Как и в прошлый наш приезд, все вокруг заливает солнце, на поляне стучат топорами старшие, младшие подтаскивают бревна и относят в сторону колотые дрова. Значит, беседовать будем снова у костра — у живого огня, щурясь от дыма и попивая лесной чаек — с девясилом и листьями земляники — душевный, как и все у Салдаевых.
— Медвежонок, — Василий Салдаев осторожно берет на руки своего четырехмесячного сына. Заглядывает в его голубые глаза и рассказывает, как он приснился ему за неделю до рождения. — Подбегает, вижу — мой. Спрашиваю: «Ты кто такой?» А он улыбается и отвечает: «Радивой». Так и назвали, а уже потом мне попались в руки «Песни западных славян» Пушкина, где и встретилось это имя. В местном загсе перелистали все справочники и развели руками: Радивоя нет, но родительское желание — закон. В поселке Ильском Северского района в гостях у Василия и Людмилы Салдаевых мы были в апреле прошлого года. Тогда они встречали нас со своими шестью сыновьями: близнецами Дмитрием и Кириллом, Егором, Гордеем, Ярославом и младшим солнышком в упругих белых кудряшках — Мстиславушкой. «Теперь дочку бы», — загадывали родители. В этот раз они вышли нам навстречу, также счастливо смеясь, и с теми же словами. — Ну, значит, — решили мы все вместе, — еще встретимся.
Как и в прошлый наш приезд, все вокруг заливает солнце, на поляне стучат топорами старшие, младшие подтаскивают бревна и относят в сторону колотые дрова. Значит, беседовать будем снова у костра — у живого огня, щурясь от дыма и попивая лесной чаек — с девясилом и листьями земляники — душевный, как и все у Салдаевых. Просто дежавю, если бы не синяя коляска с голубым конвертом.
— Ну, что у вас еще новенького? Тишка складывает руки на груди и надувает щеки. Важничает. Как-никак теперь он не самый младший. Брови свел, но улыбку сдержать все равно не получается, и он выпаливает: — Волчица сбежала!
Отец уже смеется:
— Грызла доску изнутри вольера, а мы и не заметили. Двух поросят и 70 бройлеров передушила и ушла, куда смотрела, — в лес. Разобралась за кашу с костями. Вот все у них так, что бы ни случилось — никто не унывает! Что для одних проблема, для Салдаевых — просто очередная задача, которую нужно решить. И не просто, а с хорошим настроением. Так что разговор «за жизнь» — тоже без оховвздохов.
— Кризис на нас не сказался, — отмахивается Василий, как и от вопроса о том, чем им помогает государство. — Мы на земле не пропадем. Баню, правда, не достроили, зато инструмент приобрели. Запруду надо сделать, чтобы потом из бани выскочить и — в ручей. Буду курятник новый строить, а то хорек повадился гусей, кур давить. В этом году надо фундамент дома залить.
Пока же все они ютятся в одной-единственной комнатке своего хотя и временного, но кирпичного домика. Двухъярусные кровати, диван и люлька — все бок о бок. Один сундук — вместо кресла, другой — вместо стола. В кухонное окошко бьется солнце, а в спальне весь оконный проем перегорожен полками, на которых рядами — отобранные отцом книги. Те же песни западных славян, старинные казачьи рассказы, один из которых нам тут же пересказали...
— Казалось бы, в наше время практически невозможно так жить — такой большой семьей, — предупреждает вопрос Василий, — а мы не просто выживаем. Живем красиво и правильно.
Наверное, потому, что вольно, у самой кромки леса, с удовольствием, не завися от благ цивилизации. Хотя тут с вами могут серьезно поспорить по поводу того, что для человека благо. Каменный мешок квартиры с отоплением, холодной и горячей водой, которые не дай бог отключат, или такой дом, как у них, — с колодцем и «печечкой, которая живое тепло дает»? Телевидение и Интернет, из которых столько всякого льется, что иногда не просто зажмуриться и заткнуть уши, а умыться хочется, как от грязи, или все-таки простор и свежий воздух, и на завтрак не химическая сосиска, а мясо с собственного подворья, и не чашка растворимого кофе, а чай из трав. Смотришь на сыновей Салдаевых — крепких, розовощеких, счастливых, и возразить нечего.
— Чем народ самостоятельнее, тем сильнее, — продолжает Салдаев. — Вот, к примеру, как казаки Кубань завоевывали? Черкесы ведь были далеко не подарки, а они смогли им противостоять, и жизнь обустроить. А потому что волевые были, умные, сильные. Сегодня не в каждом казачьем обществе могут сказать, что казаки — сплошь такие, какими были их предки. Но возрождение идет. У нас вот тоже и атаман Дмитрий Франченко — боевой, и зам его — Александр Дедов — мой большой друг.
А мама берет на руки свое сокровище и светится: — Родился — 4600, и уже девять килограммов, руки оттягивает...
— Серьезный хлопец, — кивает отец, — но улыбается часто. Василий признается, что только после пятого ребенка понял, что такое большая семья.
— Если дети дома, мы горы сворачиваем. Вот тут казус случился — крыша на сарае съехала. Стали поправлять, да мне на работу пора было. Приезжаю — а они уже сами справились. Где надо — поддомкратили, где стянули, сбили. Старшим уже по 14, они всем и заправляли. Я вот надумал определить их в Рязанское десантное училище, чтоб по моим стопам. Подготовка идет полным ходом. Дома — одна, в азовском лицее — другая. Четыре месяца ходят на секцию вольной борьбы к Александру Леутскому, уже медали с соревнований привозят.
Мы выходим из дома, Василий прикрывает дверь, на которой набиты в круг восемь подков.
— Еще одну пора вешать, — отмечает он вполголоса и, глубоко вздохнув, кивает на лесистые холмы. — А хорошо-то как тут и весной, и осенью! Теплынь! Надо будет нам по лесу пробежаться, может, уже цикламены где показались... Маме нарвем, она у нас молодец.
Елена Рыжкова
Фото Анны Бурлаковой
Кубанский казачий вестник № 4(55)// г. «Кубанские новости», 07.02.09 г