Укрепление позиций России в регионе в конце XVIII века было немыслимо без использования казачества. При Павле I по отношению к казачеству обозначились принципы и тенденции, свидетельствующие о продолжении процесса его подчинения государственной власти. Отношения российской администрации с казачьими сообществами на Северном Кавказе отличались многообразием и противоречивостью.
Укрепление позиций России в регионе в конце XVIII века было немыслимо без использования казачества. При Павле I по отношению к казачеству обозначились принципы и тенденции, свидетельствующие о продолжении процесса его подчинения государственной власти. Отношения российской администрации с казачьими сообществами на Северном Кавказе отличались многообразием и противоречивостью (Павлова И.К. Фактор «казачества» в кавказской политике России вXVI-XVIII вв.// Казачество России: история и современность. – Краснодар, 2002. С.117.).
Основные положения политики Павла I по отношению к казачеству определились в начале его правления, остальные же факты довольно органически с ним связаны. Поэтому данная часть параграфа имеет свою специфику: некоторые из описываемых событий выходят за хронологические рамки конца 1796-1798 гг., так как не представляется рациональным делить рассмотрение проблемы чисто по хронологическому принципу.
Для понимания места казачества в северокавказской политике Павла I важно обратиться к положению казаков на Кубани, в первую очередь к событиям в Черноморском войске.
Павел I взошел на престол, когда Прикубанье лишь начало обустраиваться черноморскими и донскими казаками, причем процесс этот протекал отнюдь не беспроблемно. Нами уже было отмечено сопротивление переселению донцов в 1792-1794 годах.
Впоследствии известны драматические события конца июля – августа 1797 г., вошедшие в историю под названием Персидского бунта. «Волнения, охватившие всю Черноморию» и «судебные процессы над восставшими продолжались несколько лет» (ГАКК. Ф.250. Оп.1. Д.47. Л.67; Очерки истории Кубани с древнейших времен до 1920 года. – Краснодар, 1996. ; Козлов С.А. Кавказ в судьбах казачества (XVI-XVIII вв.). – СПб:, 1996. С.213-214; Виноградов Б.В. Северокавказское казачество и государственная власть: некоторые аспекты взаимоотношений в конце XVIII-первой половине XIXв.// Казачество России: история и современность. – Краснодар, 2002. С.38.). Однако недостаточно объяснить вспыхнувшие волнения только «экономическими причинами». Накануне их в жизни черноморцев произошло событие весьма болезненное, повлекшее за собой немалые последствия.
2 июня 1797 г. «войсковым атаманом Черноморского казачьего войска по царскому указу, а не по выбору общества (выделено нами – Б.В.) был назначен занимавший должность войскового писаря Тимофей Котляревский (ГАКК. Ф.250.Оп.2. Д.37. Л.14, Д.38.. Д.184-185; Пивнев А.П. Кубанские казаки. – Екатеринодар, 1911. С.18-19; Путеводитель по государственным архивам Краснодарского края. – Краснодар, 1963. С.19; Екатеринодар – Краснодар, 1793-1993. – Краснодар, 1993. С.38.) – верноподданный вельможа, имевший отрицательную репутацию у недавних запорожских казаков». Таким образом, император Павел упразднил остатки былой выборности атаманов, лишил черноморцев одной из важнейших их политических привилегий, что не могло не вызвать у части из них резкой враждебной реакции, тщательно скрываемой из-за нежелания впрямую ссориться с центральной властью (Виноградов Б.В. Казаки Кубани … С.16; Его же. Казачество в системе кавказской политики Павла I// Вопросы историографии и истории Северного Кавказа XVIII –начала XIXв. – Краснодар, 1997. С.109.).
Ознакомление с хроникой вооруженного и судебного подавления Персидского бунта оставляет ясное представление о четком взаимодействии атамана Котляревского – ставленника Петербурга и местной военной администрации. Таким образом, проводилась политика «переламывания» личных кадров и мятежного духа черноморской казачьей вольницы, усиления функции государства в жизни казачества. В этой связи лишь популистскими жестами выглядят «помилования» Павла I, так как они ни в коем случае не означали отказа от присвоенных правительством прерогатив. Логичным продолжением этого процесса явился выбор в конце 1799 г. по жребию атаманом Котляревским (а не войсковым сходом) себе преемника Ф.Я.Бурсака, который был вскоре утвержден в звании атамана Черноморского казачьего войска Павлом I (Виноградов Б.В. Казачество в системе … С.109.). Далее, в феврале 1801 г., Войсковое правительство было преобразовано в «Войсковую канцелярию», в которую входили Войсковой Атаман, два члена, избранные из Войска и один – назначенный императором. Кроме того, в ней присутствовал прокурор, наблюдавший за правильным применением законов. Канцелярия имела экспедиции: криминальную, гражданскую, тяжебную, по казенным делам, межевую, полицейскую и по делам сыскных начальств (Путеводитель по государственным архивам Краснодарского края … С.21; Кубанское казачье войско 1696-1888. – Воронеж, 1988. С.67-68; См. также: Поборина М.Ю. Общественно-просветительская еятельность К.В.Россинского / Дисс… канд. ист. наук.- Краснодар, 1997(рукопись). С.48-49.). В этом смысле то, что императорская грамота от 16 февраля 1801 г. подтвердила «все права черноморцев, дарованные им Екатериной Великой» и разрешила казакам, «желавшим заниматься торговлей, записываться в купеческое сословие», не противоречит «привязыванию» черноморского казачества к внутренним нормам российского управления.
В данном контексте следует рассматривать и мероприятия по дополнению состава Черноморского казачьего войска. Так, известно донесение атамана Котляревского от 1 декабря 1797 г., где он докладывал императору о «грозящем скором бессилии Черноморскому войску, так как оного, считая взрослых годных к службе, престарелых и изувеченных от неприятельских ран и малолетних всего числом мужского пола только до 13500 человек состоят» (Бентковский И. Заселение Черномории с 1792 по 1825 г. – Екатеринодар, 1880. С.54.). Пополнение войска произошло в августе 1799 г., когда вышло постановление «О причислении в войско Черноморских казаков и бродяг из польских, малороссийских и бывшего Запорожья людей и о наблюдении за сим войсковому атаману» (Казин В.Х. Казачьи войска. Справочная книга Императорской главной квартиры. Репринтное издание. – СПб., 1912. М., 1992. С.113.). Таким образом, с одной стороны, решалась проблема выполнения Черноморским войском своих оборонительных функций, а с другой, - подобное пополнение «размывало» тот состав войска, который мог держаться за старые привилегии.
Вместе с тем архивные источники (Виноградов Б.В. Документы ГАКК о некоторых аспектах истории Кубани конца XVIII века // Историческое регионоведение – вузу и школе. – Армавир, 1995. С.16-17. ) не оставляют сомнений в постоянной и активной правительственной заинтересованности в скорейшем превращении рождающегося Екатеринодара в пограничный провинциальный город России – проводник ее воздействия на черноморцев и их соседей, как и в общем внимании российской администрации к экономическому обустройству края в целом. Особенно многозначительна практика православного церковного строительства в Екатеринодаре, всячески поощряемая властями (Шептун С. Из истории православной церкви на Кубани. – Краснодар, 1995; Гедеон, митрополит Ставропольский и Бакинский. История христианства на Северном Кавказе до и после присоединения его к России. - Москва-Пятигорск, 1992. С. 96-98; История Кубани в датах (Материалы к хронологии Кубани). - Краснодар, 1996. С.9-10.).
Вместе с тем, Синод в 1797г. издал указы о назначении на места приходских священников выпускников духовных учебных заведений и об отмене тех статей «Духовного регламента», где говорилось о выборности приходского духовенства (Православная церковь на Кубани (конец XVIII- начало XX в.). Сборник документов. - Краснодар, 2001. С.14.).
Намеченный фон позволяет глубже и объективнее уяснить процессы, протекавшие среди донских казачьих переселенцев на Средней Кубани. Здесь отмечается назначаемость атаманов и строго продуманная государственно регулируемая система обеспечения офицерскими кадрами линейных казаков, что превращало их в «придаток» державной военно-административной машины (Колесников В.А.Донцы на Кубани. - Ставрополь, 1995; Он же. Из ранней истории Кубанского линейного казачьего полка // Вопросы северокавказской истории. Вып.1. - Армавир, 1996.). Интересно, что офицерами становились отнюдь не только выходцы с Дона (РГВИА. Ф.489. Коллекция формулярных списков. Оп. 1. Д.3144. Л.7.) в условиях недоукомплектованности «офицерского корпуса». Элементы государственного контроля просматриваются и в расквартировании рядом со станицами войсковых гарнизонов (ГАСК. Ф.105. Оп.1. Д.706. Л.18.), в массовом задействовании «неслужилых казаков» с Линии в составе канонерских учеников. Много проблем создавало преднамеренное лишение казаков, переселенных на Кубань, всех хозяйственно-экономических «выгод и привилегий», которыми они пользовались на Дону, что обеспечивало их достаточную внутреннюю зависимость. Это побуждало казаков Кубанского полка адресовать свои «скромные пожелания» вышестоящему начальству, находясь в полной подчиненности к нему. Характерным штрихом жизни казаков-линейцев было и духовное притеснение: ведь «на Кубань переведены были исключительно раскольники, а раскол, как нежелательная правительству секта, преследовался» (Щербина Ф.А. Указ. соч. С.698-700.).
Об усилении государственного контроля за казачеством свидетельствует и уже приведенный в главе эпизод с пресечением самовольных переправ казаков через Кубань для взятия «баранты» (случай 1797 г. с отгоном у закубанцев 500 баранов).
Интересен факт, что Кубанский полк по своей малочисленности не мог обеспечить защиту Кавказской Линии от верховья до устья Лабы. В связи с этим на Кавказскую Линию переселяются Екатеринославские казаки (переведенные в 1796 г. разряд однодворцев), согласно с их пожеланиями. Решение данного вопроса во многом зависело от командующего на Кавказской линии ген.-лейт. К.Ф.Кнорринга, который сумел доказать возможность и целесообразность размещения екатеринославцев на линии (Фелицын Е.Д. Переселение на Кубань казаков бывшего Екатеринославского войска и образование из них Кавказского конного полка Кубанского казачьего войска // Кубанский сборник. – Екатеринодар, 1894. Т.3. С.6-7; Могилевцев Н.М. Краткие исторические сведения о Кавказском конном полку Кубанского казачьего войска // Кубанский сборник. – Екатеринодар, 1894. Т.3. С.5.).
Происшествие 1797 г. в Кубанском полку не свидетельствует о принципиальном неприменении казачьих сил в военно-политических акциях против горцев, в том числе и для взятия «баранты». Ряд документов свидетельствует, что казаки (и кубанские, и терские, и гребенские) не раз использовались в отражении и преследовании набежчиков (АКАК. Т.1. С.720, 721, 726, 731; Бутков П.Г. Указ. Соч. Ч.3. С.316.). Но это, как правило, происходило после заключения договора 1798 г. с Турцией, и действия эти были санкционированы российским командованием.
Казачество как военную силу предполагалось использовать не только в рядовых рейдах за Кубань и Терек, но и в крупномасштабных акциях. Так, силы Гребенского и Терского семейного казачьих войск, Моздокского казачьего полка планировалось привлечь для «усмирения» плоскостных чеченцев, досаждавших постоянными набегами (Там же. С.716.).
Еще более показателен факт привлечения казачьих частей к походу в Картли-Кахетинское царство в 1799-1800 гг., где они принимали участие в отражении вторжения а страну и, вместе с регулярной русской армией, служили гарантом стабильности обстановки (Там же. С.170-171.; Дубровин Н. Георгий XII – последний царь Грузии и присоединение ее к России. – СПб, 1867. С.149-150; Виноградов Б.В. Участие гребенских казаков в битве на реке Иоре 7 ноября 1800 года // Истоки и традиции русско-северокавказского боевого содружества в дореволюционном прошлом. – Грозный, 1990. С.31-32.). Предполагал Павел I использовать казачьи войска и в крупнейших внешнеполитических акциях: так, на Донское войско был возложен не осуществившийся на деле поход на Индию, после разрыва императора с Англией и заключения мира с Францией (Шильдер Н.К. Император Павел Первый. – СПб, 1901. С.418.).
В условиях обозначившегося еще в начале 90-х гг. XVIII в. процесса привнесения на Северный Кавказ российских военно-административных порядков «казачьи команды» могли находиться и с российскими приставами в окружении горского населения, новых «подданных» империи. В этих случаях казаки были призваны и олицетворять собой российский государственный порядок, и охранять присягнувших России от набегов соседних народов, хотя последнее удавалось не всегда (АКАК. Т.1. С.717.).
В русло общей тенденции изживания «казачьей вольницы» при Павле I вписывается новый порядок присвоения казакам офицерских званий, которые хотя и приравнивались с 1798 г. к армейским, но фактически оценивались несколько ниже (Толстов В. История хоперского полка Кубанского казачьего войска. 1696-1896. Ч.1. – Тифлис, 1900. С.81-82.; См. так же: Козлов С.А. Указ. соч. С.207.).
Из всего вышесказанного следует, что кавказское казачество при Павле I предполагалось превратить в надежный инструмент проведения государственной политики в регионе. Из этого, однако, не вытекает, что император Павел готов был превратить казачество в социальный слой, пользующийся неограниченными привилегиями среди местных народов. Так, известен факт, когда в спорной, конфликтной ситуации между Донским казачьим войском и калмыками Павел I принял сторону последних (АКАК. Т.1. С.724.), что лишний раз свидетельствует об общей нестандартности кавказской политики императора.
Из монографии «Специфика российской политики на Северном Кавказе в 1783 – 1816 гг.». Славянск-на-Кубани, 2005. С. 208 – 213.