С наступлением тепла выезжали донские казаки на охрану приграничных рубежей Кубанской области. На зиму возвращались обратно на Дон, к семьям. Три года нести такую службу пришлось и первопоселенцу ст.Убеженской Суханову.
С наступлением тепла выезжали донские казаки на охрану приграничных рубежей Кубанской области. На зиму возвращались обратно на Дон, к семьям. Три года нести такую службу пришлось и первопоселенцу ст.Убеженской Суханову.
- А в последний год императрица Екатерина издала указ о том, чтобы донских казаков оставить на Кубани на вечное поселение, - рассказывает Юрий Яковлевич Фильчаков, потомственный убеженский казак по материнской линии. - А как было жить на чужбине, если на родине остались матери и невесты? Тысяча казаков не захотела перемен. Они снялись и ушли на Дон.
Но там их встретили не так, как они ожидали: собрали всех, высекли кнутами и пригнали обратно на Кубань, в прежнюю часть. С тех пор их свои же товарищи дразнили «кнутобойцами». Вот в том году и разбили первопоселенцы свой стан, Убеженский.
Сначала жили над Кубанью - она их затапливала. Потом перебрались на выгон - там попали под пыльные бури. Снова вернулись к реке, и снова - очередное подтопление. В конце концов, методом проб и ошибок, остановили свой выбор на оптимально безопасном месте, где и жили до тех пор, пока уже Сталин не переселил.
Откуда корни пошли
В 60-х годах позапрошлого века пришли на Кубань из Курской губернии четыре брата Фильчаковы, обжились, приняли казачество, женились, отделились, построились. И родилось у них 26 детей.
...Юрий Яковлевич перебирает пожелтевшие фотографии, называет имена людей, которых уж давно нет рядом с нами: Ефим, отец Семена, Аким, Александр, Михаил, Настя, Дуня, Яков и другие…
- А вот это - родня по материнской линии, - продолжает он, - дядьки и тетки: Аленка, Санка, Дуня, Васютка (Василиса), Ефрем, Федор, моя мать - Ирина. Из-за Федора маме пришлось хлебнуть лиха. Не подчинился он советской власти, прятался, а мать его кормила. Вот ее в одиночку и посадили, выпытывали, где он есть. Мать ничего не сказала, да все равно выследили - в камышах убили.
Еще одна трагичная история связана уже с Семеном. Начинался голод, а он вез продукты - кормить бригаду. Отобрали у своего же собрата-казака запас провизии прятавшиеся в камышах беглецы. Платить за урон было нечем - так и сгинул в тюрьме Семен… Остались на память о нем лишь семейная легенда да пожелтевшая фотография.
- Кто-то из большой родни погиб в 1918 году на германском фронте, - говорит Юрий Яковлевич, - других разогнал Иоська (И.В.Сталин - прим. автора). К началу тридцатых годов в станице численность населения колебалась от 14 до 16 тысяч человек. Потом ряды казаков значительно поредели.
Оставшиеся приспосабливались к новой жизни: работали, вступали в колхозы (вначале их насчитывалось 33, а после укрупнения осталось два - имени XVII партсъезда и имени Свердлова), растили детей.
- Отец у меня мастеровой был,- продолжил Ю.Я.Фильчаков, - сапожничал, плотничал, мог работать и кузнецом, и токарем, играл на скрипке (руководил церковным хором, дирижер, как сейчас говорят). Первыми в станице в 1926 году купили трактор. Да что-то не поладили, начал отец работать отдельно, в домашней кузне. Мать с девчатами пахала, сеяла, обрабатывая 6 десятин земли. С трудной работой отец помогал им справляться. Девочки еще и по соседям подрабатывали, помогая им по хозяйству. А когда началась коллективизация, отцу шепнули: «Сегодня арестуют». Ему удалось убежать. А потом и мать с сестрами к нему перебрались.
Многие наши тогда ушли в Грузию, в Дагестан, в Кабарду. Но и там приходилось несладко: за пять лет похоронили родители в Грузии четырех дочерей - лихорадка забрала. А когда в 1935-м году давление на казаков ослабло, вернулись они домой, на Кубань. Все, что наживалось годами, пришло в запустение, плодородная земля заросла бурьяном. Жить начинали практически заново. Но обжились, стали хорошо зарабатывать, собирать богатые урожаи. А тут - война…
Цена Победы
Каждая семья в большом Советском Союзе положила за четыре года войны свою дань на алтарь Отечества. Слова - громкие. Да уж больно жертвы были тяжелые, по-другому не скажешь. Один за другим уходили эшелоны на фронт. В теплушках - родные и друзья, кормильцы и несостоявшиеся родители, на ком полностью прервался род. В товарных вагонах - продовольствие и стратегическое сырье, то, что отправлял фронту тыл.
И никто не может сравнить, кому было легче: бойцам или мирным жителям. Да и о каком мире идет речь? Бились за урожай, за надои и привесы, за здоровье детей, за то, чтобы самим уцелеть.
Уже перед самым приходом немцев в Убеженской репрессировали двенадцать казаков. Среди них был и отец Юрия Яковлевича, расстрелянный вместе со всеми где-то в отрадненских известковых карьерах. Много позже на убеженском кладбище появится памятный знак репрессированным станичникам. На нем среди многих - четыре фамилии Фильчаковых.
- Это еще не все, - горестно вздыхает Юрий Яковлевич, - из всей многочисленной родни хорошо, если около двенадцати человек осталось. Только у нас из всех детей перед войной в живых было две сестры да я. Одна из них прошла медицинской сестрой по фронтам от Сталинграда до Берлина. А мы в станице под немцем остались…
У Юрия Яковлевича, ровесника Краснодарского края, и у Нины Павловны, его супруги, воспоминания о времени оккупации очень сильно разнятся. Может, потому, что сказывается трехлетняя разница в возрасте, а, может, все гораздо проще:
- Я рыженькая была, - смеется Нина Павловна, - немцы меня за такую масть любили, говорили: «Это наша!». И сахар давали, и шоколад. Да, нашей семье с «нашими» оккупантами как-то повезло - они не шкодили, молока надо было - спрашивали.
- Ну, что ты, Нина! - отвечает ей супруг. - Я хорошо помню, как за курами они с пистолетами гонялись, стреляли в них, как танки из колодца хорошей водой заправляли (до шестидесятых годов сохранялись колеи к тому колодцу, что они танками нарезали). Да и вообще - брали без спросу все, что хотели. Нам, пацанам, хотелось хоть чем-то им отомстить. Как-то немец сушил патроны, а я их у него переполовинил. Потом в лесу с друзьями в костер их побросали, «салют» такой партизанский устроили! А фриц мне за это уши накрутил в самом прямом смысле слова - неделю они потом у меня красные были да огнем горели.
Долго еще вспоминают супруги Фильчаковы о том, как складывалась жизнь во время войны и после, как за праздник считалась в семьях кружка молока, оставшаяся после сдачи обязательного налога, как на домашней крупорушке трижды мололи пшеницу, чтобы получить муку, пригодную для выпечки «латутиков», какой неповторимый вкус был у гренок, зажаренных на свином смальце.
Казачка ты, казачка…
Матери в их семьях делали все, что могли, и даже больше, для того, чтобы сохранить детей живыми и здоровыми, чтобы не перевелся казачий род. Этому же учили и своих дочерей. Нина Павловна - тоже казачка, из семьи Корчагиных, практически в одно время с Фильчаковыми переселившейся на Кубань из Курской области. Судьбы переселенцев похожи одна на другую, с небольшими различиями.
Пятерых детей воспитывали родители Нины, жили трудно: мама постоянно болела, с детьми управлялся один отец. Эти лишения сказались на том, что сейчас из всех детей Корчагиных в живых осталась лишь Нина Павловна.
- Обживаться стали лишь после свадьбы с Юрием Яковлевичем, - улыбается она. - Ой, да свадьба - это так громко сказано, если ее сравнивать с сегодняшним размахом. Вот фотография наша с торжества, ей уже 51 год. На мне платье - чужое, фата - чужая, венок - чужой. Только туфли свои, коричневые. Но это праздника не испортило.
Жили, как все: работали в колхозе, растили детей. После трагической гибели дочери поднимали на ноги внучку Оксану, в три месяца оставшуюся сиротой. Старались не обращать внимания на сплетни и пересуды - и так тяжело было. С годами боль не притупилась: на глазах у матери - слезы, отец хмурит брови…
Подросшая Оксанка радовала бабушку с дедом своими успехами. Одно время активно занималась конным спортом, брала призовые места в соревнованиях различного уровня. Сейчас у нее уже сын, Славка, который в этом году паспорт получает.
Двое детей и у сына Михаила. В них, живущих в разных регионах России, продолжается род казачий.
Нема переводу!
На чем держится род казачий? На силе воли, трудолюбии и жизнелюбии. На правде-матке, которую не боится резать Юрий Яковлевич. К его дому ходоки уже тропинки не прокладывают: современные технологии позволяют звонить и приезжать с наставлениями, о чем из недоделанного нужно еще рассказать властям, за советом и справками. Не ждет за это благодарности старый казак. Но сожалеет о том, что молодежь не до конца понимает, что же должны делать, и как должны жить настоящие казаки.
…Прихварывают супруги: нет былой силы в руках и ногах, не так остры глаза. Но по-прежнему во дворе и в доме - море цветов, а в душах - молодой задор и решимость довести начатое до конца, насколько времени и возможности хватит.
- Деду говорю: кончай воевать, побереги здоровье! - говорит Нина Павловна. - А он мне: «А кто еще правду расскажет? Если все руки опустим, как жить будем?» Иной раз болячки так одолевают, но выйдем за калитку, посмотрим вокруг: какой воздух, какая трава! Сидишь на лавочке и думаешь: как умирать от такой красоты?! Вот и живем потихоньку, каждому дню, каждой травинке радуемся…
С. Усова
Материал для публикации любезно передан газетой «Рассвет» Успенского района Краснодарского края
Сайт газеты http://gazeta-rassvet.ru
Фото автора и из архива семьи Фильчаковых