На этапе переселения Черноморского казачества складывается его самобытная культура. Она вобрала в себя традиции материальной и духовной жизни народов, населяющих край. Это нашло отражение в формировании системы образования, просветительских учреждений, кубанской литературы, искусства. Культура Кубани вобрала в себя богатства разных эпох и народов. Этническая общность региона формировалась на основе синтеза культуры славянских племён, проживавших на территории Украины, соседних народов – белорусов, молдаван, болгар, греков. Каждый народ принес на кубанскую землю свой национальный фон.
Н.А. Федченко,
преподаватель кафедры социально-гуманитарных дисциплин
филиала ИМСИТа в г. Апшеронске
На этапе переселения Черноморского казачества складывается его самобытная культура. Она вобрала в себя традиции материальной и духовной жизни народов, населяющих край. Это нашло отражение в формировании системы образования, просветительских учреждений, кубанской литературы, искусства. Культура Кубани вобрала в себя богатства разных эпох и народов. Этническая общность региона формировалась на основе синтеза культуры славянских племён, проживавших на территории Украины, соседних народов – белорусов, молдаван, болгар, греков. Каждый народ принес на кубанскую землю свой национальный фон.
Кубанское казачество начало приобретать свои характерные социально-культурные особенности, которые отличали его от запорожцев и линейцев, уже в 1888 г. – заметил Ф.А. Щербина. Он писал, что в линейных станицах Кубани шла «борьба двух этнографических начал – великорусского и малорусского, и само население, под влиянием этой борьбы, получило смешанную, двойную окраску: образовалось нечто среднее между великороссами и малороссами – язык, бытовая обстановка, некоторые обычаи и носят именно такой двойственный характер» [4].
Этническое своеобразие Кубанского казачества рассматривает Н.И. Бондарь. Он считает, что «Кубанское казачество – полиэтнично в своей основе. В него вливался не только преобладающий славянский компонент (русские, украинцы, черноморцы, сербы и др.), но и незначительное количество представителей других народов (адыги, греки, цыгане и др.). С точки зрения этнологии, это явление универсальное, сопровождающее формирование любой более или менее крупной этнической общности…» [1].
На Кубани в качестве исходных этноопределяющих начал выступили два компонента: русский и украинский. И тот, и другой представляли собой необычную организационную форму – казачьи войска. Процесс возникновения и раннего развития этих двух этнических слагаемых Кубанского казачества имел много общего, но вместе с тем и свои характерные особенности. Параллельно с формированием и унификацией традиционной культуры черноморского казачества протекал процесс её взаимодействия с традиционной культурой русской этнографической группы. Межэтническая культурная диффузия в первую очередь затронула язык, песенный и танцевальный фольклор и в меньшей степени – обрядовую субкультуру. Итог этнокультурных и этнических процессов объединительного характера – зарождение самосознания – кубанские казаки.
Ф.А. Щербина считает, что «кубанские казаки – единое население, этнически и социально неоднородное, но обладающее определенным хозяйственно-бытовым укладом, традициями и культурой» [4]. Оно проявилось в быту, официальном делопроизводстве, а также в фольклоре и других блоках традиционной культуры. Казаки отличались уникальным бытом, внутренней общественной организацией, военным укладом и образом жизни, находились в постоянной готовности к защите своих земель.
Основная функция казачества – защита Отечества, получившая свое развитие через воспитательный процесс, основу которого составляют патриотические традиции. Возникает образ кубанского воина-казака, обеспечивается воздействие сверхординарного объединяющего принципа «За веру, Отечество и други своя…». Оно невозможно без архетипического стремления к координации напряжения противоположностей, каковыми являются инкорпорирующиеся элементы из инокультурного поля в социальное целое – Кубанское казачество.
Разворачиваются процессы социумизации, усвоения индивидом духовных ценностей и опыта того социума, к которому он теперь принадлежит. Он в свою очередь невозможен вне архетипического образа человеческого потенциала, выраженного в кубанской казачьей вольнице, где реализуется единство личности как целое.
Именно казачий круг, система казачьей демократии обеспечивают суммативность личности, когда любой член кубанского казачьего сообщества причастен к определению сущего, должного и возможного не только в отношении социального целого, но своего «Я».
Социоэтническая самость обозначает социальные пределы бытия «Я». Прежде всего, это само-бытие, т.е. такое сущее, которое позволяет индивиду, не оглядываясь по сторонам, произнести: «Я – кубанский казак», и в этом выражается степень свободы.
Личная самость полагает своеобразие бытия существования в качестве «заботы», ассоциированное отражение которой – важнейшая традиция кубанского казачьего сообщества, традиция односумства. «Это бытие сущего, когда мои хлеб-соль – хлеб-соль казачьей общины, когда мои знания, опыт, мудрость – достижение всех, когда мои храбрость, отвага, успех – моя честь и слава войсковая, когда мои поражения, неудачи, ошибки – печаль станичная» [3]. Тем самым самость «Я» – человеческое существование, а оно в отношении к окружающему миру предстаёт как «озабоченность», а в отношении к другому человеку – «общая забота». Безличная же самость, будучи повседневным высказыванием «Я», гарантируется целенаправленностью этнического коллектива казаков.
Так формируется человеческий капитал кубанского казачьего сообщества, ценность которого невозможно просчитать только экономически. Безусловно, при этом отодвигаются на второй план собственные возможности и горизонты бытия, но в казачьем понимании «Я» всегда вторично. Социоэтническая самость позволяет поддерживать непрерывность этнической эволюции; несмотря на социальные коллизии, гарантировать преемственность культуры кубанских казаков и передавать её последующим поколениям.
Существование этого субэтноса всегда происходило на границах Российского государства, где он выполнял функцию пограничной охраны от вражеских нападений. У кубанских казаков сложилась только им присущая этническая традиция – иерархия стереотипов и правил поведения, мировоззренческих установок, культурных канонов, форм хозяйствования.
Формирование кубанского казачьего субэтноса, его социально-экономических, культурных, политических и общественных характеристик осуществлялось долгие столетия. Оно происходило под воздействием многих факторов: природно-климатического, геополитического, хозяйственной деятельности, завоеваний, миграций, государственной политики. В результате сформировался уникальный самобытный в своём роде этнокультурный ландшафт.
Для культуры Кубанского казачества присуща способность не только передавать накопленный культурный опыт от одного поколения к другому, но бережно хранить его в языке, быте, традициях, навыках, художественном творчестве, одежде, обычаях. В этом смысле культура – «память» этноса, кладовая накопленного им опыта.
Культура Кубанского казачества – самобытное явление, на формирование которого оказали влияние различные национальные и этнические культуры. Она – главный способ жизнедеятельности субэтноса, отражение его жизненного мира.
Литература
1. Бондарь Н.И. Кубанское казачество: история, этнография, фольклор. – СПб.: Москва, 1995.
2. Бондарь Н.И. Кубанское казачество (этносоциологический аспект) / Кубанское казачество: история, этнография, фольклор. – Москва, 1995. – С. 17.
3. Куцеев В.В. Этническая история казаков. – Краснодар: Изд. группа Кубанского института технического творчества, 1995. – С. 122.
4. Щербина Ф.А. История Кубанского казачьего войска. – Краснодар: Советская Кубань, 1992. – С. 36, 64.
Конференция «Ф.А.Щербина, казачество и народы Северного Кавказа в исторической ретроспективе», 2007 год, декабрь, г. Краснодар