Рост числа светских школ среди горского населения сыграл значительную роль в укреплении дружбы между русским и мусульманскими народами, проживающими на Кубани, привел к сближению самих горских народов друг с другом. Школы для детей мусульман были мудрым политическим расчетом российской администрации. Распространение светского образования способствовало органичному вхождению мусульманских народов в общекультурное поле России, благотворно сказывалось на ситуации в регионе.
М.Ф. Титоренко, О.Г. Шкилева, Кубанский институт
международного предпринимательства и менеджмента
Важнейшими сферами социальной жизни общества являются образование и воспитание. Эти аспекты призваны расширять возможности человека в раскрытии индивидуальности, повышении профессионального уровня развития, становлении личности и реализации накопленных ею возможностей.
Подход к образованию как социальному процессу, охватывающему всю жизнь человека, заставляет общество изучать, совершенствовать традиционные образовательные системы и внедрять новые, применять опыт прошлого в новом качестве и сочетании с современными педагогическими методами и технологиями.
В наши дни педагогическая мысль от общих вопросов системы и содержания образования обратилась «к конкретным проблемам народной и национальной школы» [1]. Прошлое российской школы весьма поучительно, его изучение дает дополнительные возможности для решения задач, поставленных перед образованием современностью. Значительный интерес в этом плане представляет Верхнее Прикубанье (бывший Баталпашинский отдел Кубанского казачьего войска). В этом регионе шел интенсивный поиск форм и методов решения образовательных проблем среди мусульманских народов, характерный для национальных окраин России.
Знание этой проблемы, на наш взгляд, будет способствовать объективной оценке роли образования в жизни общества, позволит избежать прошлых ошибок и выбрать наиболее целесообразные формы и методы работы с подрастающими поколениями.
Путем распространения образования среди присоединенных народов в ХIХ в. И.Ф. Паскевич, Г.А. Емануель и др. известные деятели стремились укрепить позиции России на Северном Кавказе. В Нальчике при поддержке Г.А. Емануеля в 1829 г. была открыта аманатская школа. Для содержания аманатов, прислуги, на жалованье учителям выделялась сумма в 100 червонцев золотом. Отдельно поступали средства на школьные принадлежности. В среднем на одного аманата затрачивалось 80 коп. в сутки [2]. Аманаты занимались письмом, чтением на турецком и русском языках. В Нальчикской горской школе, кроме казенных воспитанников (в том числе из Кубанского войска), «находились пансионеры, содержащиеся за счет сумм, состоящих в распоряжении Его Императорского Высочества и наместника Кавказского, кабардинской общественной суммы и своекоштные пансионеры» [3].
Детей горцев содержали прилично, кормили и поили по образу их жизни. У родителей «не было причин жаловаться на обращение с их чадами» [4]. Аманатские школы находились под надзором учителей-магометан. Обучались в них преимущественно выходцы из знатных семей карачаевцев, кабардинцев, осетин и других народов. Под надзором мулл аманаты соблюдали посты, предписанные Кораном. В столь сложное время «русские были далеки от мысли, чтобы обращать горцев в христианство» [5]. В первом полугодии занимались с детьми разговорной речью, во втором приступали к изучению предметов, обязательных для изучения. Вместо Закона Божьего в горских школах изучали мусульманское законоучение, с которым их знакомил мулла или эфенди [6].
Для придания «русского духа» образованию горцев Министерство народного просвещения поставило задачу учебным заведениям на Кавказе «сделать русский язык народным средством первоначального воспитания горцев» и потребовать от учителей русского языка в решении этого вопроса максимальных усилий [7]. В 1829 г. по заданию Академии наук Грациловский на русской основе составил первый адыгейский алфавит. В 1835 г. генерал А.Х. Бенкендорф отдал предписание о направлении детей из знатных горских фамилий (ежегодно до 30 человек) в русские учебные заведения, считая, что развитие системы народного образования окажет позитивную роль в освоении региона [8].
Просвещению горцев Северного Кавказа способствовали полковые и батальонные школы на Кавказской линии. В каждой из них обучались по 10 детей горцев 9–14 лет. По достижению 17-летнего возраста их принимали на военную или гражданскую службу. Царская администрация рассматривала школы как «могущественное орудие в насаждении культуры и гражданственности среди присоединенных народов» [9]. В предписании от 30 апреля 1835 г. командующему войсками Кавказской линии генерал-лейтенанту Вельяминову указано: «Государю императору благоугодно было высочайше повелеть на будущее время отправлять в Санкт-Петербург не более 30 малолетних детей горцев для помещения в Санкт-Петербургские и Александровские кадетские корпуса, преимущественно из фамилий княжеских и особенно уважаемых в народе узденьских» [10].
В 1842 г. при Ставропольской гимназии открылся пансион для 50 горских детей из привилегированных сословий. В 1844 г. вышла в свет первая осетинская грамматика с русско-осетинским словарем русского филолога А. Шегрена, положившего начало научному изучению осетинского языка. Издание осетинской грамматики стало событием в процессе развития осетинского литературного языка и осетинской письменности. Осетины в течение десятилетий изучали родной язык по этой грамматике [1].
Полковая школа 17-го конного полка в ст-це Баталпашинской была учреждена в 1845 г., в ней обучались 30 мальчиков – дети казаков – и 10 – из числа горцев. Школьное сотоварищество казаков и горцев способствовало «первым изучать язык последних, преподавание которого введено в гимназический курс» [12].
Общий надзор в учебных заведениях Кавказского округа за воспитанием и учебой «инородцев» поручили управляющему делами Кавказского комитета, вменив в обязанность присутствие на испытаниях при поступлении и окончании ими учебных заведений. Требовалось, чтобы кавказцы знали русский язык не хуже родного. Им официально предоставлялся один льготный год сверх установленного срока обучения для изучения русского языка. «Если они не достигали надлежащих успехов», им позволяли оставаться на казенном содержании (на том же курсе) еще на один год. В 1846 г. Л. Люлье разработал и составил на русской основе адыгейский словарь с краткой грамматикой. Словарь получил одобрение Академии наук и был издан в Одессе.
В 1847 г. для северокавказских народов в Тифлисе было открыто мусульманское училище Алиева (для шиитов). Через два года в Тифлисе состоялось открытие еще одного училища для мусульман (суннитов) [13]. Эти училища подчинялись Министерству внутренних дел и находились в ведении Кавказского наместника. Светское воспитание мусульман, обучавшихся в высших учебных заведениях России, включало изучение основ вероисповедания, к которому они принадлежали. С 1848 г. русское правительство стало отпускать денежные средства для законоучителей мусульманского вероисповедания. М.С. Воронцов добился утверждения преподавателей-мусульман в чин 12-го класса [14].
В 1848 г. во Владикавказе в Навагинском пехотном полку была открыта школа военных воспитанников из числа мусульманских народов на 50 мест, они находились на полном государственном обеспечении, наравне с русскими получали «приличную пищу и были опрятно одеты». В 1849 г. в гимназиях такого типа для детей горцев было определено около 150 мест [15]. Полный курс обучения составлял шесть лет. Выпускники военных училищ, успешно окончившие курс, как и выпускники гимназий, могли поступать на гражданскую и военную службу, по усмотрению начальства получать первый офицерский чин годом ранее против общего срока [16]. На гражданскую службу они поступали с чином 14-го класса.
В 1849 г. вышло Положение о воспитании кавказских и закавказских уроженцев за счет казны в высших и специальных учебных заведениях. В десяти вузах Санкт-Петербурга для горцев Кавказа было выделено 68 мест, в четырех вузах Москвы – 77, в Казани – 5, Одессе – 5, Горыгорецкой – 5. Обязательным условием для кавказцев было изучение родного языка. Выпускники высших и специальных учебных заведений, поступившие в гимназии, освобождались от изучения латинского, французского и немецкого языков (по желанию), вместо этого изучали шариат. Все расходы, включая дорожные, брало на себя государство. По окончанию учебных заведений выпускники попадали в распоряжение наместника и обязаны были шесть лет прослужить под его началом.
К середине ХIХ в. усилилось внимание к образованию детей горцев в Ставропольской гимназии. В 1849 г. пансионеры гимназии из числа горских народов составляли около 40%. На вакантные места за счет государства (казеннокоштные) принимались «дети горцев по рекомендации местных властей с обязательным утверждением начальником области. Знание русского языка в таких заведениях было обязательным. Успешно окончившие горские школы зачислялись без экзаменов, остальные сдавали вступительные экзамены. Принимались только дети горской знати и офицеров» [17]. В 1850 г. по ходатайству М.Г. Воронцова сеть мусульманских училищ в Кавказском учебном округе расширилась до десяти. В них ученики получали традиционное восточное образование (религиозное), «русский курс» в мусульманских училищах совмещал светское и религиозное образование.
В 1852 г. попечитель Кавказского учебного округа барон А.П. Николаи предложил сблизить школы Кавказа с однородными учебными заведениями России. «Таким образом, постепенно стали вводить на Кавказе и за Кавказом ту же систему народного образования, которая существует в прочих частях государства» [18]. В 1853 г. На основании нового Положения о Кавказском учебном округе, вместо пяти дирекций стало четыре: Тифлисская, Кутаисская, Ставропольская и дирекция училищ Войска Черноморского и северо-восточной части Черноморской береговой линии. Обязательные для изучения предметы утверждались Министерством народного просвещения. Предметы, определяемые местной спецификой, утверждал наместник Кавказа. Родные языки изучались в двух младших классах гимназий. В гимназии разрешалось принимать «детей казенных крестьян». Кавказская гимназия стала семиклассной [19]. Развитию образования среди «инородческого населения» уделял серьезное внимание Александр II. В указе от 30 августа 1864 г. он писал: «Каждое из них (племени) должно быть ограждено от всякого насильственного посягательства; в этих видах необходимо, между прочим, озаботиться об образовании отдельных для каждой народности училищ, а в школах общих, особенно же русских, ввести обучение на природном языке жителей города, селения, дети коих посещают школу. В высших (вторых) классах начальных училищ дети совершенствуются в чтении и письме на природном языке и в арифметике; им преподаются также начальные сведения об окружающей природе и местности. Кроме того, по желанию общества они обучаются чтению и письму по-русски» [20].
Много сил и внимания развитию образования среди северокавказских народов уделяли просвещенные люди ХIХ в. С особым благоговением произносилось горцами имя инспектора народных училищ А.И. Измайлова, который одним из первых взялся за просвещение горцев на родном языке, подобрал учителей-горцев, требовал от русских учителей, чтобы они освоились с наречием населения и преподавание вели на их языке. Важную роль в просвещении горских народов сыграл Я.В. Неверов, попечитель Кавказского учебного округа, главный инспектор учебных заведений Кавказа. При его содействии жителям а. Хахандуковского Баталпашинского отдела удалось учредить пять стипендий для горского населения с оплатой половины расходов обществами, второй половины – казной [21].
Г. Алферов считал, что горцев следует воспитывать на эпосе, былинах родного народа, «в которых немало проявления неподкупной справедливости, беззаветной рыцарской решительности». Он составил хрестоматию для горцев под заглавием «Родная старина» на русском языке. Его книга была рекомендована школам западно-горского племени. Директор училищ Кубанской области М.И. Поночовный приказал ввести эту хрестоматию во все школы Баталпашинского и Майкопского отделов [22].
Обучение детей горцев не ограничивалось народными школами. В 1866 г. для детей северокавказских народов была учреждена Майкопская школа, в 1868 г. – Лабинская. Почти во всех пансионах при гимназиях и окружных училищах были учреждены особые вакансии для детей мирных горцев. Менялось качество обучения. При Ставропольской гимназии было учреждено реальное отделение для горцев, в нем изучали греческий и латинский языки. После его открытия сократилось число горцев на классическом отделении. Согласно рапорту начальника Кавказского горского управления на имя начальника Кубанской области за № 852 (1866), в Екатеринодарскую войсковую гимназию определяли детей только из уроженцев Кубанской области и Сухумского военного отдела. На горские вакансии пансиона Ставропольской гимназии назначали уроженцев Терской и Дагестанской областей.
На отправленных в пансионы мальчиков, которые вследствие несостоятельности родителей и родственников не могли оплачивать обучение, выдавалось денежное пособие «в необходимой размерности» за счет штрафных и общественных сумм округов, к которым они принадлежали, а при не имении таковых сумм – из запасного капитала горских школ [23].
В 1873 г. система образования Кавказского края окончательно слилась с российской. Преподавание на русском языке в округе велось в 86,7% школ, на двух – русском и родном в 13,3 % школ. В основу коллективного чтения в учебных заведениях для детей горцев постепенно закладывались запросы, выдвигаемые самой жизнью. Каждая книжка снабжалась кратким словариком наиболее важных слов и выражений. Рекомендовалось читать ее по пятницам (праздник мусульман) и в учебные часы, уделяя не менее двух-трех часов в неделю на эту работу. По мнению местных мулл, «кроме сближения с учениками и общей лучшей успешности в русской речи от этого ничего другого не произойдет» [24].
В силу финансовых затруднений в 1870–1880-е гг. некоторые училища на Кубани стали закрываться. Баталпашинское и Отрадненское, предложенные к закрытию из-за отсутствия средств у общества, сохранились благодаря поддержке Баталпашинского уездного начальника Н.Г. Петрусевича. Он усматривал целесообразность пребывания детей горцев в училищах и гимназиях (до 10 лет), считая, что учебные заведения положительно влияли на формирование мировоззрения воспитанников. По его просьбе Баталпашинское и Отрадненское училища получили дополнительные пособия на три года [25].
Н.Г. Петрусевич не раз обращался в войсковое правительство о содействии в открытии школ в Верхнем Прикубанье [26]. Благодаря его настойчивости Учкуланское училище стало наиболее крупным из горских школьных заведений Баталпашинского уезда (отдела). В нем обучались дети из Карачая, Балкарии и Черкесии. При училище было создано ремесленное отделение, где учились столярному и токарному делу не только ученики, но (по желанию) и более взрослые жители. Училище содержалось за счет особого сбора в размере 1 р. 50 к. с каждой семьи, проживающей в селениях Карачая [27].
С каждым годом росло число детей горцев в русских школах и гимназиях. По указанию начальника Кубанской области и наказного атамана Кубанского казачьего войска графа Ф.Н. Сумарокова-Эльстона были открыты дополнительно две школы: одна для населения Эльборусского и Зеленчукского округов а другая в Псекупском округе. «Преимущественное значение в обучении должны были получить кузнечное, слесарное, плотничное и столярное мастерство, т.к. скорое развитие их желательно для улучшения быта горцев» [28]. Ширилось на Северном Кавказе открытие частных мечетских школ, росло число детей горцев, обучавшихся в мужских и женских гимназиях и училищах. Если не доставало помещений, их распределяли в соответствии с суммой налога, собираемой с каждого аула. В школы для детей горцев «Карт-Джурт, Учкулан и Хурзук могли посылать по 14–15 мальчиков, Мара и Джегута – по 3, Каменномостский – 5» [29].
Ощутимый вклад в просвещение горцев внесла Екатеринодарская войсковая гимназия. Она была хорошо оборудована, сверх обычного министерского курса в старших классах изучали военные науки, фехтование, маршировку, стрельбу, верховую езду и плавание. Русские учащиеся в гимназии изучали черкесский язык [30]. Делалось это в рамках требования, выдвинутого наместником Кавказа М.С. Воронцовым, который придерживался убеждения, что «делом первой важности для края является непременное и безусловное обучение всех русских учащихся по крайней мере одному из туземных языков» [31]. По его указанию в Ставропольской и Екатеринодарской гимназиях были дополнительно открыты специальные классы для детей горцев.
«С 1876 года среди жителей Закубанья, состоявших из 90 тысяч человек обоего пола, стало замечаться стремление устраивать в аулах начальные школы, в которых, наряду с обучением арабскому языку и мусульманской религии, стали преподавать русский язык и другие предметы элементарного курса» [32].
В начальных (народных) школах для «инородцев», наряду с обучением арабскому языку и мусульманской религии, преподавали русский язык. Делались первые попытки, чтобы кочевые народы получили образование. Появились первые светские школы в ногайских аулах, в них мальчиков обучали русскому языку, в меньшей степени – другим предметам. С выходом в свет «Положения о начальных народных школах» школа перестала быть утилитарной. Инородцы, обучаясь, становились «более умными, нравственными, увеличивалась продуктивность их труда» [33]. В школах более высокого порядка преподавали иные языки и предметы. Так, в Нальчикской школе изучали французский и арабский, Назранской – арабский, в 4 школах – столярное дело, в 3 – токарное, в 1 – слесарное и ажурное, в 4 – огородничество, в 3 – шелководство. Военную гимнастику и спортивные снаряды изучали в Нальчикской и Сухумской школах, в остальных преподавали общую гимнастику, во всех школах – пение [34]. Различным был национальный состав обучаемых на Кубани. В 1878 г. в Лабинской горской школе получали образование 7 русских, 4 осетина, 4 армянина, 12 черкесов казенных воспитанников [35]. К 1879 г. были открыты школы в Мансуровском, Учкулане, Бибердовском и Тебердинском аулах. Все очевиднее вырисовывалась необходимость сближения горцев с русскими.
Просвещенные люди того времени предлагали два направления в образовании инородцев: духовенство и миссионеры настаивали на их обрусении через религию; педагоги и иные деятели заботились об обрусении инородцев в умственном и нравственном отношении, отвергая религиозную сторону. Образованные люди придерживались большей частью второго направления, чтобы не вызвать религиозного фанатизма и национальной ненависти [36].
На горские вакансии в гимназических пансионах назначались воспитанники из «тех туземцев, которые свободно говорили по-русски и понимали излагаемое на русском языке; без всякого затруднения выдерживали экзамен в соответствии их возраста классу гимназии». Как правило, на эти вакансии попадали дети горцев, которые своими способностями и успехами обращали на себя внимание училищного начальства.
С прошениями о направлении детей в учебные заведения обращались к атаманам отделов и в войсковое правительство представители разных сословий и вероисповеданий. Сын князя Дударукова писал: «Воспитываясь в Ставропольской классической гимназии на собственном иждивении с прошлого года и не имея более возможности продолжить образование на свои средства, я всепокорнейше прошу Ваше Превосходительство зачислить меня на одну из открывшихся в этом году казенных вакансий, так как в противном случае мне придется прекратить начатое мной образование. К сему подписуюсь ученик второго класса классического отделения Ставропольской мужской гимназии Шахар-Бей Дударуков. 2 июня 1893 г.» [37].
Отсутствие предварительной подготовки способствовало отсеву из учебных заведений. «Казенный воспитанник Докшуков Шахим-Гирей пробыл в первом классе 2 года, не мог быть переведен в следующий класс и на третий год… Его исключили из числа казенных воспитанников школы» [38]. По сведениям дирекции Ставропольской гимназии, Науруз Касаев и Аджи-Гирей Абулов были исключены из пансиона «за неуспеваемость в науках» [39].
Со стороны детей горцев наблюдалось и недобросовестное отношение к получению образования. «Дети полковника Туганова учились в Баталпашинском бригадном училище, но когда стали к ним наезжать ногайцы из аула, то они вместо занятий, препровождали время в разговорах и шатаниях по улицам и почти совсем оставили ученье…» [40]. Встречаются архивные документы иной направленности: «Изучать фельдшерское искусство Бекмурза Абуков не желает и зачислить его в гимназию невозможно, как достигшего уже 16-летнего возраста и не знающего ни русского языка, ни русской грамоты, поэтому, принимая во внимание его сильное желание обучаться грамоте и имея в виду, что для горцев Кубанской области доступна только школа в Каладживе, я прошу распоряжения Вашего о зачислении Бекмурзы Абукова в Лабинскую горскую школу» [41].
На пути образования горцев существовала масса препятствий. Порой их отталкивал от школы суровый режим, который царил там. Существенной причиной отчуждения от школы было ведение преподавания на непонятном для горцев русском языке. «Все дело сводилось к механическому затверживанию пустых звуков, без всякого понимания смысла…» [42]. Сложность обучения усугублялась экономическим и социальным положением северокавказских народов. Кроме того, у них наблюдалась «массовая безграмотность, крайне скудным было земельное довольствие». Катализатором горско-российских противостояний была работорговля, связанная непосредственно с набеговой системой. Существенным препятствием в распространении образования среди мусульманских народов было влияние мулл, которые занимались при своих мечетях обучением детей с получением за каждого ученика платы. «Муллы из личных выгод поселяют в жителях недоверие к русским училищам, убеждая, между прочим, и тем, что их детям полезнее и необходимее, прежде всего, учиться персидскому и арабскому языкам» [43]. Школа на Кубани встречалась с трудностями, каких не было ни в одной другой. Перед ней стояла задача «воспитать массу разнообразных народностей Кавказа в духе любви к России, в бесконечной преданности ей и готовности к самопожертвованию» [44].
Значительную поддержку в открытии и содержании национальных школ оказывали благотворительные общества. При их непосредственном участии шло преобразование учебных заведений. На Кубани развитие грамотности лучше всего было поставлено у греков (одна школа на 699 жителей). На втором месте были немецкие колонисты, у них одна школа приходилась на 936 жителей, у горцев – одна школа на 25 тыс. жителей.
В 1881 г. в Баталпашинском отделе было 40 училищ, в их числе одноклассное по образцу сельских училищ Министерства народного просвещения, 27 станичных (из них 3 женских), 6 сельских, 3 колонистских, 3 аульных. Преподавание велось преимущественно на русском языке. В 12 училищах «преподавали на туземных языках с участием русского». В одном из училищ обучали на осетинском языке, в Мансуровском, Карачаевском, Бибердовском, Тебердинском обучение велось на арабском языке с участием русского [45]. Для привлечения окружающего населения в школы большое внимание уделялось ремесленному обучению, грамоте обучали не более двух часов в день.
В период реформ 1880-х гг. доступ к грамоте детей бедных слоев населения был резко ограничен. Правительство потребовало «освободить гимназию от детей кучеров, лакеев, поваров, прачек, мелких лавочников и тому подобных людей» [46]. Для расширения контингента обучаемых в 1891 г. в Кавказском учебном округе были открыты приготовительные отделения во всех гимназиях и прогимназиях, в некоторых встречались параллели. Самым многолюдным был Ставропольский пансион, в нем обучалось 234 воспитанника на гимназическом отделении, 65 – в реальном училище. В Тифлисском пансионе на гимназическом отделении числилось 159 чел., Кутаисском – 134, Эриванском – 27. Национальный состав пансионеров выглядел так: русские – 54,6 %, грузины – 22,6 %, армяне – 9,9 %, татары – 3,9 %, горцы – 6,4 %. Из числа обучаемых 76,8 % были православного вероисповедания [47].
В 1895 г. в Учкуланском училище-интернате обучалось 166 чел., после преобразования его в двухклассное училище (1897) и открытия ремесленного отделения число учащихся достигло 300 [48]. В начале ХХ в. в Карачае действовало 12 начальных школ, в Черкесии – 20 одноклассных. После открытия гимназии в Баталпашинске число учащихся горцев заметно увеличилось [49]. В 1899 г. на Хумаринском участке Баталпашинского отдела (уезда) насчитывалось 7 народных мужских училищ с 389 учащимися [50]. В отделе было 15 магометанских училищ при мечетях, в них обучалось 135 чел. мужского пола.
Лучшие педагоги обращали внимание на потребность в составлении хороших учебников на соответствующих языках и подготовке учителей, знакомых с местными наречиями [51]. При назначении инспекторов народных училищ в районах с инородческим населением предпочтение отдавалось кандидатам, обладавшим достаточным знанием местных языков.
На Кубани «наставники в применении телесных наказаний стеснены были контролем обществ, которые воспретили употребление розог» [52]. Ввиду невозможности использовать розги наставники применяли другие виды наказаний. Передовые педагоги отрицали физическое принуждение и считали, что оно может вызвать у ребенка отвращение к учебе и труду. Виновных в нарушении классной дисциплины, ленивых, упорных в своей небрежности они отстраняли от участия в общих детских играх, делали замечания и выговоры. В исключительных случаях сообщали родителям, чтобы «они приняли меры к вразумлению неисправимого никакими увещаниями».
Выдающимся по своему значению и культурно-историческим последствиям событием общественной и духовной жизни мусульманских народов Российской империи конца ХIХ – начала ХХ в. было возникновение джадидизма (движение либеральной национальной интеллигенции), провозглашавшего своей целью всестороннюю и радикальную модернизацию исламского общества посредством образования, письменности, культуры. Важное значение имело глубокое реформирование существующей государственной (светской) и секуляризация традиционной конфессиональной системы образования северокавказских народов. В основу джадизма «была заложена идея замены схоластичного "старого метода" обучения (кадими), ограничивавшегося, главным образом, механическим заучиванием Корана и других религиозных текстов на арабском языке, на "новый метод" (джадиди). Этот метод предусматривал "фонетизацию" чтения в процессе обучения, введение в учебный план общеобразовательных предметов: арифметики, географии, истории, родного и русского языков» [53]. В поддержку реализации нового метода выступало черкесское «Общество взаимопомощи», созданное в 1908 г. в Константинополе. Оно разработало алфавит, наладило выпуск учебной и религиозно-дидактической литературы, организовало женскую школу.
В 1909–1910 гг. в некоторых кубанских аулах были открыты частные новометодные школы-медресе, их возглавили вернувшиеся из Турции учителя. Эти школы находились на содержании родителей учеников и аульских обществ. В них преподавали арифметику, основы географии, национальную и арабскую историю, мусульманское вероучение, родной язык и грамоту. По своему типу они соответствовали школам-рушдие (начальные школы повышенного типа). «Учебная литература была насыщена разнообразным материалом по истории, культуре, фольклору, этикету, текстами познавательного, назидательно-воспитательного и религиозно-дидактического содержания, пословицами и поговорками» [54]. Учебно-воспитательный процесс осуществлялся на материнском (родном) языке. Популярность частных новометодных школ-медресе у мусульманских народов Кубани была высокой. В девяти министерских училищах адыгских аулов Кубанской области насчитывалось около 350 учащихся, в 6 школах Екатеринского отдела обучалось по принципу новометодных школ 450 чел. В 1913 г. большая часть школ рассматриваемого типа была закрыта под предлогом «панисламистской пропаганды» [55].
Считаем, что модернизация мусульманского общества через образовательные реформы оказалась одним из наиболее результативных начинаний в деятельности административных органов на Кубани. В учебных заведениях в процессе социализации формировались и развивались интеллектуальные и физические способности личности, национальное самосознание, взаимоуважение, взаимопонимание, порядочность и нетерпимость к порокам. «Особенностью России как многонационального государства было отсутствие границ, которые отделяли бы метрополию от окраин и обособляли отдельные национальные регионы…» [56]. В составе России мусульманские народы получили возможность для своего дальнейшего развития.
Рост числа светских школ среди горского населения сыграл значительную роль в укреплении дружбы между русским и мусульманскими народами, проживающими на Кубани, привел к сближению самих горских народов друг с другом. Школы для детей мусульман были мудрым политическим расчетом российской администрации. Распространение светского образования способствовало органичному вхождению мусульманских народов в общекультурное поле России, благотворно сказывалось на ситуации в регионе.
Библиографические ссылки
1. Василькова Ю.В., Василькова Т.А. Социальная педагогика. М., 2000. С.10.
2. Клычникова М.В., Клычников Ю.Ю. Вхождение Северного Кавказа в культурное пространство России (1777–1864). Пятигорск, 2006. С.131.
3. Госархив Краснодарского края (ГАКК). Ф.454. Оп.2. Д. 1667. Л. 87, 160.
4. Адыги, балкарцы и карачаевцы в известиях европейских авторов ХIII–ХIХ вв. / Сост. В.К.Гарданов. Нальчик, 1974. С.337–338.
5. Там же. С. 338.
6. Куракеева М.Ф. Верхнекубанские казаки: быт, культура, традиции. Черкесск, 1999. С.262.
7. Министерство народного просвещения (МПН). СПб., 1854. Т.2. С.480.
8. Клычников Ю.Ю. Российская политика на Северном Кавказе (1827 – 1840 гг.). Пятигорск, 2002. С.292.
9. Кемпинский Э.В. Развитие системы начального образования в Ставропольской губернии и Терской области в конце ХIХ – нач. ХХ в.//Северный Кавказ: геополитика, история, культура. М.; Ставрополь, 2001. С. 241.
10. Хоретлев А.О. Влияние России на просвещение в Адыгее (ХIХ в. – начало ХХ в.). Майкоп, 1957. С.21.
11. Пашаев А.Х. Очерки истории начального образования на Кавказе в ХIХ – начале ХХ вв. Баку, 1991; Хоретлев А.О. Влияние России на просвещение в Адыгее (ХIХ в. – начало ХХ в.). Майкоп, 1957.
12. Попко И.Д. Черноморские казаки. СПб., 1858. С.102
13. Сборник постановлений и распоряжений, относящихся к начальным училищам Кавказского учебного округа. 1916.
14. МНП. СПб., 1864. С. 693, 714, 777.
15. Копачев И.П. Развитие школьного образования в Кабардино-Балкарии (ХVIII – 30-е годы ХХ в.). Нальчик, 1964; Пашаев А.Х. Очерки истории начального образования на Кавказе в ХIХ – начале ХХ вв. Баку, 1991.
16. Устав гимназий и училищ уездных и приходских. 1928. 8 дек.
17. Зульпукарова Э.М.-Г. Роль учебных заведений России в формировании Дагестанской (светской) интеллигенции (на примере Ставропольской гимназии) // Русско-дагестанские взаимоотношения в ХIV – начале ХХ в. Махачкала, 1988. С.113.
18. СП. МНП. СПб., 1864. Т.2. Отд.2. С. 1256.
19. Пашаев А.Х. Указ. соч. С.82.
20. Кубанская школа. 1915. № 1. С.72–73.
21. Налоев З. Этюды по истории культуры адыгов. Нальчик, 1985. С. 250.
22. Симон Апсуа. Несколько слов о нормальных аульных школах // Кубанская школа.1915. № 3. С. 166–167.
23. ГАКК. Ф. 774. Оп. 1. Д. 27. Л. 6–8.
24. Литературные чтения-беседы для учеников-мусульман // Кубанская школа. 1914. № 1. С. 36, 37, 39.
25. КОВ. 1877. № 26.
26. Джанибеков С.Ю. Светская школа в Карачае и традиции интернационального воспитания // Культурно-историческая общность народов Северного Кавказа и проблемы гуманизации межнациональных отношений на современном этапе. Черкесск, 1999. С.47.
27. ГАКК. Ф. 454. Оп. 5. Д. 105. Л. 14.
28. ГАКК. Ф. 774 Оп. 1. Д. 120. Л. 1–2 об.
29. Невская В.П. Карачай в пореформенный период. Черкесск, 1964. С. 200.
30. ГАКК. Ф. 470. Оп. 2 Д. 210. Л. 7.
31. Акты Кавказской археографической комиссии (АКАК). Тифлис, 1885. Т.10. С.126.
32. Трехбратов Б.А. История Кубани. Краснодар, 2000. С. 385 – 386.
33. С.С. Причины неуспеха русской школы среди черкесов // Кубанская школа. 1915. № 2. С. 69.
34. Отчет попечителя Кавказского учебного округа о состоянии школ за 1891 год. Тифлис, 1892. С. 91.
35. ГАКК. Ф. 454. Оп. 2. Д. 1667. Л. 400.
36. С. Сиюхов //Кубанская школа.1915. № 5. С. 284.
37. ГАКК. Ф. 454. Оп. 2. Д. 685. Л. 23.
38. ГАКК. Ф. 454.Оп. 2. Д. 1667. Л. 87.
39. ГАКК..Ф. 774. Об. 2. Д. 545. Л. 8.
40. ГАКК. Ф. 774 . Оп. 1. Д. 128. Л. 46–46-об., 59.
41. ГАКК. Ф. 774. Оп. 2. Д. 564. Л. 85
42. Кубанская школа. 1915. № 5. С. 282.
43. Пашаев А.Х. Очерки истории начального образования на Кавказе в ХIХ – начале ХХ в. Баку, 1991.
44. Фарфоровский С. Народное образование в Кавказском учебном округе // Журнал министерства народного просвещения. 1912. № 4. С. 158.
45. Блюдов Н. Начальное народное образование в Кубанской области // Кубанский сборник. Екатеринодар, 1883. Т. 1. С. 788–789.
46. Хрестоматия по истории Кубани: документы и материалы. Краснодар,1975. С. 203.
47. Отчет попечителя Кавказского учебного округа о состоянии школ за 1891 год. Тифлис, 1892. С. 25.
48. Невская В.П. Карачай в пореформенный период. Черкесск, 1964. С. 202.
49. Кавказский календарь на 1917 год. Тбилиси, 1917. С. 286.
50. ГАКК. Ф. 454. Оп. 2. Д. 1092. Л. 6–7.
51. Русское слово. 1915. № 44.
52. Блюдов Н. Начальное народное образование в Кубанской области // Кубанский сборник. Екатеринодар, 1883. Т.1. С. 747.
53. Бузаров А.К. Отклики джадидизма на Северном Кавказе и генезис черкесской новометодной школы // Информационно-аналитический вестник. Майкоп, 2002. Вып. 5. С. 302.
54. Бузаров А.К. Указ. соч. С. 304.
55. ГАКК. Ф. 454. Оп.1. Д. 5717. Оп. 1. Л. 21.
56. Зезина М.Р., Кошман Л.В., Шульгин В.С. История русской культуры. М., 1990. С. 202.
Кубанский исторический журнал «Голос минувшего» № 3-4, 2008 г.