Окончание Крымской войны 1853 - 1856 гг. стало переломным моментом в политике Запада и в первую очередь Англии на Кавказе. Парижский мирный договор 1856 года формально обязывал Лондон не вмешиваться в Кавказский вопрос. Англия могла теперь реализовывать свои геополитические интересы на Кавказе, используя в своих целях представителей других народов, в том числе и поляков-эмигрантов, которым отводилась одна из ведущих ролей. Отряд Т. Лапинского был одним из звеньев в политике Англии на Кавказе, стремившейся затянуть войну между русскими и горцами, приковать основные силы России к Кавказу, чтобы не допустить ее вмешательства в ближневосточные и средиземноморские дела.
И.М. Скибицкая
История Кавказской войны ХIХ века, как и раньше, приковывает к себе внимание исследователей, заставляя порой увидеть минувшие события в новом свете и переосмыслить, казалось бы, устоявшиеся взгляды на эту проблему. В этом плане для всех тех, кто занимается изучением данного периода, стала бы интересна замечательная книга Теофила Лапинского «Горцы Кавказа и их освободительная борьба против русских», изданная на русский язык впервые в 1995 г.
Бывший повстанец, участник венгерской революции, поляк Теофил Лапинский, проведя на Кавказе три года, стал впоследствии автором уникальных трудов по истории и культуре народов Кавказа.
Автор книги был не только свидетелем, но и непосредственным участником описываемых событий накануне завершающего этапа Кавказской войны. Личность яркая и противоречивая, он приковывал к себе внимание современников еще при жизни. К примеру, А.И.Герцен охарактеризовал Т. Лапинского следующим образом: «Он был долго на Кавказе со стороны черкесов и так хорошо знал войну в горах, что о море и говорить было нечего… Лапинский был в полной мере кондотьер. Он мог идти с белыми и красными, с чистыми и грязными: принадлежал по рождению к Галицкой шляхте, он сильно тянул к Вене. Россию и все русское он ненавидел дико, безумно, неисправимо. Ремесло свое, вероятно, он знал, вел долго борьбу и написал замечательную книгу о Кавказе»(1).
Жестокое подавление польского восстания 1830 г., отмена конституции, дарованной Польше в 1815 Александром I. Преследование самодержавием поляков, ведущих освободительную борьбу, стали естественным фактором, сформировавшим отношение Т. Лапинского к России, и побудившего его активно включиться в борьбу за независимость Польши. Он вел ее на протяжении всей жизни, везде, куда забрасывала его судьба.
Окончание Крымской войны 1853 - 1856 гг. стало переломным моментом в политике Запада и в первую очередь Англии на Кавказе. Парижский мирный договор 1856 года формально обязывал Лондон не вмешиваться в Кавказский вопрос. Англия могла теперь реализовывать свои геополитические интересы на Кавказе, используя в своих целях представителей других народов, в том числе и поляков-эмигрантов, которым отводилась одна из ведущих ролей.
Отряд Т. Лапинского был одним из звеньев в политике Англии на Кавказе, стремившейся затянуть войну между русскими и горцами, приковать основные силы России к Кавказу, чтобы не допустить ее вмешательства в ближневосточные и средиземноморские дела. В конце 1855 г. А. Чарторыйскому удалось привлечь английское правительство к организации польской дивизии из трех пехотных и двух кавалерийских полков(2). В эту дивизию вступил Т. Лапинский, но заключение мирного договора положило конец надеждам поляков на эту войну.
В Турции Т. Лапинский сближается с лидером черкесского сопротивления Магомед-Амином, находящимся в то время в Константинополе и вступает с ним в переговоры. Наиб имама Шамиля Магомед-Амин обещал предоставить необходимое снаряжение корпусу до 15000 человек. По свидетельству самого Т. Лапинского, ему удалось собрать несколько сотен человек, готовых после роспуска польской дивизии «вечно продолжать войну с русскими, чем оставаться на турецкой службе»(3). Однако в конце сентября 1856 года на квартире Лапинского в Скутари объявился Измаил-паша, генеральный директор, почты Оттоманской империи. Он предложил полковнику соединиться в Черкесии с лидером аристократических племен Сефер-беем. Измаил-паша должен был оплатить полностью снаряжение в общей сложности в 1000 человек, состоящего из батальона стрельцов, кавалерийского дивизиона и полевой батареи с обслуживающим персоналом(4).
В конце 1856 г. русский посол в Константинополе получил информацию о готовившейся экспедиции на Кавказ англо-польского легиона. Командование возлагалось на полковника Т. Лапинского. Среди вдохновителей и организаторов похода называли Владислава Замойского, племянника А. Чарторыйского и Канинга, британского посла в Константинополе. В распоряжение легионеров предоставлялось два корабля: английский – «Кенгуру» и турецкий – «Аслан». На турецком паруснике, готовым к отправке в начале февраля 1857 г., имелось 1600 центнеров пушечного пороха, 1000 центнеров пуль, 40 ящиков с ружьями и 5-6 орудий малого калибра(5). Кроме военного обмундирования, закупленного Измаил-пашой, отряд получил от генерала Замойского некоторые припасы из остатков распущенной польской армии.
Полковник разделил вверенный ему отряд на две части. Меньшая часть в составе 4 офицеров и 72 солдат отправлялась вместе с ним к берегам Черкесии на английском судне «Кенгуру» 20 февраля 1857 г. Второй отряд, состоявший из 10 офицеров и 120 солдат, под командой штаб-офицера должен был ждать прибытия оружия и амуниции и отправлялся с Измаил-пашой(6). 27 февраля 1857 года польские легионеры высадились в Туапсе и вступили в земли шапсугов.
(Прим. автора. Адам Чарторыйскмй, лидер консервативно-монархического крыла польского освободительного движения, известного с 1837 г. как «Общество 3 мая» С начала 30-х годов А. Чарторыйский отправлял на Кавказ оружие и боеприпасы, посылал своих представителей с целью преодоления между горцами межплеменной розни, и превращения Черкесии в плацдарм будущей революции в Польше, так как в русской армии на Кавказе служило много поляков ).
Теофил Лапинский принадлежал к числу тех участников польского национально-освободительного движения, которые видели в Кавказских горцах реальную силу, способную на протяжении длительного времени сопротивляться военной мощи России, а следовательно они рассматривались ими как союзники поляков в противостоянии Российской империи.
Мысль отправиться на Кавказ возникла у молодого Лапинского в 1849 г. после поражения венгерской революции. Находясь в эмиграции, он пытался найти союзников и средства для реализации своей идеи. Однако его воспринимали как «безрассудного мечтателя». И напоминали ему о печальной судьбе его соотечественников, попытавшихся проникнуть вглубь территории и установить отношения с местными племенами(7).
Следует отметить, что, не считая торговых связей на побережье Черного моря, в целом Черкесия оставалась для европейцев terra incognita. Благополучный исход пребывания европейца в горах напрямую зависел от покровительствующего ему лица из местных представителей. Но даже это не всегда могло защитить иностранного гостя. Предшественник Т. Лапинского в Черкесии Л. Зверковский (Ленуар), находившийся там с января 1845 по февраль 1846 года, имел надежного человека в качестве проводника и поручителя. Он должен был изучить политическую обстановку на Кавказе, прояснить настроения казачества с целью использования их против России и склонить поляков, находящихся в русской армии, к дезертирству(8). Однако, по свидетельству самого Т. Лапинского, Л. Зверковский был убит в Абазии во время сна выстрелом в живот(9). Такая же печальная участь постигла военного инженера поляка К. Гордона (Бендерли-бея). Он прибыл в Черкесию в июне 1846 года с той же миссией(10). Капитан Гордон находился в Убыхии под покровительством горца Хаджи-Керандука. Поляк был убит и обезглавлен на охоте. Сам же Хаджи-Керандук, как слышал Лапинский от местного населения, получил за голову Гордона от русского начальника в Сухум-Кале 400 серебряных рублей(11).
Польское руководство и его лидер А. Чарторыйский стремились превратить Кавказ в плацдарм и поставщика людских ресурсов для обширной военной экспедиции в глубь России. Ведущая роль при этом отводилась полякам(12). Теофил Лапинский сам полагал, что из числа русских перебежчиков польского происхождения можно будет в короткий срок создать регулярную армию. Его надежды были подкреплены обещаниями Магомед-Амина. Он заверил Лапинского в том, что все многочисленные перебежчики из русской армии будут отданы в распоряжение польского вспомогательного отряда(13). Но ни граф А. Чарторыйский и тем более в тот момент Т. Лапинский не располагали точными сведениями о положении дел на Кавказе. И не имели полного представления об особенностях горского менталитета.
Судьба дезертиров складывалась чаще всего трагично. Вступив на землю Черкесии, Т. Лапинский сам стал свидетелем реально происходящих событий. Театр военных действий на Кавказе был своеобразным местом ссылки для неблагонадежных подданных Российской империи. В течение многих лет годовой контингент из польских провинций регулярно отправлялся на Кавказ. Многие из них рассматривали службу в Кавказской армии равносильно ссылке в Сибирь и бежали к горцам, в надежде объединить усилия в борьбе против русских, но до конца не осознавая, что их ждет.
По свидетельству Т. Лапинского, адыги принимали дезертиров за подосланных шпионов или изменников, а потому «перебежчик рассматривается тем, кто его первым встретит, как его собственность, как хорошая добыча; если он имеет лошадь, оружие и деньги, то все это у него отбирается, даже одежду на теле оставляют редко. Адыг ведет его в свой двор, там бреет ему голову, накидывает на него изодранное в куски платье, и он остается во дворе как раб так долго, пока владелец не пожелает продать его дальше». Если раб соглашался вступить в брак с подобранной для него девушкой рабыней, то с этого момента он причислялся к группе рабов (пшитль-тлако). При этом он сам, его жена и дети оставались собственностью его господина. Беглец не получал оружия и не мог принимать участия в борьбе против русских. Перебежчика с помощью различных уловок, обещаний, а чаще плохого обращения склоняли к принятию ислама в магометанских семействах, но даже и в этом случае он оставался рабом(14). Примечательно и то, что после высадки отряда в Туапсе в конце февраля 1857 г., в лагерь Т. Лапинского пришли перебежчики из русской армии, среди которых был поляк, участвовавший в восстании 1831 г. и сосланный на Кавказ. Он бежал к абазам и находился в рабстве уже около 20 лет, имея жену и детей. Хорошо зная язык и обычаи страны, поляк предоставил Лапинскому реальную информацию о лидерах черкесского сопротивления Магомед-Амине, которого он особенно уважал, и князе Сефер-бее, с предательством которого полковнику пришлось столкнуться позднее(15).
Подобные случаи не были редкостью в то время. Британец Дж. Дитсон описал услышанную от русских историю одного польского офицера, сосланного на Кавказ. Он перешел на сторону горцев, но оказался не в кругу патриотов, боровшихся за независимость, а в шайке грабителей, которые использовали его в своих интересах. Польский офицер пытался обучить их правильной системе обороны. Но когда горцы потерпели поражение, его сочли виновным и убили(16). Возможно, что такие факты действительно могли иметь место, если учитывать глубокую пропасть в уровнях социально-политических интересов и политической культуры черкесов и поляков в данный исторический период.
Теофил Лапинский подсчитал примерное число перебежчиков, находящихся в горах Черкесии, около 4000 тысяч человек. Из них три пятых находилось в Шапсугии и Абадзехии, две пятых в Убыхии. Более половины из них были поляки(17).
Единственным человеком, оказывающим реальную помощь беглым и отводящим им важную роль в организации боевых действий, был наиб имама Шамиля Магомед-Амин. В Абадзехии на реке Шовготча была образована солдатская колония, где находилось около 800 человек. Примечателен и тот факт, описанный Лапинским, что «во всех мехкеме (народных судах) службу при помещении для арестованных и на караулах несли русские солдаты». Это не могло быть случайностью. Магомед-Амин, будучи носителем государственного начала, как никто другой понимал, что за короткий срок ему не удастся привить подвластным ему горцам подчинение закону в форме государственного, а не обычного права. А потому доверял эту миссию беглым из русской армии. Им также предоставлялись грамоты от народных собраний, они не продавались в рабство и не выдавались русским. Такое положение сохранялось в Шапсугии и Абадзехии, где был силен авторитет Магомед-Амина. Напротив, в Убыхии положение беглых оставалось неизменным до 1854 г.(18).
Трехлетнее пребывание Т. Лапинского в Черкесии позволило ему детально изучить страну, познакомиться с традициями, культурой, военным бытом местного населения. Его видение Кавказской войны особенно интересно тем, что он, сражаясь на стороне черкесов, старавшийся привить им европейскую тактику военных действий, сам воочию убедился в недостатках военной организации черкесских племен, позволивших, по его мнению, ускорить процесс покорения этого края Россией. По его словам, настоящей военной организации у черкесов вообще не существовало. На военном совете все планы обсуждались открыто и каждый знал о решении совета(19). Эту же особенность отмечал непосредственный очевидец и участник войны на Западном Кавказе русский офицер И. Дроздов, писавший, что «рыцарский образ ведения войны, постоянно открытые встречи, сбор большими массами – ускорили окончание войны. Если бы способный руководитель был в состоянии растолковать горцам их бессилие и, вооружаясь им, из-за угла встречать наступление русских отрядов, то, вероятно, война не окончилась бы так быстро»(20). Почти во всех случаях русские были осведомлены о собраниях и решениях горцев, т.к. всегда находились изменники среди самой стражи, а шпионы служили обыкновенно обеим сторонам(21). Таким же образом русскому командованию на Кавказе были известны планы самого Т. Лапинского. Так к примеру в секретном донесении, наказной атаман Черноморского казачьего войска Филипсон сообщал начальнику главного штаба войск следующее: «Имею честь препроводить Вашему превосходительству подлинное письмо Лапинского, который называет себя полковником. Это письмо поручено было Исхаку Схабо тайно отдать в Адагумском отряде кому-нибудь из польских уроженцев, особенно офицерского чина. Исхак Схабо – молочный брат Карабатыра, сына Сефер-бея Заноко. Он бывает у нас с тайного согласия двух вышеназванных лиц, сообщает вовремя сведения, которые бывают всегда верны, но иногда преувеличены»(22).
Как свидетельствует Т. Лапинский, состав изменников пополнялся за счет черкесских пши (князей) и уорков (дворян), которые служили шпионами, проводниками для оперируемых в стране неприятельских войск. Генерал Р.А. Фадеев, находившейся по другую сторону баррикад, упоминает, что абадзехи заключившие замирение с русскими в ноябре 1859 года, тем не менее не впускали в свою землю ни одного русского, а потому топографы, посланные для обозрения пограничного участка земли, «могли пробираться через него не иначе как переодетыми, по лесным тропам и в сопровождении лазутчиков»(23).
Другой проблемой оставалась невозможность собрать значительные силы, так как со слов Т. Лапинского, не существовало никакого правительства и все зависело «от доброго желания каждого», отсюда к сражению обычно были готовы только та часть страны, которой реально угрожал захват, а остальных это вообще мало заботило(24). Понятие мирные горцы тоже было весьма относительно, принимая во внимание военный быт адыгов. Замерения, которые заключались, во многом носили формальный характер. «Я мирный, но мое оружие не мирное», - говорил со смехом абаз. Настоящее покорение невозможно и потому, писал Лапинский, что нет ни какой-либо власти, ни начальника»(25).
Это прекрасно осознавало и русское командование на Западном Кавказе. А главнокомандующий Кавказской армией князь А.И. Барятинский вообще считал, что закубанских черкесов нельзя оставлять на занимаемых землях, так как их «тысячелетняя привычка к безначалию и вольности не позволила бы им когда-либо подчиниться правильному устройству и законным властям»(26). Из этого вытекал окончательные план русского командования по покорению Закубанья, в ходе реализации которого земля у черкесов должна была быть отобрана, а на ней водворены победители(27).
Военные действия начались осенью 1857 г. Для занятия Кубанского края (правого крыла) была сформирована 19-я пехотная дивизия при наличии еще пяти линейных батальонов и казачьего войска. Разделенные на три части войска должны были осуществлять три операции для создания трех прочных оснований, способствующих дальнейшему покорению Закубанья(28). В течение трех лет, следуя тактике непрерывных действий, русское командование должно было создать на Западном Кавказе три стратегических основания: Лабинскую линию на Востоке, Адагумскую на Западе и в центре Майкоп со штаб-квартирой Кубанского пехотного полка(29). Все это время Т.Лапинский продолжал оказывать черкесам большую помощь, в том числе и военную. Польский полковник, насколько это было возможно, наладил у горцев артиллерийское дело. Подобные попытки делались и раньше. По свидетельству Т.Лапинского, в конце 1830 г. в Абазию прибыла артиллерия и транспорт с боевыми припасами. «Он состоял из 15 орудий и приблизительно 300 бочек пороху». Четверо турецких артиллерийских унтер-офицеров были направлены с ними, чтобы научить горские народы обращению с пушками. Однако через несколько недель, лишенные средств, офицеры вернулись в Турцию. «Порох жители разделили между собой, орудия были переданы уважаемым фамилиям. Вскоре у пушек было сорвано железо с лафетов и колес и остались только металлические стволы. Эти 15 пушек не сделали ни одного выстрела по русским»(30). Фактически Т.Лапинскому пришлось создавать все заново, на голом месте, учитывая еще и то, что оружие и боеприпасы, посланные «магометанскими патриотами,» были разворованы по дороге, и, со слов Т.Лапинского, отряд за три года больше не получил «от них ни одной нитки»(31). Ему пришлось использовать брошенные в разрушенных русских крепостях оружейные стволы. Полковник приказал свозить эти орудия в Мезиб в надежде использовать их в случае увеличения отряда. За время пребывания в горах Лапинскому встречалось множество перебежчиков, имена которых он записывал, «предупреждая жителей, у которых они служили рабами, что они не имеют права их продавать и отвечают за них»(32).
В апреле 1857 г. Т.Лапинский организовал совместные с адыгами боевые действия против русских, вблизи острова, лежащего у впадения речки Адагум. Однако в решающий момент сражения адыги отказались перейти в наступление. «Я поскакал в лес»,- вспоминал Т.Лапинский, «гнал их вперед, молил, угрожал. Все напрасно, абазы не желали двигаться»(33). Горцев было трудно, а на начальном этапе фактически невозможно заставить подчиняться единым военным требованиям. «Я могу без преувеличения сказать», - писал Лапинский, «что если бы в обоих сражениях 19-го и 28-го апреля у нас была рота пехоты и пол- эскадрона кавалерии регулярных войск, чтобы управлять массами абазов, то мы могли бы уничтожить и взять в плен столь неосторожно расположившийся русский корпус силой приблизительно 5000 человек, но так мы сумели с почти с 18000 храбрых и решительных, но очень плохо руководимых и непослушных абазских воинов причинить русским только незначительный урон»(34).
Другой проблемой Т.Лапинского оставался недостаток средств для отряда. Зная, что на побережье существовал вид произвольной пошлины, которую установили местные старшины для турецких купцов, полковник вводит пошлину в Геленджике, а затем в Суджуке (Новороссийск). Он полагал, что подати и пошлины распространятся на всю страну и будут достаточными для содержания войска в 1000 человек(35) Деятельность Лапинского сильно обеспокоила русские власти в Черкесии. Получив очередную информацию от лазутчиков в ночь на 20 июня русскому отряду под командованием Г.И. Филипсона удалось ликвидировать батарею Лапинского в Геленджиской бухте, захватить военные трофеи и уйти в Анапу(36). Интересен пример судебного разбирательства, описанный Т.Лапинским. По его требованию народный совет присудил предателей к высшим наказаниям, однако старшины ничем не смогли помочь и передали исполнение приговора в руки полковника. «Я заметил еще раньше», - писал он, «что боязнь кровной мести и своеобразная организация фамилий и племен в Абазии делает очень трудным, если невозможным, всякий законный порядок»(37).
Полковник перестал доверять Сефер-бею, так как князь препятствовал контактам поляков с местными жителями, кроме того, собранные для солдат зерно, лошадей и скот, князь удержал при себе. После двух покушений на Лапинского в декабре 1857 г. последний порвал связи с Сефер-беем и предпринял неудачную попытку арестовать его (38). Следующим шагом Т.Лапинского стало его объединение с Мухаммедом-Амином. Он написал письмо имаму Шамилю, в котором объяснял цели приезда легионеров и просил приказать Мухаммед-Амину объединиться с поляками. Письмо было вручено двум дервишам, возвращавшимся в Дагестан из Мекки, но дервиши оказались русскими агентами, и письмо в Дагестан не попало. Не дождавшись ответа, полковник встретился с Мухаммед-Амином на земле абадзехов в начале февраля 1859 г. Однако наиб признал, что абадзехи вышли из повиновения и желают переговоров с Россией(39).
Согласно сведениям Т.Лапинского, «русские к концу 1858 г. имели 14 батальонов пехоты на Адагуме, где, кроме крепости, был устроен еще укрепленный лагерь». Общая численность войск достигла 25000 тысяч человек. В то время как у самого полковника личных людей оставалось менее сотни(40). Будучи военным стратегом, Лапинский отмечал успешные действия русских войск, которые позволили окончательно прервать сообщения между натухайцами и шапсугами(41). А позднее сумел определить истинную причину соглашательства русского командования с условиями замирения с абадзехами осенью 1859 г., считая, что оно обратит войска, бывшие в Дагестане, Натухае и Абадзехии, против непокорных шапсугов, после покорения которых, овладеет Абадзехией без особого труда(42).
В июне 1859 г. Т.Лапинский предложил Мухаммед-Амину «предпринять диверсию против русского продвижения в Дагестане». Все народы на территории от Кубани до Ингури, от побережья Черного моря до Дарьяльского ущелья должны были созвать ополчения. В Южную Черкесию, Абхазию и Осетию были посланы агитаторы, а сам Лапинский выехал в Сванетию. Он намеревался вывести их из состояния мира с Россией и произвести с ними набег на Грузию(43). Но Мухаммед-Амин уже не контролировал ситуацию, абадзехи требовали начать переговоры с Россией и угрожали ему арестом. Лапинский был вынужден отказаться от своих замыслов. В конце августа 1859 г. имам Шамиль сдался в плен русской армии. Кавказская война вступила в заключительную стадию. Теофил Лапинский осознавал бесперспективность дальнейшей войны, но продолжал помогать горцам до самого отъезда из Черкесии в декабре 1859 г. После него боевыми операциями руководил лейтенант Арановский. В целом легион Лапинского провел в Закубанье три года, создав при этом немало проблем русскому командованию.
Находясь в Европе, Т.Лапинский не оставлял попыток организовать новую экспедицию в Черкесию, призывая всевозможные европейские организации помочь адыгам. Но его план, предложенный английскому правительству так и не был воспринят, т.к. британские политики прекрасно понимали, что участь Черкесии была уже решена.
Подводя итоги, следует отметить – Лапинский, это автор, которого нельзя упрекнуть в предвзятости отдельных оценок, так как он искренне, самоотверженно боролся на стороне горцев, прекрасно осознавая при этом глубинные различия в политической, военной культуре европейца и традиционной самобытной культуре местных племен. Но, несмотря на эти препятствия, он находил точки соприкосновения, позволяющие вести ему длительное время совместную борьбу.
В целом для всех исследователей, кавказоведов-историков, этнографов и просто всех, кто интересуется историей Кавказа и его народов, труд Т.Лапинского остается уникальным источником, заслуживающим особого внимания.
Примечания
1. По материалам сайта www.adygi.ru
2. Лапинский Т. Горцы Кавказа и их освободительная борьба против русских. Нальчик 1995. С. 263
3. Там же С. 264
4. Там же С. 266
5. Там же С.272-273
6. Там же С. 275
7. Там же С. 261
8. Дегоев В.В. Кавказский вопрос в международных отношениях 30-60-х годов XIX в. Владикавказ 1992. С. 69
9. Там же С. 70
10. Лапинский Т. Горцы Кавказа и их освободительная борьба С. 390
11. Там же С. 284
12. Дегоев В.В. Кавказский вопрос в международных отношениях С. 71
13. Лапинский Т. Горцы Кавказа и их освободительная война С. 264
14. Там же С. 144-145
15. Там же С. 285
16. Дегоев В.В. Большая игра на Кавказе: история и современность. М., 2003. С. 224
17. Лапинский Т. Горцы Кавказа и их освободительная война С. 146
18. Там же С. 148
19. Там же С. 170
20. Марзей А.С. Черкесское наездничество – «Зєкlуэ». Нальчик 2004. С.120
21. Лапинский Т. Горцы Кавказа и их освободительная война С. 170-171
22. Проблемы Кавказской войны и выселение черкесов в пределы Османской империи (20-70-е гг. XIX в.) Сборник архивных документов. Нальчик 2001. С 83
23. Фадеев Р.А. Кавказская война. М., 2003. С. 147
24. Лапинский Т. Горцы Кавказа и их освободительная война С. 166
25. Там же С. 179
26. Государственный архив Краснодарского края (ГАКК) Ф. 670. Оп. 1 Д. 29. Л. 160
27. Там же Л. 158
28. Фадеев Р.А. Кавказская война С. 142-143
29. Ольшевский М.Я. Кавказ с 1841 по 1866 год. СПб., 2003. С. 476
30. Лапинский Т. Горцы Кавказа и их освободительная война С. 210-211
31. Там же С. 303-304
32. Там же С. 302-303
33. Там же С. 310
34. Там же С. 320
35. Там же С. 327-330
36. Там же С. 331-333
37. Там же С. 334-335
38. Там же С. 389-395
39. Там же С. 399
40. Там же С. 368
41. Там же С. 401-402
42. Там же С. 419
43. Там же с. 404-409
Материал любезно передан автором для публикации