскому войску было приказано нарядить два полка для выступления в Крым. Атаман Бурсак решает отправить 5-й и 6-й полки войсковых полковников Ляха и Кухаренко, которым с 15 мая предстояло заступать на пограничную службу. 21 декабря Лях получает приказ собрать полк за 4 дня (!). 26 декабря Лях из лагеря под селением Щербиновка сообщает, что полк собран и выступил в поход. К рапорту приложена ведомость, показывающая, что полк в полном комплекте [1, ф. 249, оп. 1, д. 514, л. 25]. Кажется, что всё в полном порядке, а сбор полка за 4 дня – просто блестящий результат.
На самом деле Лях выступил в поход с «полком» с частного сборного места и по пути собирал людей с других частных сборных, созданных «в способных по жительству казаков местах». Практика частных сборных мест, безусловно, рациональная и правильная. Но в главное сборное место – город Екатеринодар – полковник Лях прибыл 2 января 1807 г. Именно с этого дня можно говорить о сборе полка (впрочем, и 12 дней – это прекрасный показатель). Но был ли полк в полном комплекте, как показал в своей ведомости Лях? Конечно же, нет. Полк был некомплектным ещё и до приказа о походе. Часть людей, показанных в ведомости, не явилась в полк по причине болезни, а иные уже и умерли. Неудивительно, что уже в Крыму полковник Лях начал составлять списки куреней, из которых не выслали казаков в полк.
Ещё показательнее пример со сбором полка подполковника Паливоды для похода на Дунай в 1807 г. [1, ф. 249, оп. 1, д. 531]. На сборное место не явилось 295 человек, «считавшихся по полковому списку с начала укомплектования полка». Столь печальный итог сбора Паливода объяснил в рапорте к атаману Бурсаку: «Из рапортов сотенных командиров вижу я, что по причине разбредшихся по разным местам во всей сего войска земле полка мне вверенного казаков, нет никакой возможности… в назначенный срок собрать, так я предписал сам строго… чтоб набрали комплект из других пехотных полков» [Там же. Л. 27]. Атаман Бурсак не только поддержал идею Паливоды, но и развил её. Ряд младших офицеров были направлены на рыбные заводы для сбора казаков, желающих причислиться в полк, другие занимались этим в пеших полках. К розыску казаков атаман подключил и земские сыскные начальства. Из отчёта полкового есаула Педенко: «Собрал с разных пеших полков на дополнение полка Паливоды 94 человека казаков, а более не смог нигде сыскать». И тем не менее через Боспорский (так в документе назван Керченский пролив) пролив полк переправился в некомплекте, имея в своем составе 450 человек. Уже по пути следования, далеко за пределами Черномории, подполковник Паливода записывал в казаки всех желающих и зачислял в свой полк. Скажем, 30 марта близ Херсона он зачислил в полк «трех турецких выходцев». Стоит в очередной раз подчеркнуть, что в полк, уходящий надолго за пределы войсковой земли, как всегда попали бедняки. 4 июля 1808 г. новый командир полка Матвеев донес атаману Бурсаку: «Казаки же собраны в оной разных полков, все одинокие с рыболовных заводов, и таковые кои чтобы не только приличного его званию одеяние, но и самого нужного ежедневного не имели, - ныне чрез столь долгое время… и последнего лишаются» [Там же. Л. 111]. Описанная история со сбором полка, приёмами и источниками его комплектования характерна и для последующих лет (есть десятки примеров и похлеще).
В 1823 г. атаман Г. К. Матвеев, в целях ускорения и упрощения сбора полков на службу, предложил комплектовать полк из 5- 6 ближайших друг к другу куренных селений [1, ф. 249, оп. 1, д. 840, л. 1]. Ф. А. Щербина на этот счёт заметил: «этот удобный порядок комплектования полков был принят, но в полках оказались недочеты…» [7, с. 136]. Эти «недочёты» объяснялись некоторой нехваткой строевого состава и уклонением значительной части казаков от службы. Это две основные причины, которые свели действительно здравое желание атамана на нет.
По данным 1824 г. 2-й конный полк комплектовался из 10 селений, а 4-й пеший – из 24 [1, ф. 249, оп. 1, д. 890, л. 1, 14]. При комплектовании 2-го конного полка в царство Польское в 1826 г. опять собирали людей со всех полков войска [1, ф. 283, оп. 1, д. 23; ф. 286, оп. 1, д. 35]. Так же комплектовался и 6-й конный полк в 1827 г. [1, ф. 249, оп. 1, д. 940]. Мало того, почти все офицеры полка занимали какие-то должности по войску, и для вызова их на службу командиру полка пришлось испрашивать особое предписание атамана. Уже по пути следования командир полка в частном письме к атаману сообщил, что офицеры и нижние чины полка «есть самые беднейшие состоянием и не имеют с чего исправить себя всем нужным к военной службе» [1, ф. 249, оп. 1, д. 1010, л. 32].
В 1828 г. для сформирования полка в Измаил атаман А. Д. Безкровный приказал отобрать по 75 человек от каждого казачьего полка, из числа находящихся на льготе. Явившись на сборное место, атаман испытал сильное разочарование, которое он выразил в приказе по войску 7 апреля: «По прибытии моем на сборное место оказалось, что не только казаков, но и сотенных эсаулов и офицеров от некоторых полков недостает» [1, ф. 283, оп. 1, д. 172, л. 7]. Надо заметить, что практика комплектования сборных полков, обусловленная нехваткой лошадей и как следует обмундированных и вооружённых людей, имела место и во второй половине XIX в. уже в Кубанском войске.
К концу 1820-х гг. жалобы полковых командиров на трудности комплектования полков в связи с неявкой казаков на службу приняли, очевидно, такой массовый характер, что вынудили Войсковую канцелярию 14 июня 1828 г. провести специальное заседание. Решение оказалось неожиданным: «Войсковая экспедиция делала публикацию о розыске казаков долгое время не являющихся на службу по донесениям полковых командиров. Это не имело успеха, ставило Войсковую Канцелярию в бесполезное затруднение и служило поводом полковым командирам уклоняться от прямых своих обязанностей отыскивать казаков чрез своих нарочных или чрез сношения с земским начальством» [Там же. Л. 46].
Тенденция к улучшению ситуации начинает наблюдаться со второй половины 1830-х гг., закрепляет и стимулирует её Положение о Черноморском казачьем войске 1842 г.
Источники и литература
1. Государственный архив Краснодарского края.
2. Дмитренко И. И. Сборник исторических материалов по истории Кубанского казачьего войска. Т. III. СПб., 1896.
3. Короленко П. П. Черноморцы.СПб., 1874.
4. ПСЗ. Собр. 1. Т. 27. (1802- 1803). СПб., 1830. Ст. 20508.
5. Фролов Б. Е. Институт наемничества в Черноморском войске // Вопросы
историографии и истории Северного Кавказа XVIII – начала ХХ в. Краснодар, 1997.
6. Фролов Б. Е. Реформа строевого состава Черноморского казачьего войска в начале ХХ века // Вопросы регионоведения. Краснодар, 2002.
7. Щербина Ф. А. История Кубанского казачьего войска. Т. II. Екатеринодар, 1913.
Кубань-Украина: вопросы историко-культурного взаимодействия. Выпуск 5. / Сост. А. М. Авраменко. - Краснодар – Киев: ЭДВИ, 2011. 352 с.