Проблематика того, когда и при каких обстоятельствах на Кубани, Северном Кавказе появились поляки, затронута в ряде работ дореволюционных и современных исследователей. Следует отметить, что более подробно рассмотрен насильственный аспект появления поляков на Кавказе, тогда как малоисследованной остается тема добровольного переселения (по долгу службы или по собственному желанию) этнических поляков на юг страны.
Гайворонская А. В. (г. Краснодар), аспирант КубГУ,
научный сотрудник НИЦ ТК ГБНТУ Кубанский казачий хор
В последние десятилетия польская тематика с завидной постоянностью встречается на страницах научных региональных изданий, а также представлена отдельными, специально ей посвященными сборниками. «Российско-польский исторический альманах», «Поляки в России», объединяющие труды отечественных полонистов и польских историков, освещают различные аспекты истории российско-польских взаимоотношений. Усилиями южнороссийских полонистов вводится в научный оборот множество новых исторических фактов и документов. Предметная область проводимых исследований включает достаточно широкий спектр вопросов, посвященных появлению поляков на Кавказе и их интеграции в этнокультурное пространство Юга России, что явилось основанием для появления первых обобщающих работ[1]. Итоги проведенных исследований могут стать основой для определения современного состояния северо-кавказской польской диаспоры, помочь оценить потенциал национального самосознания в настоящее время и обозначить направления его развития в ближайшей перспективе.
Проблематика того, когда и при каких обстоятельствах на Кубани, Северном Кавказе появились поляки, затронута в ряде работ дореволюционных и современных исследователей. Следует отметить, что более подробно рассмотрен насильственный аспект появления поляков на Кавказе, тогда как малоисследованной остается тема добровольного переселения (по долгу службы или по собственному желанию) этнических поляков на юг страны.
Упоминания единичных случаев перемещения поляков на Кавказ датируются XVI веком [2]. Попытки исследования Кавказа поляками продолжились в следующие столетия. Вопросам присутствия поляков на Кубани со времени ее освоения черноморскими казаками, посвящено исследование А.И. Селицкого [3]. А в XIX веке хронологически можно выделить несколько этапов польского переселения, каждый из которых обусловлен собственными причинами. В 1812-1814 гг. появление поляков в регионе отмечает Г.Н. Прозрителев [4]. События начала века, связанные с вторжением Наполеона, стали причиной того, что несколько тысяч военнопленных французской армии польского происхождения оказались на Кавказе, а позже, несмотря на возможность вернуться домой, некоторые поляки выразили желание там остаться. Подъём польского национально-освободительного движения в 30-е и 60-е годы завершился многочисленной ссылкой участников восстаний, в том числе, и на Кавказ. Также, на протяжении всего периода, согласно официальным данным о поляках в кавказских войсках, подавляющее число солдат польского происхождения было призвано в качестве рекрутов [5]. Значительно было и число офицеров польского происхождения, входивших в кавказский офицерский корпус.
Собственно численность поляков на Кавказе в начале XIX века остается спорным вопросом для современных исследователей. Сохранившиеся источники отличаются противоречивостью. Н.Н. Великая в статье, посвященной вопросу пребывания пленных славян в горах Северо-Западного Кавказа в первой половине XIX века, приводит свидетельства западноевропейского источника о нахождении там «огромного числа русских и поляков» [6]. Обсуждаемой остается и тема массового дезертирства поляков и их активного участия в военных действиях на стороне горцев в этот период времени, тем более, что потенциал «непокорных поляков» оценивался современниками очень высоко: «Если бы малое число этих людей приехало сюда и добавило свои знания, опыт и военную тактику к мужеству этого народа, то через несколько лет поляки смогли бы перенести войну в самое сердце России, ослабить возможности ее правительства и, вероятно, в конечном счёте преуспеть в освобождении своей страны. К тому же мы можем присовокупить, без всякого сомнения, то, что, однажды одержав победу, они могли бы обрести в качестве союзников донских и кубанских казаков, многие из которых признают общее свое происхождение с поляками» [7].
К концу XIX века, по итогам проведенной в 1897 г. Первой Всеобщей переписи населения Российской империи, поляков в Кубанской области числилось всего 0,14%. Родным языком назвали польский 2719 человек (1852 мужчин и 867 женщин) [8]. К 1913 г. численность поляков в области увеличилась до 4333 человек [9].
В 1920 г. поляки входили в восьмерку главнейших народностей Кубани и составили 1,23% населения Кубанского округа [10]. По Всероссийской переписи 1920 года поляков в Кубанском округе значилось 2933 человека (1486 мужчин и 1447 женщин) [11]. Спустя три года, в 1923 году, численность польского населения округа сократилась и составила 0,9% [12]. На сокращение общей численности поляков на Кавказе к середине 1920 г. в два с половиной раза по сравнению с 1914 г. обращает внимание в своем исследовании А.А. Боголюбов [13], объясняя его, в том числе, и репатриацией поляков после провозглашения независимости Польши. В 1926 году в Кубанском округе числилось 2611 поляка (1342 мужчин и 1269 женщин), а во всех округах Кубани – 7394 человека [14].
Масштаб событий XX века вызвал новые волны миграции. Последствиями репрессий 30-х гг. в отношении отдельных этнических групп, в том числе, и поляков, стали массовые депортации и сокращение численности польского населения в регионе. Смена имен и фамилий, национальной принадлежности в документах, перемена места жительства, становились для многих поляков в годы советской власти реальной возможностью сохранить жизнь и свободу. Именно этими причинами объясняется крайне скудная информация о представителях польского народа на Северном Кавказе в конце 1930-х гг. [15], а данные официальной статистики советского периода требуют осторожного отношения. Тем не менее, даже согласно подсчетам переписи 1939 г., польское население Краснодарского края сократилось вдвое, составив 3841 человек, причем впервые численность женщин, в полтора раза, превысила численность мужчин [16]. Обращаясь к подробностям «Польской операции» НКВД 1937-1938 гг., Е.В. Жлоба приводит данные о более чем трёхстах арестованных по «польскому вопросу» только в Краснодаре, отмечая, что процентное соотношение расстрелянных по отношению к осужденным (по всем национальным операциям) в Краснодарском крае превышало 94% [17].
Маятник советско-польских отношений предвоенного и военного времени определял судьбы поляков, проживавших в Советском Союзе. В 1944-1946 гг. на территорию Юга России были перемещены и временно там проживали поляки, депортированные в 1939 г. в районы Сибири и Севера. В 1944 г. Ставропольский край принял 630 семей польских граждан, которые насчитывали 1450 человек [18]. К концу 1945 г. в Краснодарском крае находились 4500 поляков, в Ставропольском крае – 1900, в Ростовской области – 1134, Кабардинской АССР – 158, Северо-Осетинской АССР – 120, Дагестанской АССР - 320 [19]. К 1946 году, большинство из них, после заключения договора между СССР и Польшей, были репатриированы на родину.
Переписи последующих лет фиксируют численность лиц, проживавших в крае и назвавшихся поляками. Всесоюзная перепись населения 1959 г. – 2861 человек [20], 1979 г. – 3316 человек [21], 1989 г. – 3655 человек [22]. Всероссийская перепись населения 2002 г. – 2958 человек [23], 2010 г. – 1125 человек [24].
Высокий уровень образования, как отличительную черту польской диаспоры на Кубани, отмечают подавляющие число исследователей. Опираясь на данные Первой Всеобщей переписи Российской империи 1897 года, А.П. Труханович указывает также и на равную степень образованности мужчин и женщин, что говорит о том, что прибывающие на Кубань поляки в значительной степени были грамотными и образованными [25]. Статистические данные 1920 года выделяют высокий процент грамотности поляков среди других народностей (из мужчин от 8 лет и старше грамотными были 83,2%, а среди женщин от 8 лет и старше – 73,8%) [26]. Неслучайным поэтому представляется появление целого ряда исследований, посвященных изучению профессиональной деятельности кавказских поляков [27]. Тем более, что той многочисленной части польских переселенцев, которую составляли ссыльные, находящиеся под полицейским надзором, было запрещено заниматься некоторыми видами деятельности, а именно заниматься педагогической практикой, принимать к себе учеников, читать публичные лекции, участвовать в публичных заседаниях ученых обществ, участвовать в публичных сценических представлениях, содержать типографии, фотографии, библиотеки и служить при них в качестве кого-либо, вести врачебную практику, торговать книгами, содержать трактирные и питейные заведения [28]. Многим полякам приходилось менять привычный род деятельности, временно или постоянно, или пытаться получить разрешение на “воспрещенную работу”. Поэтому доступные занятия воспринимались порой как “лакейские и сторожевые”.
К концу XIX века в Кубанской области большинство самостоятельных мужчин польского происхождения (из 1505 человек, указанных в таблице распределения населения по группам занятий в переписи 1897 г.) были заняты на военной службе – 314 человек, земледелием занимались 217, служили на железных дорогах –189, заняты частной службой – 151, изготовлением одежды занимались – 59 человек, 44 получали доходы с капитала и недвижимого имущества, работали на почте – 21 [29]. Наибольшие показатели занятости женщин относятся к частной службе, занятию земледелием, изготовлению одежды, учебной и воспитательной деятельности.
Сегодня, оценивая вклад поляков в культурную и общественную жизнь региона, можно лишь усомниться в возможности существования в их среде «l’improductivite slave», опровергая тем самым и скептицизм Леона Плошовского, не знавшего ни одного уголка земли, где пропадало бы напрасно столько блестящих дарований и где даже те, кто дает кое-что миру, дают так мало, такую ничтожную малость по сравнению с тем, чем наделил их господь [30].
Характерной особенностью кубанских поляков А.П. Труханович называет большую долю лиц привилегированного сословия, подчеркивая, что ни одна из этнических групп Кубани не имела такого показателя [31]. В конце XIX века среди кубанских поляков количество дворянства было наибольшим – около 24% [32]. Объяснение такого социального состава поляков можно искать, в том числе, в причинах их появления на Кавказе, а именно, в высылке поляков за участие в политической деятельности. Правительство жестоко карало польское дворянство за неповиновение и активное участие в восстании. Именно его в первую очередь лишали прав состояния и высылали вглубь Российской империи [33]. Подтверждением тому служит, например, тот факт, что социальный состав польской политической ссылки в Вятской губернии в конце 60-х – начале 70-х гг. XIX в. также был представлен в 74,4 % дворянством [34]. Примерно столько же поляков относилось к мещанству. В тоже время самый высокий показатель по численности среди поляков принадлежал крестьянам, которых в переписи 1897 года значилось 1089 человек [35].
Циклом публикаций выделена тема Римско-католической церкви и ее культурно-просветительской деятельности на Северном Кавказе [36]. Статистические данные свидетельствуют о значительном числе католиков в регионе. Так, в 1889 г. на Северном Кавказе проживало 9732 человека римско-католического вероисповедания [37], в 1896 г. – 9412 человек [38], в 1898 г. – 11249 человек [39]. На момент переписи 1897 г. в Кубанской области католики составляли 0,39% (7534 чел.) [40]. Католиков в 1897 году в г. Екатеринодаре было 1099 человек, большинство из которых – поляки (63,7%; 643 чел.) [41].
В XIX веке, несмотря на существование разных точек зрения о роли католического духовенства в польском национально-освободительном движении, одну из которых высказывал в своем письме генерал-губернатор М.Н. Муравьев: «Из дел, представленных ко мне следственными комиссиями, я усматриваю, что по донесениям начальников отрядов, а также по показаниям пленных, самое живое участие в возбуждении народа к мятежу принимает здешнее католическое духовенство, объявляя в костелах революционные манифесты, приводя к присяге вербуемых мятежниками сообщников, присоединяясь к шайкам, в которых не раз встречались они с нашими войсками при перестрелках, и, наконец, предводительствуя некоторыми из шаек» [42], власти не препятствовали строительству католических храмов в местах ссылки поляков. А Боголюбов пишет о том, что накануне Первой мировой войны на Северном Кавказе существовало, по крайней мере, 12 католических приходов. [43]. Исследуя польскую диаспору Армавира, С.Н. Ктиторов обращает внимание на религиозность местной общины и строгое соблюдение ее членами всех предписаний и канонов Римско-католической церкви [44]. Объединяющую роль костелов в жизни кубанских поляков отмечала О.П. Бридня, объясняя ее тем, что, не основывая компактных поселений и растворившись среди местного населения, поляки, являясь приверженцами католицизма и проживая в районах с преобладанием православного населения, стремились сохранить свое вероисповедание и традиционную культуру, всегда объединялись вокруг костелов [45]. С утратой поляками родного языка, костел оставался для польской общины главным связующим звеном [46]. В 30-е годы XX века по известным причинам деятельность католических приходов была прекращена, а ее возобновление пришлось на начало постсоветского периода.
Перемены в конфессиональной принадлежности поляков за время их проживания на Кавказе, обращение к иной религии или отказ от веры, были связаны с процессами длительной ассимиляции и идеологическими ограничениями XX века. Кризис национальной идентичности после распада Советского Союза, привел к необходимости поиска этнической самоидентификации, что влекло за собой необходимость конфессионального определения. В постсоветский период происходит возрождение традиционного вероисповедания, выражающееся, в том числе, в стремлении поляков к отправлению обрядов по католическим канонам, в строительстве костелов, что ведет к оживлению религиозной жизни, а также к усилению позиций Римско-католической церкви в регионе в целом. Требует отдельного исследования вопрос о сохранении, или скорее о возможности возрождения «польскости» в условиях утраты значительной частью кавказских поляков католического вероисповедания и изменением роли католического прихода в их повседневной жизни.
Польский язык как важнейшее условие сохранения национальной идентичности оставался родным для подавляющей части первых польских переселенцев. Спустя десятилетия польским языком владели и считали его родным лишь представители старших поколений. Стремительность процесса русификации польского населения на Кавказе в конце XIX века отмечает О.В. Матвеев [47], а его основной причиной И.В. Цифанова считает повсеместное дисперсное расселение «выходцев из Царства Польского» по территории Кавказа [48]. Так, согласно данным переписи 1897 года, считали польский язык родным в Кубанской области – 1852 мужчин и 867 женщин, в Терской области – 3407 мужчин и 766 женщин, в Черноморской губернии – 498 мужчин и 233 женщин, в Дагестане – 1515 мужчин и 115 женщин [49]. Уже к концу XIX – началу XX века почти половина польских переселенцев в качестве родного языка приняла русский [50]. На протяжении следующего, XX века, процесс перехода к русскому языку продолжился. Кавказские поляки мало разговаривали и писали по-польски. Постепенно польский становился языком молитвы и воспоминаний. Вспоминая долгую жизнь, прожитую на дагестанской земле, Анна Игнатьевна Ганиева, родившаяся в местечке Скольцы под Варшавой, рассказывала: «Знаю польский, русский и аварский языки. Ни разу не приходилось говорить по-польски. Внукам иногда пою песни, рассказываю басни на родном языке. Им интересно. Впечатление такое, будто в Дагестане родилась» [51].
В своем исследовании, посвященном рассмотрению демографического аспекта проживания поляков на Кубани, В.Н. Ракачев, опираясь на переписи 1897, 1926, 1939, 1959,1970, 1979, 1989 годов приводит данные об изменении численности поляков в крае, а также прослеживает динамику в определении поляками родного языка, который остался таковым к 1989 году для 15,2% кубанских поляков. Также исследователь обращает внимание на то, что в эти годы наметилась другая тенденция – сокращение доли поляков с родным русским и увеличение числа лиц, указавших в качестве родного украинский или белорусский языки [52]. Объяснением тому может служить переезд депортированных украинских поляков на Кубань. Так, в исследовании В. Пукиша, рассматривающем историю общины украиноязычных поляков Казахстана, некоторые члены которой позже переселились на Кубань, обращается внимание на то, что в таких семьях домашним языком становился украинский [53].
В начале XXI века происходит попытка возрождения польского языка в центрах, объединяющих поляков Кавказа, которые в конце XX – начале XXI вв. были открыты в Пятогорске, Краснодаре, Ставрополе, Волгограде, Анапе, Владикавказе, Нальчике. Востребованность такого начинания подтверждается желанием изучать польский язык местными жителями, имеющими польские корни. Заметную роль в популяризации польского языка играет полонийная пресса – «Кавказская Полония» в Пятигорске, «Польские ведомости» в Краснодаре.
Статистические данные указывают на то, что 47,8% кубанских поляков проживало в городах [54], в Ставропольской губернии в городах проживало более 70% поляков, а в Терской области почти 80%. На Кубани поляки занимали четвертое место по численности среди городских жителей [55]. Города и крупные станицы Кавказа притягивали польских переселенцев большей доступностью образования, применения профессиональных навыков, более привычной жизнью и возможностью участия в жизни католической общины.
Кубанскими исследователями отмечено, что на территории Кубанской области ни отдельных поселений, ни компактных групп, в пределах смешанных поселений, поляки не образовывали [56], что совпадает с заключением дореволюционных авторов о рассеянном проживании поляков на Кавказе [57]. В монографии А.И. Селицкого приводится пример двух таких исключений – селения Раздольного (ныне в черте Большого Сочи) и станицы Темнолесской (Апшеронский район) [58]. В.С. Пукиш упоминает о смешанном польско-чешском селе Текос возле Геленджика [59]. Мнение по поводу того, насколько компактно поляки проживали в рамках кавказских населённых пунктов требует уточнений. Так, М.В. Григорашвили-Бураковская указывает на то, что во Владикавказе сложилось настоящее польское сообщество. Поляки сплоченно жили в центре города – преимущественно в так называемом «польском квартале» на улице Польской и владели полутора тысячами дворов [60]. Отмечены места компактного проживания поляков в пригородах Волгограда [61]. Ставропольская исследовательница В.Б. Ельникова упоминает о хуторе Польском Шпаковского района, Ставропольского края, основанном в 1834 году поляками, сосланными на Кавказ за участие в польском восстании 1830-1831 гг. Позже, в конце XIX века, здесь поселились десять семей выходцев из приграничных районов России и Польши, которые приехали в поисках свободной плодородной земли. По воспоминаниям жителя хутора, Б.А. Подгурского, земля здесь была куплена поляками-переселенцами: «Это были трудолюбивые люди. Дома построили компактно на одной улице. В плане это был прямоугольник. Дома строили с земляными полами и камышовыми крышами. Рядом с рекой сажали капусту. С другой стороны хутора, в поле, сеяли пшеницу и кукурузу. В двух километрах от населенного пункта располагались виноградники и сады. Основная тягловая сила и главное средство передвижения были быки. Повседневная одежда их мало чем отличалась от одежды здешних жителей. Любимым блюдом были «драники» [62]. Старожил отмечает, что польские семьи всегда старались поддерживать между собой тесные отношения, которые со временем еще больше укреплялись брачными союзами и крестинами.
Несмотря на постоянный рост числа браков поляков с представителями других национальностей, главным хранителем традиций польской культуры, польского языка и приверженности католицизму оставалась семья. О.В. Матвеев, исследуя повседневную жизнь поляков в укреплениях Черноморской береговой линии в 30-е – 50-е годы XIX века, на основе анализа формулярных списков офицеров польского происхождения, отмечает, что поляки по возможности стремились вступать в брак с соотечественницами [63]. Дети в таких семьях были лишены проблемы выбора вероисповедания и национальности. Польские семьи оставались католическими и максимально долго сохраняли в качестве языка семейного общения родной польский, а горячая любовь к родному пепелищу, отмеченная еще дореволюционными исследователями [64], оставалась их отличительной чертой. Однако, чаще долгая служба на Кавказе и восточнославянское окружение приводили к тому, что офицеры польского происхождения вступали в брак с местными девушками [65]. Смешанные семьи по-разному решали религиозные и культурные разногласия и оставляли за членами семьи возможность выбора, о чем свидетельствуют сохранившиеся в XXI веке польские имена в кавказских семьях, семейные предания и традиции.
Подводя итоги, хотелось бы отметить следующее. Существование полонии южнороссийского региона не могло не иметь собственных особенностей развития, закономерно привлекающих исследовательское внимание. В последние годы историография польского присутствия на Кавказе была расширенна появлением новых тематических направлений (деятельность католических приходов, репрессии и репатриации, вопросы повседневной жизни), некоторые из которых только обозначены и ожидают дальнейшего исследования. В то же время исследованы демографические, социологические аспекты пребывания поляков в регионе, процессы русификации, позволяющие сделать предварительные выводы о состоянии их языковой, религиозной и культурной самоидентификации на протяжении рассмотренного периода. Такие необходимые составляющие этнической принадлежности как язык, вероисповедание, преемственность традиций были сохранены кавказскими поляками в разной степени. Важнейшим и объединяющим фактором существования северо-кавказской польской диаспоры на сегодняшний день является собственно общее польское происхождение и потребность современных поляков в сохранении исторической памяти.
Примечания
1. Цифанова И.В. Польские переселенцы на Северном Кавказе в XIX веке: особенности процессов адаптации. Дисс. … канд. ист. наук. Ставрополь, 2005; Боголюбов А.А. Поляки на Северном Кавказе в XIX – XX вв. / Под ред. А.И. Селицкого. Краснодар, 2008; Селицкий А.И. Поляки на Кубани: исторические очерки. Краснодар, 2008.
2. Боголюбов А.А. Судьбы поляков на Северном Кавказе в XIX в. // Поляки в России: вехи истории. Краснодар, 2008. С. 135.
3. Селицкий А.И. Поляки на Кубани: исторические очерки. Краснодар, 2008. С.5.
4. Прозлителев Г.Н. О поляках на Северном Кавказе. СПб., 1914. С.3.
5. Матвеев О.В. Повседневная жизнь поляков в укреплениях Черноморской береговой линии в 30-е – 50-е годы XIX века // Рейтар. 2008. № 41. С.77.
6. Великая Н.Н. Пленные славяне в горах Северо-Западного Кавказа в первой половине XIX века // Мир славян Северного Кавказа. Выпуск 7. Краснодар, 2012. С.84.
7. Спенсер Э. Описание поездок по Западному Кавказу, включая путешествие через Имеретию, Мингрелию, Турцию, Молдавию, Галицию, Силезию и Моравию, в 1836 году Эдмундом Спенсером, эсквайром, автором «Описания поездок в Черкесию». Нальчик, 2008. С.199.
8. Первая Всеобщая перепись населения Российской империи 1897 г. Т. 65. Кубанская область. СПб., 1905. С.5.
9. Ракачев В.Н. Поляки на Кубани: демографический аспект // Поляки в России: XVII-XX вв: Материалы Международной научной конференции. Краснодар, 2003. С.280.
10. Кубанский статистический сборник. Год первый. Краснодар, 1925. С.239.
11. Кубанский статистический сборник. Год первый. Краснодар, 1925. С.45.
12. Кубанский статистический сборник. Год первый. Краснодар, 1925. С.239.
13. Боголюбов А. Поляки на Северном Кавказе в XIX – XX вв. Краснодар, 2008. С. 165.
14. http:/demoscope.ru/weekly/ssp/rus_nac_26.php?reg=862
15. Боголюбов А. Поляки на Северном Кавказе в XIX – XX вв. Краснодар, 2008. С. 173.
16. Польские ведомости. Краснодар, 2006. Приложение №1(2). С.9.
17. Жлоба Е.В. «Польская операция» НКВД 1937-1938 гг. // Поляки в России: история и современность. Краснодар, 2007. С.106.
18. Мухортов А.С. Положение польских граждан на территории СССР и Ставрополья (193901945 гг.) // Проблемы российской и европейской истории и историографии: общественно-политический и социально-экономический аспекты. Ученые записки. Выпуск XII. Пятигорск, 2009. С.134.
19. Бридня О.П. Польские этюды: поляки на Кубани в XIX-XX вв. // Поляки в России: XVII-XXвв.: Материалы Международной научной конференции. Краснодар, 2003. С.267.
20. http:/demoscope.ru/weekly/ssp/rus_nac_59.php?reg=3
21. http:/demoscope.ru/weekly/ssp/rus_nac_79.php?reg=4
22. http:/demoscope.ru/weekly/ssp/rus_nac_79.php?reg=4
23. Национальный состав и владение языками, гражданство // Итоги Всероссийской переписи населения 2002 года по Краснодарскому краю (В13 томах). Том 4. Краснодар, 2005. С.10.
24. http:/demoscope.ru/weekly/ssp/rus_eth_10.php?reg=33
25. Труханович А. Поляки на Кубани в конце XIX – начале XX в. (опыт этносоциологического анализа) // Поляки в России: XVII –XX вв.: Материалы Международной научной конференции. Краснодар, 2003. С.241.
26. Кубанский статистический сборник. Год первый. Краснодар, 1925. С.242.
27. Ктиторов С.Н. Польская диаспора досоветского Армавира // Поляки в истории России: история и современность. Краснодар, 2007. С.179 – 187; Матвеев О.В. Поляки в рядах кубанского нотариата // Поляки в России: история и современность. Краснодар, 2007. С.188 – 194; Кулик М. Поляки на старших и высших должностях в Кавказском военном округе на рубеже XIX – XX вв. // // Поляки в России: история и современность. Краснодар, 2007. С.213 – 226; Лятавец К. Врачи польской национальности в структурах администрации и самоуправления Российской империи на рубеже XIX – XX вв. // Поляки в России: вехи истории. Краснодар, 2008. С.78 – 90;
28. Цифанова И.В. Польские переселенцы на Северном Кавказе в XIX веке: особенности процессов адаптации. Дисс. … канд. ист. наук. Ставрополь, 2005. С.117.
29. Первая Всеобщая перепись населения Российской империи 1897 г. Т. 65. Кубанская область. СПб., 1905. С.142-143.
30. Сенкевич Г. Без догмата. М., 1989. С.48.
31. Труханович А. Поляки на Кубани в конце XIX – начале XX в. (опыт этносоциологического анализа) // Поляки в России: XVII –XX вв.: Материалы Международной научной конференции. Краснодар, 2003. С.242.
32. Селицкий А.И. Поляки-дворяне на Кубани во второй половине XIX – начале XX в. // Дворяне Юга России на службе Отечеству: Материалы региональной научно-практической конференции / Науч. ред. О.В. Матвеев, Е.М. Сухачева. Краснодар, 2004. С.39.
33. Селицкий А.И. Польская шляхта в социально-правовой системе Российской империи // Поляки в России: XVII – XX вв.: Материалы Международной научной конференции. Краснодар, 2003. С.122.
34. Подлевских Л.Г. Польская политическая ссылка 30-х и 60 – 70-х гг. в Вятской губернии // Поляки в России: XVII – XX вв.: Материалы Международной научной конференции. Краснодар, 2003. С.63.
35. Первая Всеобщая перепись населения Российской империи 1897 г. Т. 65. Кубанская область. СПб., 1905. С.238-239.
36. Бридня О.П. Польские этюды: поляки на Кубани в XIX – XX вв. // Поляки в России: XVII – XX вв.: Материалы Международной научной конференции. Краснодар, 2003. С.260 – 278; Палечна И. Отец Игнатий Клокотовский – основатель ордена сестер Лоретанок // Польские ведомости. Краснодар, 2005. №4 (13). С.12; Палечна И. Орден сестер Лоретанок: духовные истоки и современность // Поляки в России: история и современность. Краснодар, 2007. С.88 – 93; Пукиш В. Католические храмы Черноморского побережья Северного Кавказа // Поляки в России: история и современность. Краснодар, 2007. С.247 – 257; Пукиш В. «Мы не такие католики, как поляки…»: к вопросу о религиозных представлениях чехов и поляков Северного Кавказа в конце XIX – начале XX вв. // Мир славян Северного Кавказа. Выпуск 6 / Научн. ред., сост. О.В. Матвеев. Краснодар, 2011. С. 103 – 110;
37. Кавказский календарь на 1895 год. Тифлис, 1894. С.46-47.
38. Кавказский календарь на 1898 год. Тифлис, 1897. С.48-49.
39. Кавказский календарь на 1900 год. Тифлис, 1899. С.44-45.
40. Первая Всеобщая перепись населения Российской империи 1897 г. Т. 65. Кубанская область. СПб., 1905. С.58.
41. Кумпан Е.Н. Конфессиональный состав населения г. Екатеринодара на рубеже XIX – XX вв. // Тезисы научно-практической конференции Екатеринодар – Краснодар. 1793-2003. Вчера. Сегодня. Завтра. Краснодар, 2003. С.70.
42. Польша против Российской империи: история противостояния. Минск, 2012. С.655.
43. Боголюбов А. Поляки на Северном Кавказе в XIX – XX вв. Краснодар, 2008. С. 206.
44. Ктиторов С.Н. Польская диаспора досоветского Армавира // Поляки в России: история и современность. Краснодар, 2007. С. 180.
45. Бридня О.П. Польские этюды: поляки на Кубани в XIX – XX вв. // Поляки в России: XVII – XX вв.: Материалы Международной научной конференции. Краснодар, 2003. С. 266.
46. Пукиш В. «Мы не такие католики, как поляки…»: к вопросу о религиозных представлениях чехов и поляков Северного Кавказа в конце XIX – начале XX вв. // Мир славян Северного Кавказа. Выпуск 6 / Научн. ред., сост. О.В. Матвеев. Краснодар, 2011. С. 105.
47. Матвеев О.В. Поляки на Кубани и Северном Кавказе // Польские ведомости. 2006. № 1 (2). С. 5.
48. Цифанова И.В. Польские переселенцы на Северном Кавказе в XIX веке: особенности процессов адаптации. Дисс. … канд. ист. наук. Ставрополь, 2005; С.145.
49. Кавказский календарь на 1910 г. Под ред. Вице-Директора Канцелярии В.В. Стратокова. LXVI год. Часть I. Тифлис, 1909. С.524-525.
50. Бондарь Н.И. Что мы знаем друг о друге? Этнографический очерк о народах Кубани // Кубанский краевед. Краснодар, 1990. Вып. 2. С.148.
51. Гаджиев Б.И. Поляки в Дагестане. Махачкала, 2005. С.164.
52. Ракачев В.Н. Поляки на Кубани: демографический аспект // Поляки в России: XVII – XX вв.: Материалы Международной научной конференции. Краснодар, 2003. С.285.
53. Пукиш В. Из истории микроэтногруппы украиноязычных поляков // Польские ведомости. Краснодар, 2008. № 3-4 (21). С.11.
54. Первая Всеобщая перепись населения Российской империи 1897 г. Т. 65. Кубанская область. СПб., 1905. С.5.
55. Селицкий А.И. Поляки на Кубани: исторические очерки. С. 69.
56. Бондарь Н.И. Что мы знаем друг о друге? Этнографический очерк о народах Кубани // Кубанский краевед. Краснодар, 1990. Вып. 2. С.148.
57. Дирр А.М. Антропологический и этнографический состав Кавказских народов // Кавказский календарь на 1910 год. Часть I. Тифлис, 1899. С.543.
58. Селицкий А.И. Поляки на Кубани: исторические очерки. Краснодар, 2008. С. 6.
59. Пукиш А.Н. «Мы не такие католики, как поляки…»: к вопросу о религиозных представлениях чехов и поляков Северного Кавказа в конце XIX – начале XX вв. // Мир славян Северного Кавказа. Выпуск 6. / Научн. ред, сост. О.В. Матвеев. Краснодар, 2011. С. 103.
60. Григорашвили-Бураковская М. Поляки в Северной Осетии // Поляки в России: история и современность. Краснодар, 2007. С.195.
61. Шеховцов В.В. Полония Волгограда // Поляки в России: XVII – XX вв.: Материалы Международной научной конференции. Краснодар, 2003. С.173.
62. Ельникова В.Б. Польские переселенцы на Ставрополье // http://www.rusnauka.com/35-OINBG-/Istoria/4-122708.doc.htm
63. Матвеев О.В. Повседневная жизнь поляков в укреплениях Черноморской береговой линии в 30-е – 50-е годы XIX века // Рейтар. 2008. №41 (3). С. 93.
64. Ильин А.А. Народы России. Живописный альбом. СПб., 1878.
65. Матвеев О.В. Поляки на службе в Кубанском казачьем войске (вторая половина XIX – начало XX вв.) // Проблемы новистики и исторического славяноведения: памяти С.В. Павловского. Материалы международной научно-практической конференции. Краснодар, 2010. С. 80.
Материал опубликован в том виде, как был предоставлен организатором конференции - Научно-исследовательским центром традиционной культуры ГБНТУ «Кубанский казачий хор».
Оставить свои комментарии или задать вопросы авторам докладов Вы можете с 29.11.2013 г. по 29.12.2013 г. по электронной почте slavika1@rambler.ru
«Этнокультурное пространство Юга России (XVIII – XXI вв.». Всероссийская научно-практическая интернет-конференция на официальном сайте Кубанского казачьего войска http://slavakubani.ru/.
Краснодар, ноябрь-декабрь 2013 г.