Отечественная война 1812 г. явилась важной вехой формирования исторической памяти и патриотического сознания кубанского казачества. Своеобразным отражением качественных сдвигов в казачьем общественном сознании стали первые попытки изучения участия казаков Кубани в отражении наполеоновского нашествия и в освободительных походах русских войск в Европу. Эта работа развернулась в Кубанской области в преддверии 100-летия Отечественной войны. На страницах местных изданий печатались статьи Ф.А. Щербины, И.И. Кияшко, А.Г. Рыбальченко, Н. Виноградова и других именитых и малоизвестных авторов.
Матвеев Олег Владимирович,
доктор исторических, профессор кафедры
дореволюционной отечественной истории
Кубанского государственного университета (г. Краснодар)
Отечественная война 1812 г. явилась важной вехой формирования исторической памяти и патриотического сознания кубанского казачества. Своеобразным отражением качественных сдвигов в казачьем общественном сознании стали первые попытки изучения участия казаков Кубани в отражении наполеоновского нашествия и в освободительных походах русских войск в Европу. Эта работа развернулась в Кубанской области в преддверии 100-летия Отечественной войны. На страницах местных изданий печатались статьи Ф.А. Щербины, И.И. Кияшко, А.Г. Рыбальченко, Н. Виноградова и других именитых и малоизвестных авторов, рассказывающих о причастности черноморского казачества к героической эпохе в истории России. При этом нередко пафосная верноподданническая риторика сталкивалась со стремлением привлечь внимание к сложности и противоречивости исследовательского поиска, требующего не скороспелого кавалерийского натиска, но длительных кропотливых архивных разысканий.
Весьма поучительны в этом плане материалы развернувшейся в 1912 г. на страницах «Кубанского казачьего листка (официальное издание Войскового штаба) малоизвестной сегодня полемики между видным историком-архивистом П.Л. Юдиным и есаулом Кубанского казачьего войска Г.А. Эммануэлем.
Научное наследие П.Л. Юдина лишь в последние годы стало предметом системного анализа историков-казаковедов [1]. Потомственный оренбургский казак Павел Львович Юдин (1863–1927) получилизвестность как исследователь казачьей старины на архивном поприще, явился одной из самых заметных фигур русской провинциальной архивистики конца XIX – начала XX вв. Уже в 16 лет он, по примеру старшего брата – учителя и журналиста, опубликовал свою первую статью, посвящённую обычаям старообрядцев. В 1898–1901 гг., будучи хорунжим Оренбургского казачьего войска, П.Л. Юдин проживал в г. Астрахани, занимаясь архивными разысканиями и литературным трудом. Затем, выйдя в отставку, он состоял хранителем исторического архива Саратовской учёной комиссии.
В 1909 г., в рамках подготовки к 300-летию династии Романовых, по приказу начальника Терской области и наказного атамана Терского казачьего войска А.С. Михеева во Владикавказе активизировался сбор документов для написания истории терского казачества. Для этой кропотливой работы был приглашён отставной хорунжий П.Л. Юдин, который к тому времени зарекомендовал себя весьма компетентным специалистом в области архивного дела. Павел Львович воспринял предложенную службу как своё кровное дело.
«Буду стараться, насколько хватит моих сил и здоровья усугубить рвение на пользу и для славы Вам и мне родного казачества», – писал он 8 октября 1910 г. начальнику Войскового штаба генералу Ф.Г. Чернозубову [2]. Исследователь предпринял масштабные архивные разыскания в Астраханском губернском архиве, предоставил штабу Терского казачьего войска выписки и копии документов в объёме 6825 страниц. В мае 1911 г. по приглашению генерала Чернозубова П.Л. Юдин решил переехать с семьёй во Владикавказ на постоянное жительство. Здесь он продолжил свою активную деятельность, привёл в порядок дела Кизлярского архива, затем работал некоторое время в Москве, отыскивая материалы по истории казачества в архивах Министерства иностранных дел, Дворцовой и Оружейной палат, в Юридическом архиве. Собранные архивистом материалы были использованы В.А. Потто, М.А. Карауловым, Г.А. Ткачёвым при подготовке монографий по истории терского казачества. Итоги своих научных разысканий П.Л. Юдин часто публиковал на страницах северокавказских газет и изданий Терского общества казачьей старины, действительным членом которого он являлся. Деятельность архивиста и историка получила высокую оценку среди казаковедов.
В 1915 г. П.Л. Юдин был призван ополченцем на Кавказский фронт Первой мировой войны, в 1916-1917 гг. служил военным корреспондентом. После революции и Гражданской войны Павел Львович вынужден был трудиться на бойне «Обкожи» (Терский областной комитет кожевенной промышленности) и лишь в 1924 г. получил работу по специальности в Астраханском архивном бюро. Нальчикский исследователь Ф.А. Киржинова, посвятившая кандидатскую диссертацию научному наследию и общественной деятельности историка-архивиста, справедливо отметила: «Ценность работ П.Л. Юдина состоит во введении им в научный оборот архивных документов, большая часть которых не сохранилась до нашего времени» [3]. Ставропольский учёный В.А. Колесников пришёл к выводу, что этот историк-архивист «олицетворял собой исследователя новой генерации казаковедов, его исследовательскую манеру можно с уверенностью определить как приверженную, хотя и спорадическому, стихийному, но критическому позитивизму. Работам Юдина присущ аналитический настрой, прослеживается чёткое следование за первоисточниками, доминанта которых всегда признаётся за архивными материалами» [4].
В конце января 1912 г. в квартиру П.Л. Юдина во Владикавказе постучался офицер, который представился есаулом 2-го Хопёрского полка Эммануэлем. Вручив хозяину номер «Кубанского казачьего листка» со своей статьёй об участии хопёрцев в Отечественной войне 1812 г., нежданный гость несколько шокировал почтенного историка просьбой оказать немедленное содействие в поисках соответствующих архивных материалов.
В делах Государственного архива Краснодарского края сохранились послужной список и аттестации этого офицера, которые позволяют судить о его характере. Георгий Александрович Эммануэль родился 1 марта 1870 г., имел православное вероисповедание, происходил из дворян Херсонской губернии, воспитание получил в Пажеском Его Императорского Величества корпусе, который окончил по первому разряду [5]. Был выпущен хорунжим в 1-й Хопёрский Ея Императорского Высочества Анастасии Михайловны полк Кубанского казачьего войска, занимал различные должности: полкового адъютанта, командира сотни, заведующего оружием, делопроизводителя офицерского заёмного собрания, заведующего административно-полицейским участком. В составе 6-го Сибирского казачьего полка Г.А. Эммануэль прошёл русско-японскую войну, хотя в сражениях не участвовал [6]. Он был награждён орденами Св. Станислава 3-й степени, Св.Анны 3-й степени, Св. Равноапостольного князя Владимира 4-й степени, серебряной медалью в память царствования Императора Александра III, наградным знаком видоизменённого Кавказского креста В память 50-летия покорения Восточного Кавказа, тёмнобронзовой медалью в память русско-японской войны, светлобронзовой медалью в память 300-летия Царствования Дома Романовых [7]. На первый взгляд, перед нами типичный казачий боевой офицер. Но даваемые ему вышестоящим начальством аттестации показывают, что есаул постоянно жаждал новых впечатлений и болезненно воспринимал рутинные тяготы повседневной службы. Полковой командир обращал внимание на два обстоятельства характеристики есаула Эммануэля: «к строевой службе у него тяготения нет» и «физически развит хорошо, но нервный» [8]. Наказный атаман Кубанского войска отметил: «При безупречных нравственных качествах есаула Эммануэля он в последнее время стал обнаруживать некоторую возбуждённость нервной системы» [9]. По-видимому, беспокойная натура есаула играла в его поступках и мотивах не меньшую роль, чем горячая черногорская кровь. С началом 1-й Балканской войны в 1912 г. он подал рапорт командованию о командировании «добровольцем в распоряжение Его Королевского Величества короля Черногорского» [10]. Не дождавшись положительного ответа на свою просьбу, Эммануэль 12 декабря 1913 г. подаёт другой рапорт: «Имея желание быть инструктором в Монгольской бригаде, в провинции Тушету-хан Северной Монголии, прошу ходатайства о командировании меня в гор. Ургу, в распоряжение начальника инструкторов названной бригады» [11].
Осведомлённое о характере Г.А. Эммануэля командование, как могло, сдерживало энергичные порывы потомка черногорских юнаков [12]. Однако уберечь нервозного офицера от неприятностей не удалось. В июле 1914 г. в лагере близ станицы Баталпашинской произошло столкновение казаков-хоперцев с офицерами. Инцидент удалось уладить. Однако приехавший в лагерь Г.А. Эммануэль решил провести собственное расследование. Ответ одного из казаков показался есаулу дерзким. Эммануэль, выхватив револьвер, несколько раз выстрелил в помощника атамана станицы Георгиевской Василия Катилевского, а затем и в других казаков. Станичники пришли в страшное негодование, в офицера полетели камни и палки, пока он не перестал подавать признаки жизни. Благодаря неустойчивому психическому складу, есаул Эммануэль пал не от вражеской пули, а от рук своих сослуживцев [13].
Но вернёмся в начало 1912 года. Находя повседневную служебную рутину скучной, Г.А. Эммануэль решил попробовать себя на ниве полкового историка. Видимо, ему не давали покоя лавры В.Г. Толстова и А.Г. Рыбальченко, подготовивших солидные труды по истории Хопёрского полка. Представился удобный случай – 100-летие Отечественной войны 1812 года. 10 января в «Кубанском казачьем листке» была опубликована статья Г.А. Эммануэля «Участвовали ли Хопёрцы в Отечественной войне 1812 года». Отталкиваясь от сообщения А.Г. Рыбальченко о том, что «канцелярия Хопёрского полка сгорела во время пожара в Москве в 1812 году», Эммануэль выдвинул версию об участии казаков-хопёрцев в борьбе с Наполеоном. Не имея прямых доказательств, есаул привёл косвенные: «В коннице армии генерала-от-кавалерии Витгенштейна находился между прочим и Ставропольский калмыцкий полк, а Ставропольская губерния в это время была землёю войска Хопёрского, очень возможно, что и от хопёрцев какая-либо часть войска входила в состав действующей армии» [14]. Другим косвенным свидетельством есаул считал участие сотни Сборно-Линейного полка в освящении в августе 1839 г. памятника Бородинскому сражению. Надежды быстро подтвердить свою версию и написать эпохальный труд Эммануэль возлагал на документы Владикавказского архива, посетить который «ныне было бы весьма желательным» [15].
Не откладывая своё желание в долгий ящик, Георгий Александрович отправился во Владикавказ, рассчитывая одним махом добыть нужные ему сведения и раскрыть, наконец, правду об участии хопёрцев в Отечественной войне 1812 года. Узнав, что самым компетентным специалистом местного архива является П.Л. Юдин, неискушенный в сложности архивных исследований есаул заявился к историку, надеясь немедленно заполучить желанные документы. «Есаул кадра Хопёрского полка Эммануэль, будучи 27-го января во Владикавказе, – вспоминал П.Л. Юдин, – любезно доставил мне 1 экземпляр № 38 «К.к.л.-а» с напечатанной в нём его заметкой «Участвовали ли Хопёрцы в Отечественной войне» и статью А. Ир.-ского «Правда о Черномории и Черноморцах в 1812 году». К сожалению, я не мог оказать большую услугу моему почтенному товарищу по оружию (происходящему, видимо, от известного на Кавказской линии генерала Эммануэля), так как он не имел никаких полномочий ни от полка, ни от войска на доступ его в местные архивы. Тем не менее, имея личное право доступа во Владикавказский центральный архив, я познакомил его с содержанием последнего, указав при этом некоторые весьма интересные данные к истории Кубанского войска» [16].
Свою позицию по поводу полемики вокруг известной статьи Ф.А. Щербины о черноморцах в 1812 г. историк высказал следующим образом: «Полагаю, что точные сведения об участии Черноморцев и Хопёрцев в войне 1812 года можно найти только в архиве Главного Штаба (при военном министерстве) и делах штаба Кавказской линии и Черномории (в Тифлисе), чтобы положить предел взаимных пререканий между гг. Щербиной и Ир.-ским. К сожалению, правдиво описывая ход участия Черноморской гвардейской сотни под командованием полковника Бурсака, последний автор и сам в одном случае уклоняется от истины. Так, например, он уверяет, что сотня эта прибыла из Екатеринодара в Петербург 1 марта 1812 г., тогда как, судя по очерку полковника С.И. Петина, она достигла северной столицы 12 февраля этого года в составе 3-х офицеров, 14 урядников и 100 казаков» [17]. Несколько позднее П.Л. Юдин прошёлся и по работе Ф.А. Щербины: «Та небольшая заметка, которую поместил в № 1 «Куб. обл. вед.» г. Щербина, не даёт ничего ни уму, ни сердцу кубанцев, притом, как указывает г. Ир.-ский, она страдает некоторыми неточностями. Кормить же неверными сведениями своих станичников – это значит подрывать в них авторитет к печатному слову и уважение к своим руководителям» [18]. Очень современно звучит из далёкого 1912 г. горький вывод П.Л. Юдина: «К стыду нашему приходится сознаваться, большая часть казачества спит и ничуть не помышляет о восстановлении в памяти своих родичей дорогих заветов прошлого. А руководители наши убивают всякие попытки в этом направлении даже тех, увы, немногих борцов, которые болеют душой за родных казаков, невзирая на их различные наименования» [19].
Такой нелестный отзыв известного архивиста тут же вызвал отповедь некоего И.И.К.. По всей видимости, это – инициалы кубанского войскового архивариуса есаула И.И. Кияшко, который при поддержке наказного атамана к юбилею войны подготовил содержательную брошюру о казаках Кубани в 1812 г. [20]. «Заявление г. Юдина неверно и несправедливо, – возражал автор заметки. – В последние годы по инициативе нашего глубокочтимого Кошевого и других лиц, любящих своё родное войско, предприняты деятельные розыски и сбор документов, освещающих ту или иную сторону жизни наших славных предков Запорожцев, Черноморцев и Кавказцев, а также выяснение их участия в Отечественной войне и войнах 1813–14 годов» [21].
Нам представляется, что дело в данном случае было не столько в отсутствии необходимых инициатив и усилий со стороны Кубанского казачьего войска, сколько в разнице подходов к историческому материалу. П.Л. Юдина не устраивала героико-романтическая манера изображения событий кубанцами [22], он во главу угла ставил архивный первоисточник.
В отношении же версии Г.А. Эммануэля Юдин, как профессиональный историк-архивист, не мог не отметить её наивности: «Вопрос этот находится пока под большим сомнением, особенно по тем основаниям, которые приводит в своей записке ес. Эммануэль […]. По-видимому, автор мало знаком с историей прочих казачьих войск, а также и Кубанского […]. Хопёрского войска никогда не существовало, а был полк, который под этой организацией проживал в Новохопёрской крепости (Воронеж. губ.) и четырёх окружающих её слободах, в каком виде переселился на Кавказ, где и поселился четырьмя станицами при вновь устроенных крепостях» [23].
«Далее, – отмечал П.Л. Юдин, – автору видно неизвестно, что кроме Ставрополя кавказского существовал ещё Ставрополь на Волге в нынешней Самарской губернии. В этом последнем имела пребывание канцелярия Ставропольского Калмыцкого войска, вошедшего впоследствии с самарскими Алексеевскими казаками в состав Оренбургского казачьего войска» [24]. П.Л. Юдин не исключал, что нуждавшееся в коннице русское командование могло вытребовать казаков с Кавказа, «но чтобы точно определить это обстоятельство, нужно время, а не с места в карьер пускаться говорить о том, в чём нет уверенности» [25].
Однако вместо того, чтобы воспользоваться направлениями поиска, указанными Юдиным, Г.А. Эммануэль обиделся. Его взбесило, прежде всего, то обстоятельство, что младший по званию, отставной хорунжий, поучает целого есаула как надо изучать историю Отечественной войны. «Хорунжему Юдину, происходящему, видимо, от коренных оренбургских казаков, – писал задетый Г.А. Эммануэль, – не пристало укорять публично, путём печати, своих собратьев по оружию, кубанцев и терцев, не говоря уже про сам приём полемики, не исключающий даже тех выражений, что едва допустимы правилами военной этики» [26].
Совершенно не вникая в необходимые правила работы с архивными документами, на которые ему указал П.Л. Юдин, Г.А. Эммануэль упрекнул историка в отказе сообщить номера дел Астраханского архива, «кои я пожелал отметить у себя в записной книжке на том основании, что все его Астраханские, а равно и Кавказские изыскания составляют, так сказать, секрет, т.е. собственность Войскового штаба Терского казачьего войска, затратившего на них свои средства» [27]. Описанная ситуация выглядит очень современно. Нередки сегодня случаи, когда в архив приходит любитель и требует немедленно предоставить ему необходимые данные, не имея ни направления от государственного учреждения, ни необходимых навыков работы с архивными документами, не желая слышать о том, что некоторые дела содержат конфиденциальную информацию и не выдаются исследователям.
«Мне грустно, – писал в своём ответе П.Л. Юдин, – что есаул Хопёрского полка Эммануэль выступил против меня с полемическим задором (в № 114 «Куб. каз. л.»), показав лишний раз своё незначительное знакомство с казачьей историей и с теми укоренившимися обычаями, которые существуют во всех военных учреждениях. Печальнее всего то, что бросая мне упрёк в незнании «военной этики», он искажает для своего оправдания факты» [28].
Историк повторил, что Эммануэль приехал во Владикавказ в отсутствие начальника штаба Терского войска, не имея притом «надлежащего для архивных изысканий полномочия». «Прежде всего, я – не хозяин штаба, чтобы самовольно распоряжаться достоянием войска и отдавать первому прибывшему офицеру, хотя бы казачьего происхождения, то, на что он не имеет ни нравственного, ни юридического права, – писал Павел Львович. – Полагаю, этого не сделал бы и сам начальник войскового штаба г.-м. Чернозубов» [29]. Историк объяснил читателям «Кубанского казачьего листка», что есаулу «не было никакой необходимости заносить в свою записную книжку №№ дел, которых в действительности не существует». В переданной есаулу брошюре историк писал о страшной запущенности Астраханского архива, перепутанных связках дел, отсутствии описей и номеров. Вместо несуществующих номеров дел Астраханского архива Павел Львович предложил офицеру-хопёрцу познакомиться с описанием документов и выписок, которые Юдин извлёк из Астраханского губернского архива, и с подвижным указателем по Кизлярскому архиву. Но есаул Эммануэль «отказался просматривать их, так как не располагал, по его словам, временем, потому что на просмотр свыше 8 тыс. №№ понадобилось бы не меньше недели, а он приезжал во Владикавказ лишь на сутки» [30].
Опять же, описанная ситуация актуальна для нынешнего дня, когда начинающие исследователи хотят получить для своей темы всё и сразу, не задумываясь о масштабах и кропотливости поисковой работы.
Между тем, – отмечал П.Л. Юдин, Г.А. Эммануэлю «был указан путь, каким образом Хопёрский полк или Кубанское войско могли бы беспрепятственно получить необходимые и переписанные из архивов данные. Для этого стоило бы командиру полка или начальнику штаба Кубанского войска дать ему уполномочие на получение с этих документов копий, или же снестись по этому поводу непосредственно с начальником штаба Терского войска о доставке таких копий, что уже не раз делалось для штаба Кубанского войска, и не раз посылались туда выписки из дел войскового дежурства и архива Терского областного правления. Однако г. Эммануэль не воспользовался указанным ему путём, а предпочёл бросить ряд несправедливых обвинений тому, кто всей душой старался помочь ему в его разысканиях» [31].
Но, не желая хотя бы принять к сведению мнение специалиста, Г.А. Эммануэль в очередной раз напомнил, что П.Л. Юдин – младше его по чину, и что архивист позволил себе недопустимые выражения («не с места в карьер пускаться говорить о том, в чём нет уверенности» и пр.). По мнению есаула, Юдин избрал «целью унизить достоинство своего противника. Находя неудобным прибегать к такому же роду действий, я всякую дальнейшую полемику с г. Юдиным прекращаю» [32].
Обвинив оппонента в нарушении воинской этики. Г.А. Эммануэль показал элементарное незнание этики научной. Научное творчество предполагает объективность, открытую критику, строгие доказательства. Любые прегрешения учёного против истины означают не только измену науке, но и личное моральное падение [33].
Забытая ныне полемика не позволила тогда установить, участвовали ли казаки-хопёрцы в Отечественной войне 1812 года. Но она имела важное значение в плане профессионального подхода к изучению архивных источников, уяснению необходимости долгой, тщательной исследовательской работы с документами, недопустимости легкомысленного и предвзятого отношения к историческим реалиям.
Примечания
1. См.: Мезин С.А. П.Л. Юдин – деятель провинциальной историографии и культуры конца XIX – начала ХХ века // Краеведение и архивное дело в провинции: исторический опыт и перспективы развития. Ставрополь, 2006; Колесников В.А. К историографии Хопёрского казачьего полка: от генерала И.Л. Дебу до отставного хорунжего П.Л. Юдина // Кубанский сборник. Т. I (22) / Научн. ред., сост. О.В. Матвеев. Краснодар, 2006; Цогоев В.Г. Историк-архивист П.Л. Юдин во Владикавказе: неизвестные страницы биографии // Вестник Владикавказского научного центра. Владикавказ, 2011. № 4. Т. II; Киржинова Ф.А. Историография истории терского казачества XVI – XVIII вв. в работах П.Л. Юдина // Научные проблемы гуманитарных исследований. Пятигорск, 2011. Вып. 9; Её же. Терское общество любителей казачьей старины // Вестник Северо-Осетинского государственного университета им. К.Л. Хетагурова. Серия: Общественные науки. Владикавказ, 2011. № 3; Её же. Научное наследие Павла Львовича Юдина и его общественная деятельность в Терской области в 1910–1917 годах. Дисс. … канд. ист. наук. Нальчик, 2012.
2. Цит. по: Цогоев В.Г. Указ. соч. С. 3.
3. Киржинова Ф.А. Научное наследие Павла Львовича Юдина и его общественная деятельность. С. 3.
4. Колесников В.А. Указ. соч. С. 50.
5. Государственный архив Краснодарского края (ГАКК). Ф. 396. Оп. 1.Д. 10737. Л. 3 об.
6. Там же. Л. 6.
7. Там же. Л. 3 об.
8. Там же. Л. 9 об.
9. Там же. Л. 1.
10. ГАКК. Ф. 296. Оп. 1. Д. 10377. Л. 89.
11. ГАКК. Ф. 396. Оп. 1. Д. 10737. Л. 2.
12. 16 января 1914 г. генерал-майор Ляхов отвечал Г.А. Эммануэлю: «Ходатайства Вашего о назначении инструктором в Монголию, как сообщил Главный штаб, удовлетворено быть не может за замещением всех инструкторских вакансий» (ГАКК. Ф. 396. Оп. 1. Д. 10737. Л. 15).
13. Колесников В.А. Былое Невинного Мыса. К 185-летию переселения Хопёрского казачьего полка на Кубань и основания станицы Невинномысской. Ставрополь, 2011. С. 348.
14. Эммануэль Г. Участвовали ли Хопёрцы в Отечественной войне 1812 года // Кубанский казачий листок (ККЛ). 1912. № 38. 10 января. С. 3.
15. Там же.
16. Юдин П. По поводу участия Черноморцев и Хопёрцев в Отечественной войне // ККЛ. 1912. № 83. 4 марта. С. 3.
17. Там же.
18. Юдин П. Ещё по поводу участия Черноморцев в войне 1812 г. //ККЛ. 1912. № 141. 18 мая. С. 2.
19. Там же.
20. Кияшко И.И. Ратные подвиги кубанского воинства. «Заметка об участии в боевых действиях частей Кубанского казачьего войска в Отечественной войне 1812 г. и в последующих кампаниях 1813-1814 гг.» // Публ.,предисл. и коммент. А.В. Говоровой. Краснодар, 2004. С. 7.
21. И.И.К. Ещё по поводу участия Черноморцев в войне 1812 г. // ККЛ.1912. № 141. 18 мая. С. 2.
22. Колесников В.А. К историографии Хоперского казачьего полка: отгенерала И.Л. Дебу до отставного хорунжего П.Л. Юдина. С. 51.
23. Юдин П. По поводу участия Черноморцев и Хопёрцев в Отечественной войне // ККЛ. 1912. № 83. 4 марта.
24. Там же.
25. Там же.
26. Эммануэль Г. Ответ на статью: «По поводу участия Черноморцев и Хопёрцев в Отечественной войне» // ККЛ. 1912. № 114. 3 апреля. С. 2.
27. Там же.
28. Юдин П. Ответ есаулу Эммануэлю // ККЛ. 1912. № 169. 20 июня. С. 1.
29. Там же.
30. Там же.
31. Там же.
32. Эммануэль Г. По поводу ответа г. Юдина // ККЛ. 1912. № 212. 11 августа. С. 1.
33. Основы научной работы и этики учёного / Сост. Н.И. Кирей. Краснодар, 1993. С. 14.
«Недаром помнит вся Россия...»: эпоха 1812 года и Русское дворянство»/ Материалы VIII Международных Дворянских чтений. Краснодар: изд-во: «Кубанькино», 2012. – 224 с. Научный редактор: Матвеев Олег Владимирович, доктор исторических наук, профессор кафедры дореволюционной отечественной истории Кубанского государственного университета. Ответственный редактор: Сухачева Е.М., предводитель Дворянского Собрания Кубани, член Союза писателей Украины. По благословению митрополита Екатеринодарского и Кубанского Исидора.