Объективное изучение итогов взаимопроникновения культур народов Северного Кавказа позволяет не только лучше понять современные проблемы, но и выявить характер и особенности исторического процесса, инициатором которого стала «имперская, великодержавная» Россия. В ходе своего продвижения на Кавказ российское правительство, в отличие от британского и турецкого отнюдь не руководствовалось исключительно своими экономическими и стратегическими интересами. Было бы непростительной ошибкой и прямым оскорблением истории говорить сегодня «об удушении Кавказа Россией», поскольку, начиная с XVI в. на южной окраине империи шел процесс непрерывного культурного обмена и взаимопроникновения соседних народов.
О.Д. Макагоренко
учитель МОУ СОШ № 9 села Вольное Кошехабльского района Республики Адыгея
Кавказ был и остается важным узлом национальных и религиозных противоречий. Объективное изучение итогов взаимопроникновения культур народов Северного Кавказа позволяет не только лучше понять современные проблемы, но и выявить характер и особенности исторического процесса, инициатором которого стала «имперская, великодержавная» Россия. В ходе своего продвижения на Кавказ российское правительство, в отличие от британского и турецкого отнюдь не руководствовалось исключительно своими экономическими и стратегическими интересами. Было бы непростительной ошибкой и прямым оскорблением истории говорить сегодня «об удушении Кавказа Россией», поскольку, начиная с XVI в. на южной окраине империи шел процесс непрерывного культурного обмена и взаимопроникновения соседних народов.
За несколько столетий здесь сложилась уникальная национальная и социокультурная среда, существование которой не могут отрицать даже наиболее радикальные представители вахаббитского движения. В этом состоит главный секрет и главная особенность русского «колониализма», колониализма особого типа, направленного не только на покорение соседних народов, но и на их естественное включение в состав российского многонационального государства [1].
Нет оснований утверждать, что отношения между русскими и адыгами складывались изначально как враждебные. Наоборот, как отмечал Ф. Щербина, казаки издавна поддерживали оживленные связи с горцами, и чем отдаленнее было историческое время, тем прочнее были, по-видимому, эти связи. Факты подтверждают, что история установления дружеских связей адыгов с славянским населением уходит своими корнями вглубь веков, к временам Киевской Руси и Тмутараканского княжества. Татаро-монгольское нашествие нанесло удар по русско-адыгским связям и на время отрезало народы Северного Кавказа от Руси.
Необходимо помнить о том, что «во взаимоотношениях между Россией и горскими народами, помимо войн, грабительских набегов, оборонительно-наступательных союзов и контрсоюзов, существовали отлаженные торговые, политико-дипломатические, культурные связи на всех уровнях, династические браки, личная дружба и симпатии между правителями» [2].
С переселением в конце XVIII в. казаков на Кубань контакты их с адыгами укрепились еще более. Кубанские черкесы встречали казаков-переселенцев дружелюбно. И казаки, со своей стороны, старались жить с горцами в мире и согласии. Военный историк В.А. Потто по этому поводу писал: «Черноморские казаки с удивлением увидели перед собой народ татарского склада, но в высшей степени трудолюбивый, честный, без мелких хищнических замашек, но в то же время грозно-воинственный, превосходно и вечно вооруженный, потому что он не составлял из себя государства, и каждый отдельный член его должен был сам заботиться об осторожности. Казаки не могли отказать черкесам в глубоком уважении как к народу, равному ему по доблести. Черкесы, со своей стороны, также скоро выучились уважать лучшие стороны казачества. Увидев новое воинственнее племя, Бог весть откуда и зачем пришедшее и поселившееся с ними бок о бок, сначала они смотрели на него не совсем дружелюбно, но мало-помалу они помирились с ним, видя рыцарские качества пришельцев, так прекрасно вооруженных, так смело и бесстрашно приходивших к ним на Кубань, партиями и поодиночке, рубить леса, ловить рыбу и очевидно не желавших причинить им никакого вреда...». На этой почве взаимного уважения между казаками и черкесами в первое время возникли самые дружественные отношения. Открыта была меновая торговля, казаки и черкесы ездили друг к другу в гости, становились кунаками. Черкесские князья говорили казакам: «Мы никогда не думали с вами в соседстве жить, но теперь раз Бог привел, то и надобно жить нам хорошо» [3]. Ведь недаром восточная мудрость гласит: «Соседей не выбирают, — это дар Аллаха». Многие казаки не хотели насилия и захвата земель, но в то время того, кто протестовал, ждали жесткие наказания. Поэтому нет смысла ставить казакам в вину их неспособность противостоять политике царского самодержавия.
Продолжительное время, соседствуя и взаимодействуя с кавказскими народами, казачество включало в свою культуру и быт новые черты, одновременно передавая часть черт своей собственной культуры горцам.
Изучение материалов, относящихся к проблеме торговых связей адыгов с русским населением, позволяет утверждать, что между ними, несмотря на препятствия, создаваемые политикой царизма, подстрекательской деятельностью турок, быстро стал развиваться оживленный торговый обмен. Первое время переселившиеся казаки в очень трудных бытовых условиях вынуждены были пользоваться почти исключительно товарами, которые горцы привозили из-за Кубани. Вместе с возникновением российско-горских меновых дворов (первый меновый двор учрежден в г. Екатеринодаре уже в 1794 г.) в обиход казаков вошли различные черкесские товары и ремесленные изделия. Потребность в обмене с обеих сторон была так велика, что нередко торговля выходила за рамки отведенных специально для этого мест. П.П. Короленко отмечал, что уже «в первые годы прибытия казаков на Кубань черкесы снабжали их хлебом (дело в том, что практически все адыгские народы, жившие в Закубанье: бесленеевцы, темиргоевцы, жанеевцы, махошевцы, бжедуги, издавна занимались земледелием, выращивая хлеб в размерах, превышающих их собственные потребности в зерне), скотом, лесом и другими предметами местного производства, даже оружие давали; взамен же всего этого получали соль, которой во всей черкесской стороне не было» [4].
Большим спросом у казаков пользовались привозимые черкесами звериные шкуры и туши диких кабанов и свиней. Одним из важных продуктов обмена являлись вытканные казачками холсты. В свою очередь, в обмен горцы привозили для станичных женщин корень марены (естественный краситель) и лист кустарника желтинника (для дубления). Торговые отношения периодически прекращались под воздействием военных событий на Линиях, но в целом был характерен рост заинтересованности обеих сторон в расширении торговли, которая способствовала сохранению мирных отношений между казаками и частью горцев.
По-особому это взаимовоздействие проявилось в сфере женских интересов. Произошло изменение хозяйственных обязанностей казачек под влиянием сельскохозяйственных и животноводческих традиций черкесов. Под влиянием горцев на Кубани стали широко выращивать и использовать кукурузу, фасоль и горох. Это, в свою очередь, изменило традиционную кухню казачества. Женщины стали готовить кабачковую икру, мамалыгу, острые соусы, делать сыры, закваску для которых покупали или выменивали у адыгейцев. Казаками перенимались традиции садоводства (адыги выращивали прекрасные сорта яблок, груш, винограда, которые были приспособлены к местным природным и климатическим условиям). В станицах появились горские породы животных (лошадей, неприхотливых грубошерстных овец и др.). В то же время отдельные черкесские племена стали выращивать завезенные переселенцами пшеницу, ячмень, овес и др. Многие горцы покупали у казаков плуги и косы [5]. Ногайцы – соседи линейных казаков – в начале XIX в. стали переходить к оседлому образу жизни, заимствовав у адыгов тип жилых и хозяйственных построек, а у казаков – посевные культуры (пшеницу, ячмень и овес) [6]. Под влиянием казачьей культуры в горской традиционной кухне появились подсолнечное масло, квашенная капуста, свекла; кавказские женщины научились готовить борщ [7].
Более близкое знакомство с горской культурой раздвигало рамки представлений казаков о кавказских народах, их традициях и мировоззрении. Отношение к горцам менялось и благодаря появлению в станицах черкесских детей, которые попадали к казакам после взятия аулов [8]. Эти дети не просто росли в казачьей среде и в процессе этого «оказачивались», вырастая, они обзаводились семьями здесь же, в станицах, внося тем самым горскую кровь в казачий генофонд. Если девочка-горянка была аристократического происхождения, то ее могла взять на воспитание и семья пленившего ее офицера-дворянина. Например, Рафаэль Скасси, путешествовавший по Кавказу в начале XIX в., упоминает о том, что жена генерала Бухгольца была «урожденной черкесской княжной: она была захвачена в плен при взятии Анапы графом Гудовичем и была воспитана графом Коковским» [9]. Подобное невольное родство меняло отношение женщин и ко взрослому черкесскому населению.
Известны случаи, когда в станицы после многолетнего плена возвращались очеркесившиеся дети казаков. Попав в горы в детском возрасте, они воспринимали горский менталитет, становились мусульманами, зачастую не знали русского языка, но, найдя родственников-казаков, оставались в станицах и вносили горский колорит в традиционный казачий быт. Перевоспитанием таких казачат занимались в первую очередь их матери или усыновившие их женщины.
Новые культурные особенности в жизнь казачек Кубани вносили и черкешенки, добровольно, или по воле обстоятельств, вступавшие в браки с казаками. Самым известным российско-кавказским брачным союзом, относящимся к середине XVI в., явилась женитьба Ивана Грозного [10] на кабардинке Гошаней [11] (в крещении Марии), дочери князя Большой Кабарды Темрюка.
Наиболее сблизились с кавказскими племенами гребенские и терские казаки. В результате многолетнего (преимущественно мирного) соседства с горцами среди замужних казачек было много женщин местного горского происхождения, особенно чеченок, кабардинок и ногаек. До XVIII в. особых препятствий для смешанных браков не было, и казаки быстро переняли кавказские обычаи: стали либо воровать себе невест, либо получать их в жены по договору с родителями (с необходимой выплатой калыма). После выравнивания демографической ситуации (что совпало с окончанием военных действий на Северном Кавказе) браки с кавказскими женщинами в казачьей среде стали редкостью. В свою очередь, и казачки иногда становились женами кавказских горцев, правда, в основном путем похищения, а не традиционного для казаков сватовства. С течением времени они перенимали горские обычаи и язык, рожали детей. В целом межэтнические браки способствовали складыванию традиций куначества, которые в мирное время твердо поддерживались, а в момент обострения военной ситуации использовались для освобождения родственников из плена.
Таким образом, отношения казаков с кавказскими горцами в рассматриваемый период далеко не всегда носили характер военного противостояния – было множество форм мирного взаимодействия, менявших культурный облик обеих сторон. Во многих из этих процессов участвовали женщины – и горянки, и казачки. Влияние иной этнической культуры проникало в хозяйственную деятельность, меняло состав семей и представления об окружающем мире, способствовало выработке межэтнического взаимопонимания.
Примечания:
1. Чеботарев А.Н. России Крест Кавказский. М., 2007. С.6.
2. Дегоев В. В. Кавказ в структуре Российской государственности: наследие истории и вызовы современности // Вестник Института цивилизации. Вып. 2. Владикавказ, 1999. С. 129.
3. Земля адыгов. Майкоп, 2004. С. 92.
4. Кубанские станицы: этнические и культурно-бытовые процессы на Кубани. М., 1967. С. 174-177.
5. Макаровская Н.Р. Город Екатеринодар как центр торговой жизни Кубани и роль в ней казаков // Историческое регионоведение Северного Кавказа – вузу и школе. Славянск-на-Кубани, 2001. Ч. 2. С. 33-36.
6. Чирг А.Ю., Емтыль Р.Х. История Адыгеи (XVIII – 1860-е гг. XIX в.). Майкоп, 2002. С. 8.
7. История Дона и Северного Кавказа с древнейших времен до 1917 г. Ростов н/Д, 2001. С. 16.
8. Подобный случай послужил основой сюжета повести Исхака Машбаша «Белая птица». Майкоп, 1995.
9. Цит. по: Сукунов Х.Х., Сукунова И.Х. Черкешенка. Майкоп, 1992. С. 54.
10. Как известно, у супругов родился сын Василий, который умер в младенчестве. Да и сам брак продлился всего 8 лет, в 1569 г. Мария умерла. См.: Скрынников Р.Г. Иван Грозный. М., 1975.
11. Макеев С. Черкесская жена грозного царя (очерк) // Историческое регионоведение Северного Кавказа – вузу и школе. М., Армавир, 2007. С. 91-94.
Вопросы казачьей истории и культуры: Выпуск 7 / М.Е. Галецкий, Н.Н. Денисова, Г.Б. Луганская; Кубанская ассоциация «Региональный фестиваль казачьей культуры»; отдел славяно-адыгских культурных связей Адыгейского республиканского института гуманитарных исследований им. Т. Керашева. – Майкоп: Изд-во «Магарин О.Г.», 2011.