Пластуны на Кавказском фронте Первой мировой войны

И.А. Харитонов, 
кандидат географических наук,
доцент Академии ИМСИТ

Приближение столетнего юбилея начала Первой мировой (Великой, как её называли современники) войны оживило интерес к этой забытой советскими историками войне. Между тем, для казачества это были годы тяжелейших испытаний и героического служения Отечеству. 

По одному казачьему полку входило в состав каждой из 20 кавалерийских дивизий русской армии. Кроме того, были сформированы и воевали 5 Донских казачьих дивизий, 4 Кубанских, 4 Кавказских, Терская, Уральская, Оренбургская, Сибирская, Забайкальская и Уссурийская дивизии, Сибирская казачья бригада и не менее 16 Кубанских пластунских батальонов. Конные казачьи полки в начальный, маневренный период войны воевали в конном строю, но с конца 1916 года, с наступлением «траншейного» периода на Западном фронте, все казаки были спешены и воевали как простая пехота [1]. На Кавказском фронте казакам Кубанских, Кавказских казачьих дивизий и Сибирской казачьей бригады довелось всю войну участвовать в жарких кавалерийских схватках, совершать дальние походы по Персии и Турции – до Евфрата [2, 3, 4].

Кубанские пластуны воевали как линейная пехота – на Кавказском фронте, внеся выдающийся вклад в обе блестящие победы генерала Н.И. Юденича над турецкими войсками – под Сарыкамышем и Трапезундом (Трабзоном).

Благодаря воспоминаниям белых эмигрантов можно воссоздать многие детали Великой войны. Для Кавказского фронта особенно ценен труд боевого казачьего офицера Фёдора Ивановича Елисеева [5]. Но не менее интересны и ценны недавно обнаруженные рукописные мемуары казака станицы Некрасовской Александра Ивановича Романюкова, озаглавленные «Летопись пяти поколений семьи Романюковых». Вся рукопись охватывает период от середины XIX в. до конца 30-х годов XX в. Помимо описания хозяйственно-бытовых событий в жизни станицы, в ней содержатся исключительно ценные сведения о Кавказской войне, подготовке казаков к службе, об участии казаков в Первой мировой и Гражданской войнах, о революции, коллективизации.

Несколько отрывков рукописи публиковались ранее – в материалах предыдущих Щербиновских конференций и «Вестнике ИМСИТа» [6, 7, 8].

Ниже приводится ещё один отрывок, посвящённый боевым будням пластунов на правом (причерноморском) фланге Кавказского фронта Великой войны.

Сейчас завершается подготовка рукописи А.И. Романюкова к полноценной публикации. Авторский текст сохранён в его драгоценном синтаксическом и лексическом своеобразии – с минимальными редакторскими правками.


К вечеру другого дня стали в Батуме. Много горожан стрели наш ишелон, мы все выгрузилис и по распоряжению командира боталиона все выстроилис по сотенно на площади, как будто кого ждали. Послышалас команда смирно, все стали как вкопаные твердо прижав каждый винтовку. Пронеслас вторая команда[:] для стречи, слушай на караул: все взяли винтовки против себя отдавая чест палцеми на винтовки правой руки. Винтовки как лес на заходе солнца блистели штыками поверх казаков.

Послышалис слова генерала[:] здраствуйте казаки кубанцы (Пластунов приветствует командир Приморского отряда генерал-майор В.П. Ляхов.).

Все как громом прогремели козаки[:] здравия желаим ваше превосходительство. Раздалас еще команда к ноге, и после на плече (Автор имеет в виду звук «о» на конце слова: на плечё.) шагом марш.

Все козаки наш и 17 боталион были сведены колонами по сотенно кругом генерала. Все стали как впопаные. Если бы на этот случай летела муха ее было бы слышно.

Генерал сидел на лошади и когда все стихло произнес: казаки кубанцы[!] Ваши боталионы на сегодняшний день имеют заслуженные вашими отцами Георгиевские знамена, заслуженные в турецкую конпанию. Полагаю что я не ошибся затребоват вас на отпор турецким войскам которые вже заняли Артвин[,] где служил по границе ваш первый козачий боталион, Борчку (Артвин, Борчка – города в Турции, близ современной турецко-грузинской границы.) [,] и сычас его едва сдерживают в семи верстах от города остатки героев первого боталиона. Поздравляю вас на завтра збоем (с боем) и победами! Все крыкнули в один голос как с батареи[:] постораимся ваше превосходительство. Эхо далеко раздалос по ущельям гор. Сычас по местам, пуст отдыхнут казаки, сказал генерал.

Нас отвели в козарму до утра спали спокойно.

Утром рано чут свет наш и 17 боталион направилис на позицию сашою (по шоссе) по напровлению к Артвину вверх по течению реки Чароха. Прошли верст 6 остановилис и по сотенно расположилис над речкой по ее ровным наносам при заливе. Кто сидел беседовал, а кто уже спал; грянул выстрел с пушки снаряд просвистел через головы нас и полетел на вершину гор где были турки; второй, третий и далше стали стрелят 6 или 8 пушек. Часа два продолжалас эта репетиция. Под эту гормон (гармонь) мы пообедали. Пошли в перед три сотни, а наша третия сотня и 17 баталион направилис на ту сторону Чарохи.

Мы прошли немного по саше (шоссе), свернули в сторону и стали подыматся на хребет. Кругом стояли горы разной велечены, лошади итит не могли, а поэтому пулеметы и ленты ящики цынок (цинки – оцинкованные коробки с патронами), тащили на сибе. Трудно было корабкотся на гору но деватся некуда все надо тащит. Но правда погода стояла хорошая сухая и теплая. На первом хребте остановилис раставив посты. Прошла ноч. На утро стали находит еще лежащие под деревьями яблоки, инжир и фурма (хурма), атакже в турецких хатах, брошенными семьями турок[,] яблоки, инжир и фурма, сушеный кизил, орехи волоцкие и мелкие (орехи грецкие и фундук) и много вареного с фруктов меда. Все это ишло на доброе здоровье казаков. Правда в хатах этого было мало а больше в закопаных ямах, но от зоркого глаза козака не чего не могло укрытся.

Итак почти ежедневно стали перебиратся с хребта на хребет[,] местами стревая (встречая) препятствия турок, но эти препятствия для нас были не страшны, а страшно было то что вьюки иногда нас шукали или не могли подойти (имеются в виду вьючные транспорты с продовольствием). Дня по три и больше подчас приходилос голодать, один раз только что пришли вьюки получили единственный (только хлеб) хлеб[,] правда на три дня. И сычас же сотня тронулас с хребта вниз по направлению к туркам.

Началас перестрелка, но скоро стихла видно турок было мало. Мы пошли в перед спустилис к речки впадающию в Чароху[,] и пошли в верх по течению этой реки. На пути переночивали в турецком пустом селении. Ишол всю ноч сильный дожд. На утро двинулис по грязи далше[,] таща как я указал (сказал) ранше усе с собою и сразу стали подниматся на гору. К обеду с грязи стал становится снег и чем не дальше лезли болше было снегу. Часов в 12 ночи мы вылезли на самый хребет. На хребте было столько снегу что сколько не копай дна нету. И самое главное мело; итак мело что если отстаниш то вслед по этой дороги не попадеш (т. е. след сразу заметало). Многие заблудилис и едва после дней через пят нашли сотню. Мы остановилис. Приказано ночеват здес. Выставили посты. Все остальные принялис за работу[:] копат в снегу троншеи мостит ветки с елки (делать из еловых веток подстилку для ночёвки) и ложится спат. А как укрылся то сразу и заносило. Правда под снегом спат тепло но плохо если встават на пост или заманится (захочется) на двор.

На утро кой кого насилу поодкидали[,] выручили с под снега. Пошли дальше по этом же хребту. Только стали спускатся ниже к Чироху, так как далше был непроходимый перевал. К вечеру стали как будто на свое место[,] говорил командир. Переночевали раставив посты.

И так еще прошло 3 дня, а вьюк не было. Вся сотня голодная. Стали просит командира послат с каждого поста по человеку в низ прямо к туркам, можит чего найдут для еды. Командир разрешил. В то число с поста попал и я. Гора по водо[…] и [–] стенам, очин крутая. Итит [–] збоку большие обрывы [–] нелзя. Мы посадилис на винтовки верхом и один за другим [–] как ковалерия. Правда погода была хорошая. Стоял туман. И спустилис шагов 50. Снегу не стало. А шагов через 100 стало сухо и появилас торная дорожка. Мы поней и пошли остерегаяс наткнутся на турок. Но этой опасности не оказалос, а прошли верст две попали село. В селе нашли мед (пчел) муку кукурузную фасол, чеснок и курей.

Нас было шест человек. Наварили ведро хвасоли сварили трех курей, наелис добре и пошли наместо. Я нес для своего поста 4 курицы ведро оттопленного меду, фунтов 10 фасоли, хунтов 15 кукурузной муки[,] фунта два соли и головок 50 чесноку. Струдом к вечеру добралис до постов. И в этот момент прынесли хлеб от вьюков. Как говорится снова зажили козаки.

Прошло еще несколько дней. Снова перешли на следующий хребет, заняли позицию зделали окопы. Все это делалос обычно в ноч. Всю ноч ишол дощ на утро стало ясно. И оказалос что турки всего 200–300 сажен от нас. Как говорится подошли в плотную. Началас стрелба. Турки перешли в наступление но кнам еще подошла остальная часть людей сотни. Раза три были отаки турок, отбита каждый раз с нашей стороны почти без потер. Убито небыло, рането человек три ито легко, а утурок потери порядочные так что наместе осталос человек 30, а рането и еще убито не извесно, так как у турок вообще все убиралис но эти осталис не подобранные. Нотчу турок по обычаю поднял ураганный огон и ушол.

Мы снова пошли далше. Дошли в плотную к Артвину но он нам остался в право[,] так как он за Чарохом. Утром рано на мосту завязалас стрелба. Там в лоб ишли 1я и 4 сотни нашего боталиона. К обеду получился взрыв и мост был сорван. Турок ушол[,] бросил город[,] говорили [–] на Ольтен. На 3й ден справили мост и вошли в город.

Мы так и осталис на горе против Артвина охранят саше[,] идущие далше[,] и форт (вероятно, описка; нужно – фронт) до перевала. Прошло время порядочно[,] потому что когда пришли то ячмен как видно только что начал покрыват землю. Винограда и помину о листьях небыло, а когда подошла армия с Ардагана и нам было приказано итит на Батум[,] то ячмен уже почти поспел и виноград уже были кисти.

Получив распоряжение итит на Батум[,] нас свели на сашу и двинули по саше к Батуму. Дошли до села Борчка остановилис. Сказали [–] отдых. Дня 3–4 постояли и повели нас снова назад. Прошли с версту переправилис через Чароху и двинули по ущелью медного зунзуль<с>кого завода (Дзунсульский завод). Все время нагору. На 3й ден к ночи едва добилис до казарм пограничников где стояло не менше сотни юрт. В этих юртах поместилис на ночлег и мы.

Всю ноч ишол сильный дощ. Утром как будто разьяснилос хотя в верху по горам стоял туман. Мы двинулис дальше. В переди ехал на коне командир боталиона. Дороги как следует назват дорогой небыло, а была тропа [–] пройти одному человеку или струдом лезт свободной лошади. И эта тропа чем не дальше в верх становилас все хуже и хуже. Дошло до того что гряз сильно цеплялас за ноги и местами выбитые ямы до колен. Обув у каждого плохая, а в особенности была у меня. Голенища с сапог[,] да наних натянуты поршни (поршни – обувь из целого куска кожи, стягиваемого шнурком у щиколотки, бахилы). Щитай по самые колени а иногда и выше гряз. Полно скрость (скрость, скрось – везде, повсюду (П.И. Ткаченко)). Атут еще поднялис выше. Когда вошли в туман то ишла сильная мжичка (мжичка, мгичка – мелкий продолжительный дождь, морось (П.И. Ткаченко)) подобно дождю и между нею средка (изредка) падал снег. По сторонам тропы еще старый лежал снег. Вьюки шедшие в след давно стали. Все вещи перегрузили на человека. Мне досталас кроме своего что полагается казаку, лента спотронами от пулимета и один цинковый ящик потрон. Вернее сказат[:] своя одежа 6ти дневный запас продуктов винтовка и 1050 штук потрон. Вся эта тяжест тянула не менее 4-х пудов, да еще лезт по тропе как на лесницу при талой грязи. Хотя я еще был молодой всего 23 год но так устал и выбился из сил что не знал что делат далше. Бегали в уме разные мысли. Досталос и матери зато что пустила на свет. И вспомнил отца без ноги. Мыслил что он щаслив в том что он не может попаст в такую тяготу.

Справа этой тропы тянулся дальше и дальще высокий обрыв вниз как будто нарочно сложенный с камня. Влево местами попадалис болшие деревья, а местами сплошное хмереч (хмерег, хмэрэчи – заросли бурьяна и кустарника (П.И. Ткаченко)) халяндра (халяндра – олеандр) которая плуталас своими кореньями в каждого идущего козака и лошади, так и гляди что ряхнеся (ряхнешься – рухнешь, грохнешься) со всех четырех как это говорится.

У меня мелькнула мысль далше не мучится. Дело было к вечеру. Решил определенно сигнуть в яр в обрыв зная что там уж живым не будиш, так как он сам по себе не менее 100 саженей ато и больше. На случай когда огледел кругом. Никого небыло не сзади ни спереди. Подошол близко к обрыву. Правда у самого обрыва[,] как будто еще по чему то больше[,] этого растения халяндры, менутку подумал, положился (положился – решил) немного отдохнут, ато в друг да зацепися и тогда будит стыдно как вытащют товарищи и присел прямо на снег.

Как вдруг по этой тропе еще по казался человек (казак) и на мой взгляд он как будто еще дюжей меня уморился, с лица ручьем лил пот губы дрожали, глаза как будто самовольно то сжималис то разжималис. Подошол ко мне тоже сел. А заним еще и еще собралася целая полусотня козаков. А я полагал что остался последним. Мысль моя надуманная немного потеряла успех. Я встал и пошол дальше. Немного прошли[,] так как за мною стали подыматся остальные. Гляжу лежит и не движется по самые уши в грязи лошад. А збоку стоит как ончутка (анчутка – черт, грязный человек (О.Г. Борисова)) выделанный в гряз командир боталиона правой рукой очищая гряз на ручных часах[,] и плачит, повторяющего вслух что мы пропали. Я и другие козаки подскочили вытащили лошад, усадили командира и просили вернутся назад. Сами двинулис дальше. Но мысль сама по себе изменилас сразу втом что командир старик лет 65 ито снами уместе страдаит. И пошол веселей дальше.

Чем еще ни дальше ишли снег становился все тверже и тверже. Из тумана и мжички стала настоящая метел. Одежа нанас вся смерзлас, и ноша вся сама по себе становилас все легче и легче.

Только в 12 часов ночи выбралис на самую вершину горы называвшию Баркалык. До утра были на ней. Кто спал кто сушился на снегу а кто бегал грелся. Я правда спал. Снял с себя всю одежу[,] укутался в турецкое одеяло сухое которое лижало в вещевом мешке, а снизу подмостил с халяндры листя, сверху натянул всю мокрую одежу, а еще сверху навалил снег. Было очен тепло.

Утром рано оставив част на месте пошли дальше вниз. Еще хуже итит чем на гору. Ноги прямо перыламываются. Офицерам коблуки на сапогах пришлос совсем срыват так как итит совершенно нелзя. Чем не ниже шли тем снег становился менше и менше. Наконец кончился. Стало сухо. Мы поместилис на одном из отлогов горы, хотя до путя (до путя – до того, как тронулись в путь) мы его и не видели, так как ежедневно стоял туман и ишол дощ. Наша сотня выставила всего только 4 поста. Част людей по очереди ежедневно ходили в низ к какой то речки и на ту сторону. Турка и в помине небыло. В эту команду попал и я. С раннего утра и иногда даже ночевали в дороге но турка небыло.

Прошло пят дней. При нашей сотни поместился штаб или вернее начальник отряда. Прием (при нем) был телефон. Захожу в помещение там дежурил телефонист один без сменно. Телефон был […] так как на позиции звонковые вообще не годилис. Ну и разговорилис о трудностях телефониста. Я ему пояснил как и где учился этому делу и почему учитывал его трудности.

К вечеру этого же дня мне взводный приказал забрат свои вещи и итит к телефону быть помошником этого телефониста.

Прошло еще дня 3 или 4. Последовало распоряжение немедленно с получением сего снят 2ю сотню и самому начальнику отряда забрав с собою связ поднятся обратно на гору Боркалык и занять высоту 710. Так называлас впадина между двох высот гор.

Мне было предложено немедленно принят апарат и собрат кабел (проволоку). Всего уменя после збора оказалос 8 катушек. Мне в помоч дали человека и одного ешака (это лошад ростом не более 2х 3х месячного нашего телка). Погрузили мы с товарищем 6 катушек на ешака, по катушке взяли сами и еще мне опарат который тоже был равен котушки, двинулис вперед. Чем не далше ишли на гору тем становилос грязнее и тяжелее. Люди стали становится, а в особенности те которые не давно пришли на пополнение. Я ишол со своим вьюком следом за командиром. Командир был парин молодой лет 23-х только что стали пробиватся усы, хорунжий Носов (1-й чин офицера) (в скобках – пояснения автора). Смотрим на грязи сидит козак и едва переводит дух. Чего сидиш строго вскрыкнул офицер подойдя ближе к нему. Заболел ваше благородие. Брешиш[!] вскрыкнул командир и вдарил кулаком по лицу. Я не устерпел. Не переварила родня (не ясно. Скорее всего: «Не смогла перенести (переварить) родня» – далёкие предки Романюкова, живущие в памяти – «бунтовщики!».). Щитал что все мы одинаковые люди. Вскрыкнул сибе[:] бейте его чего смотрите[!] Он нас усех поперебьет.

В этот момент как будто ждали команды козаки человек 20 с обнажоными штыками скрыком и руганью окружили командира. Каждый старался как будто скорей других заткнут штык в командира. Я как будто замер. Не помнил откуда уменя узялис такие слова на командира. Мгновение [–] и я опомняс сказал второй раз[:] бросте товарищи[!] Он этого делат больше не будет. Все постепенно стали расходится. Командир стоял как стена белый не знал что ему делат. И долго стоял. Все разошлис. По прежнему этот слабый казак сидел в грязи. Командир как видно смиловался или быт[ь] можит подействовало это на него. Спросил: а что увас есть[?] Обратился к сидящему казаку. Моя амуниция да вот ящик с пулеметной лентой. В этот момент подошло еще 3 человека. Ану обождите сказал командир. Сам берет у сидящего, ящик с лентой, берет казака за руку и говорит[:] вы подымитес и сядте хот на куст халяндри. Тот встает. А утибя что ест[?] спрашиваит первого стоящего козака. Тожит ящик. Дай мне его, а ты останишся вот с этим козаком и без него в сотню и не приходи. Стех пор командир стал лутше родного отца, а в [о]собенности, ко мне (последнее предложение вписано автором в текст между строк, видимо, позднее.).

Сам командир связав оба ящика вместе перекинул сибе через плечо и пошли далше. Наш ешак часто стал падат. Мы стали отстават от командира. Он приказал и этим двоим остатся с нами помогат нам. Чуть не усю ноч мы лезли нагору. Едва, едва добилис на ешаку к вершине горы. Осталос только 2 катушки. Остальные несли мы все по катушки. Я нес две.

На горе снегу уже небыло, а ишол ежедневно дощ. Утром рано перешли на высоту 710. Это место гораздо ниже было от Боркалыка. Стояла здес хорошая погода. Иногда только случайно затянит туманом. Не смотря нато что я протянул всего кабиля от Боркалыка всего только три катушки.

Прошло еще несколько дней. Позиция почемуто вкреплялас. На смену нам на высоту 710 пришла дружина (дружина – часть русской армии, сформированная не из кадровых или запасных военнослужащих, а из ополченцев), а нас снова на Боркалык, где я полагал вечный дожд или его заменял снег. Стали строит козармы. И когда спустилис вниз сажен 50 назад оказался целый рай. Небольшая равнина по ней хорошая трава посредине бежит хороший родник шириной как хорошо ступнут человеку. Тепло просто жарко, а тучи с горы вот вот как будто обрушатся и задавют[,] но как оторвется[,] то жара их сразу сьедаит.

Начали все купатся мыть и варит белье. Откуда не взялис воши и такие воши что страшно смотрет. Нонча скупался раза два три помыл белье выварил ее, а на завтра опять воши.

На этой горе мы простояли месица 2 или три. Помню что в начале августа 1915 года выпал снег четверти в две и быстро растаял. И после этого стала такая погода. На горе все видно и наморе и все окружающие горы и были еще много выше нашего Боркалыка. А внизу к морю стали дожди ниже нашей горы стал стоят вечно туман и такой[,] что нам кажится [:] мы сидим в море на острове, а их множество[,] этих гор, как в море волн во время бурану.

Раз нотчу поднялас тревога. Справа от моря стояли туркестанские полки (стрелковые полки 2-го Туркестанского армейского корпуса русской армии). Передают по телефону наступают турки[,] вже один пост снят. Завязалас стрелба по всему флангу к морю. Трещат залпы клокот пулеметов и изредка рвалис бомбы. В нас все было на чеку. Резервные части были подтянуты. И так до утра. Утром оказалос что на том месте где подозревалис турки был убит медвед. И потом кончилос.

В половине августа наша сотня отошла в резерв. Нас заменила первая, а мы направилис на гору Узун еще левее от моря, то есть левая высота от впадины 710. Прийдя на место[,] нам стало дивно стоять. Деревья чинар высотою метров по 30 и много на половине сломано или срубано. Каждый мечтал (думал, понимал) что лезть в верх метров 15 и [там] рубат не кто не станит, а поэтому все полагали что это буря поломала.

На Усуне стояло 4 пушки. Были уже отстроены помещения для жилья. Нам телефонистам особая с одним окном и дверями землянка.

Здес тоже одну ноч был подобный случай. Сперва на посту поднялас стрельба, затем на горе все стали на поготови (наготове). Некоторые посты были подкреплены. Все говорили что лезут турки. Ну (но) передать по телефону и наделать шума скрость по фронту не кто не решился. Утром тоже оказался убитый медвед, много ругался командир за поднятие тревоги. Ну судит не кого не стали.

В начале сентября снова погода изменилас. Подул ветир снова пошол дожд и наконец снег сперва мокрый, а потом зделалас мятель. И такая что нечего не видат. Провода телефонные все порвало справит некак нелзя. Оторвало нас от всего мира, ветир дул прямо нам в окно, а в дверях был затишок где снех летучий и пеший спешил остановится. Двери нам заметало через каждые пол часа. В двоем едва могли отворит и откидат снег. И так, эта мятель продолжалас три дня и ночи. Мы с товарищем сильно устали и на рассвете третих суток уснули. Развиднелось. Я вскочил до дверей, а ее не только отворить, а едва выбил бы с орудии [–] так набило плотно снега. Разбудил товарища и стали сумоватся что делать. Наконец опомнилис что в нас еще оставался живой (живой – ещё действующий) провод до помещения командира ботареи. Стали звонить[.] [Командир] обозвался в чем дело. Мы стали просить чтобы он прислал солдат откидать нам двери. Пообещал и двое солдат с лопатами целых два часа отрывали нам двери. Когда вышли на двор было тихо но снегу было столько много[,] что какраз сровняло с теми рубаными деревьями что я говорил ранше.

Что было трудностей востановить связь[!] Местами провод занесло неменее как на 10 метров глыбины, а местами оторвало и унесло куда не извесно. Только на третий ден после бури была установлена связ. Вьюки тоже с трудом по протоптаной а местами по раскиданой дороги на третий ден к вечеру привезли продукт.

Одного козака и двох солдат так и не оказалос. Назад ишол дозор с поста на пост, збился и солдаты часовой и подчасок[,] на посту стоящие около обрыва над пушками, тоже первый промахнулся и попал в обрыв, а второй тоже стал смотрет и тоже туда.

И так мы в этой стуже иногда доходившей мороз до 40 градусов стояли до 21 янв. 1916 года. Нотчу мною по телефону была получена телефонограма[:] в шесть часов утра снять вес фронт и двинутся по перевалу к морю и перейти речку Кара-дере прямо в лоб противнику. Справа туркистанские полки[,] слева 5-й пограничный полк.

21 января утром все двинулис. Всю ноч работали каждый свое. Мы собирали кабил. По перевалу был глубокий снег лошади идя завслед боталиона то и дело загрузали в снег. Пушки спустили в ноч вниз и направили их на Батум. Обоз наш тоже пошол на Батум. 22 вечером мы подошли к речки Кара дере. Здес по селам турок много было садов[,] и когда утром идя к речки[,] много лежало и еще кое какие висели на дереви груши и яблоки, осталис совершено не тронутые так как ето была село по средине позиции. В этом селе залегли и ждали момента наступат.

Завязалас стрелба от самого моря[,] итак все сильнее[,] сильнее. Сзади с перевала по окопам турок била ботарея 42. Все стали наступат тоест переходит речку в брод. Турок начал бит с ботареи по наступающим. В это время подошла эскадра и начала бит по ботареям. Звязался ураганный бой. Турецкие батареи скоро смолкли. Местами слышалос ура и рвалис бомбы. Дело близилос к вечеру. Приказано и нам перейти речку. Турок стал отступат.

Темно<й> нотчу пришли в село. Связи нет никакой где и как расположилис части. Командир позвал меня и предложил немедлено отыскат части и связатся сними не телефоном, а хотя дозорами или конно нарочным. Я попросил еще одного человека и в двоем оставив на месте все лишние вещи отправилис в перед, по тропинке. Эта тропинка несколько раз переходила через какую то речку то нату то надругую сторону. Все это нужно было в брод. Наконец часов в 12 ночи наткнулис на село. В селе оказалас первая сотня где и нашли командира боталиона. Он меня и товарища не [от]пустил[,] сказал что утром сотня будит здес[,] а сам чегото написал и вручил конно нарочному. При сотне мы переночевали, а утром рано прыбыла сотня. Двинулис далше. На дороге было много поброшено вещей как то пушки транспорт даже умышленно побитые буйволы.

Итак все шли далше и далше целую сотню верст. Я растянул кабеля, пришлос оставлят взвод для збора такового. А турок все небыло. Наконец на 5 или 6е сутки дошли еще до одной речки такой же величины как и Кара дере[,] только склоны гор менше. Погода все время понад морем была хорошая теплая и сухая. За ранее вже знали что турок укрепился на этой речки и будет твердо держать позицию.

Мы подошли еще с вечера ближе к речки, а нотчу часов в 10 решено было наступать. Когда передняя часть людей подошла в плотную к речки, наткнулис на турецкий дозор. Тот выстрелив зделал тревогу. Турки открыли уроганный огон. Мы как ишли по тропе один за одним так и положилис и лежали до тех пор что турок умолк. Все говорят наверно удрал. Так и получилос. Долго мы впотмах шукали брод и только на рассвете нашли. Спокойно перебрели речку и пошли далше. Связи я уже не тянул так как увес боталион был вместе, да и кабиля небыло. Еще ишли три дня пересекая один за другим хребты. На дороги сколько было пустых сел. А в хатах все что хотиш только небыло людей[, –] яблок, орех, лимоны и масса опелсин[,] правда хлеба небыло.

Подошли к морю. Нас уже ожидал пароход. Говорили что это старый Трапезунд (старый «Трапезунд» – плавбаза 1-го дивизиона бригады подводного плавания Черноморского флота (захваченный еще в августе 1915 г. австрийский пароход «Edoardo Musil», переименованный в «Днестр», с мая 1916 г. снова переименованный – в «Трапезунд»)), нагрузилис и поехали в Рызы (турецкий приморский город Ризе). В Рызах нас стретил ввес город старые и малые. Был хороший обед. Пообедали и пошли далше приследуя по стопам турок. Вскоре пришлос остановится около речки Дере дираси.


Список использованных источников

1. Корсун Н.Г. Первая мировая война на Кавказском фронте. – М., 1946. С. 267.
2. Керсновский А.А. История русской армии в 4-х томах. Т. 4 – М.: Изд. «Голос», 1994. С. 151, 192–193.
3. Советская Военная Энциклопедия: [в 8 томах] / Пред. гл. ред. Комиссии Н.В. Огарков. – М.: Воениздат, 1976–1980. Т. 8. 1980. C. 97.
4. История первой мировой войны 1914–1918. Т. 2. – М., 1975. С. 294.
5. Елисеев Ф.И. Казаки на Кавказском фронте 1914–1917: Записки полковника Кубан. казачьего войска в тринадцати брошюрах-тетрадях. – М.: Воениздат, 2001.
6. Харитонов И.А. Станица Некрасовская после Гражданской войны глазами казака-колхозника // Фёдор Андреевич Щербина, казачество и народы Северного Кавказа: история и современность: сборник материалов IX Международной научно-практической конференции / редкол.: С.Н. Якаев [и др.]. – Краснодар: ИМСИТ, 2009. С. 25–454.
7. Харитонов И.А. Кубанская пластунская бригада в Трапезундской операции 1916 года. По запискам участника событий / Вестник ИМСИТа. 2009. № 1–2. С. 50–57 .
8. Харитонов И.А., Макаренко Ю.Г. Восстание Урупского полка. «Сколько было суждений по востанию Урупского полка…» // Научно-творческое наследие Фёдора Андреевича Щербины и современность: сборник материалов XII международной научно-практической конференции «Научно- творческое наследие Фёдора Андреевича Щербины и современность», г. Краснодар, 27 февраля 2012 г. / редкол.: С.Н. Якаев [и др.]. – Краснодар: ИМСИТ, 2012. 334 с.

 
Научное наследие Фёдора Андреевича Щербины и современность: сборник материалов XIII научно- практической конференции «Научное наследие Фёдора Андреевича Щербины и современность», г. Краснодар, 22 февраля 2013 г. – Краснодар: ИМСИТ, 2013. – 348 с.