Юридическое право на землю у кубанских казаков основывалось на грамотах и указах Екатерины II, императоров Павла и Александра I. «Первою грамотою земля была отдана в дар, как вечная потомственная собственность, двумя последними подтверждался акт ее передачи в коллективную собственность». Землевладение и землепользование в кубанских станицах развивалось в рамках определенных традиций, собственного землевладельческого опыта, перенесенного в новые условия. Существенную роль в них занимала коллективная форма землепользования – с четко выраженным объединением труда, тягла и инвентаря во время полевых работ.
М.Ф. Титоренко,
доктор исторических наук.
КИМПиМ.г. Краснодар
Юридическое право на землю у кубанских казаков основывалось на грамотах и указах Екатерины II, императоров Павла и Александра I. «Первою грамотою земля была отдана в дар, как вечная потомственная собственность, двумя последними подтверждался акт ее передачи в коллективную собственность» [1]. Землевладение и землепользование в кубанских станицах развивалось в рамках определенных традиций, собственного землевладельческого опыта, перенесенного в новые условия. Существенную роль в них занимала коллективная форма землепользования – с четко выраженным объединением труда, тягла и инвентаря во время полевых работ.
Общинная земля – собственность станичной организации. Право на коллективное пользование землей признавалось всеми жителями станицы. Каждый казак пользовался собственным паем, лесом, водами, считался полноправным хозяином-совладельцем. Избыток земель удовлетворял потребности казаков. Борьбы за владение наделами внутри общины не было. Право наследственного пользования землей, за исключением «родимых» наделов, не признавалось. «Родимые» наделы имели место в тех казачьих войсках, где были возможности для обработки земель, не входивших в общинный фонд. Собственник земли – государство. Оно жаловало войску землю за службу; войско передавало ее в пользование станицам, станицы – казакам.
Обрабатывали землю сообща. Понятие о коллективной казачьей собственности «въелось в плоть и кровь казака и проходило красной нитью через всю историю его земельных порядков. Рядовой казак опирался на обычай и противопоставлял понятию о частной земельной собственности понятие о земле общеказачьей или войсковой» [2]. Станичные земли делились на войсковые и не войсковые. Войсковые – принадлежали войску, станичным обществам, охотникам-переселенцам, зачисленным в казаки, офицерам и чиновникам войска. Владельцами не войсковых земель были иногородние, монастыри, казна, отдельные товарищества. Решением станичного круга определялись места запашки, «гулевые земли», сенокосы. Несмотря на вольную запашку, обработанные участки не переходили в частную собственность, не подлежали отчуждению и сдаче в аренду.
Совместное пользование и совместная обработка земли способствовали сплочению казачества. Социальная организация (община) регулировала отвод земель, их перераспределение, следила за использованием пашни, сенокосных и пастбищных угодий, держала в поле зрения вдов, стариков, малоимущие и нерадивые семьи, вовремя оказывала помощь либо принимала меры в случае, если участок оставался необработанным.
Община обладала правом изъятия земельных паев – впоследствии они становились ее достоянием, распределению не подлежали. Коллективная собственность на землю способствовала поддержке казачьих семей, испытывавших материальные затруднения в снаряжении на военную службу, и в определенной мере тормозила имущественную дифференциацию среди казаков. «При разделе имущества, земля как собственность не учитывалась, и община оставалась полноправным хозяином на всей территории своего земельного фонда» [3].
Основной тип владения землей определялся вольной заимкой. Казачья старшина (штаб- и обер-офицеры, получившие чины на военной службе) имела право на потомственное владение, захватывала лучшие участки, пользовалась и распоряжалась ими по своему усмотрению, заводила огромное хозяйство и имела для этого необходимые орудия труда, рабочий скот и средства. Земли, расположенные за пределами станичных юртов, большей частью принадлежали чиновникам и казачьим старшинам. Этому в значительной степени способствовали «Порядок общей пользы», неопределенность границ станичных и полковых земель, отсутствие нормативных актов, регулирующих распределение земель. Рядовым казакам доставались участки на худших землях, В дореформенный период межевание земель было делом сложным и трудно выполнимым при больших площадях казачьих владений» [4].
Для выработки общих правил землепользования и упорядочения поземельных отношений на Кавказской линии в 1820 г. была образована комиссия. Но ее предложения по закреплению паевых наделов за казаками не получили поддержки. В начале 40-х гг. XIX в. земельные споры стали возникать внутри станичных общин, между станицами и полками. В 1837 г. такие споры на Кубанской линии велись между черноморскими и донскими казаками.
Порядок распределения земельных наделов в принудительном порядке изменило положение 1842 г., принятое правительством без согласования с атаманом Кавказского линейного войска. Оно фактически «нарушило казачью равноправность на землю» [5]. Были установлены следующие нормы: генералу – 1 500 дес. земли, штаб-офицеру – 400 дес., обер-офицеру – 200 дес., казаку – 20 дес. [6]. Землю казаки получали за многолетнюю службу, хотя в действительности она принадлежала им на основании жалованных грамот. Государственная казна при таком подходе освобождалась от расходов на жалованье казакам и пенсии.
Положение «О Кавказском линейном войске» (1845) более четко определяло правила административного и территориального устройства казачьих территорий, формы землевладения и землепользования. Размер закрепляемого участка (твердого пая) напрямую зависел от служебно-должностного положения казаков. В 1847 г. принцип временного пользования полковыми и войсковыми землями за службу «был обращен в частную земельную собственность, но не общий для всего казачества, а в применении лишь к чиновному его классу» [7]. В количественном отношении земля распределялась так: на каждую душу м. п. рядового казака – 20–30 дес., офицера – 200 дес., добровольным переселенцам выделялся дополнительный пай: офицерским семействам – до 50 дес., урядникам и казакам по 10 дес. [8].
С основанием новых станиц межевые комиссии изменяли границы станичных юртов, разделяя «на число участков, по возможности равных угодьями и качеством земли, по числу семейств, получающих эти участки в вечную собственность» [9]. Паи одинаковых размеров нарезались на землях, отнесенных к одной категории, уравнивались, если попадались неудобные места, за счет дополнительных участков.
В юрте каждой станицы имелись запасные земли, на них нарезались паи для новых членов организации. Свободные запасные земли сдавались в аренду – в отличие от общественных станичных земель, которыми казаки пользовались без ограничений. Каждый казак по достижении 16-летнего возраста получал земельный пай, казачьи вдовы – половину пая, вдовы с сиротами – полный пай. На сенокосных угодьях лучшей земли выделялось по одной десятине, худшей – по 2–3 десятины. Переход к паевому землепользованию тормозили чиновники и казачья верхушка, для которых свободная заимка была выгоднее.
Общей тенденцией казачьего общинного землепользования было обезземеливание казачества вследствие роста войскового населения и отвлечения земель для иногородних и прочих нужд [10].
Положения 1842 и 1845 гг., определявшие права казаков на землю, не способствовали единообразию поземельных отношений в казачьих войсках. В каждом полку были свои правила землевладения. В 1856 г. наделение казаков и их детей земельными паями проводилось с учетом социального статуса. Разница в наделах колебалась от 7 до 1500 дес.
В январе 1857 г. по указу императора проведена ревизия военных поселений (казачьих станиц), обоснована их невыгодность в материальном плане. В июне того же года было утверждено положение «О новом устройстве военных поселений». Это положение уравнивало казачьи формирования с частями регулярной армии, казаков с гражданским населением. Основные начала казаков – поземельное, выборное, право самоуправления – претерпели существенные изменения. Были сделаны первые шаги со стороны государства по коренному реформированию казачьего уклада жизни.
С 1861 г., на основании рескрипта Александра II, на территории Кубанского казачьего войска разрешалось приобретать в собственность земельные участки и недвижимость лицам не войскового сословия. 10 мая 1862 г. вышло положение «О заселении предгорий западной части Кавказского хребта кубанскими казаками и другими переселенцами из России». Иногородним разрешалось селиться в линейных станицах и приобретать землю на правах полной собственности [11]. Положение стало началом нового этапа в развитии казачеств. В рамках общероссийской политики это был первый шаг уравнивания казаков с гражданским населением.
Положение «О поземельном устройстве в казачьих войсках» (1869) сняло ограничения по землевладению и землепользованию на Кубани. Потомственным дворянам и отставным казакам дозволялось приобретать в частную собственность свободные участки на войсковой земле. Дворянам и отставным казакам – «исключаться из войскового сословия, если потомственный дворянин приобретал не менее 200 дес. земли, а отставной казак – не менее 30 дес.» [12].
Для казаков и иногородних введены ограничения на приобретение земельных участков: разрешалось приобретать участки, размеры которых не превышали 8 дес. на душу м. п. или 30 дес. на домохозяйство. Земельный надел по Кубанскому казачьему войску составлял в среднем 12 дес. на душу м. п. и 40 дес. – на домохозяйство.
Казаки пользовались паями до следующего перераспределения. Оно проводилось общиной «для достижения справедливости», но затрудняло обработку земель, которые довольно часто образовывали чересполосицу на удобных и неудобных угодьях. Удобными считались земли, пригодные под посев хлеба, сенокошение, сады, огороды, неудобными – под оврагами, болотами, каменистые, они не могли быть использованы в полном объеме [13]. Сократились и сроки передела земельных паев. До середины XIX в. переделы земли проводились в течение 12–15 лет, в 1860–1870 гг. – сократились до 9 лет [14].
Согласно положению «О воинской повинности Кубанского казачьего войска» (1870), изменились принципы казачьего землевладения. Собственник земли на территории казачьих войск – государственная казна. Продажа и сдача в аренду земельных наделов способствовали проникновению иногороднего населения на казачьи земли. Военно-казачью колонизацию, организуемую и направляемую государством, постепенно сменила народная. Приток мигрантов на Кубань с середины 70-х годов XIX в. усилился, увеличилась плотность населения. Земельный вопрос становился острее, наделы казаков уменьшились до 5–12 дес., расходы на обмундирование и снаряжение при выходе на службу с каждым годом увеличивались. В пользовании лиц не войскового сословия оказалось более чем в 2 раза больше земли, чем у казаков. Доля не казачьего населения на Кубани к концу XIX в. превышала численность казаков. Она постоянно увеличивалась и составляла в 1878 г. – 17,8 %, в 1890 г. – 38,7 %, в 1897 г. – 56,8 %.
К 1917 г. обеспеченность землей казаков и иногородних сравнялась и составляла 1,3 дес. на душу м. п. (у иногородних было прежде 0,4 дес.). Реформы в сфере землевладения и землепользования привели не только к изменениям уклада жизни казачества, но и подрывали казачью общину изнутри. Социальный состав казаков и иногородних в начале ХХ в. был представлен соответственно: зажиточные 23,8 % и 11,8 %, середняки – 51,6 % и 31,8 %, бедняки – 24,6 % и 56,4 % [15]. На душу м. п. у казаков приходилось 5,3 дес, из них удобной – 3,7, леса – 0,7, неудобной – 0,9 [16].
Иногородние в казачьих станицах оказались в более выгодном положении, чем казаки. Они владели земельными паями, возводили на приобретенных землях торговые и промышленные заведения, строили дома и хозяйственные постройки, выпасали на общественных землях домашний скот, на общих основаниях пользовались лесными угодьями и водоемами (за исключением промышленных целей)… Но повинностей по войску и станицам не несли.
Изменения в земельном вопросе были ориентированы на гражданское развитие казачьих войск. Положительный момент – значительное расширение возможностей казачьих организаций и их членов. Последующие законодательные земельные акты принимались, как правило, в пользу гражданского населения, большая часть казачества так и не получила землю в частную собственность и продолжала пользоваться ею на правах общинников (за службу).
Казакам разрешалось сдавать в аренду на несколько лет «крупным производителям зерна или мелким арендаторам личные пахотные и сенокосные земли» [17]. Доходы за аренду общественных земель попадали в станичную казну, личных – непосредственно владельцу пая. Арендная плата осуществлялась деньгами, отработкой или же половиной урожая. Плата за землю по первому разряду равнялась 2 коп. за каждую сажень, по второму – по 1/2 коп., по третьему – 1/2 коп. [18]. Арендаторы вносили плату по частям в течение 5 лет со дня заключения договора.
Государство, заинтересованное в сохранении казачьих войск, старалось не допускать окончательного разграбления общинных земель, по возможности ограничивало возникновение частного землепользования [19]. При отсутствии прямых наследников земля переходила в запас войсковых или свободных запасных земель. Так, после смерти сотника Склярова, не имевшего прямых наследников, «дарованный ему участок земли в количестве 200 дес., отведенный в юрте ст. Баталпашинской, отобран и обращен в станичный общественный юрт» [20].
В начале ХX в. земли в Кубанском казачьем войске делились на три категории – юртовые (станичные), войсковые, офицерские (чиновничьи). Станичным организациям принадлежало 78,4 %, войску – 19,3 %, офицерам и чиновникам – 7,1 %, церквам – 0,9 %. Основная часть земель находилась в станичных наделах. Фактическое землевладение казачьей верхушки было выше указанных норм, причем ей принадлежали на правах потомственной и пожизненной собственности лучшие участки.
Размежевание дополнительных участков земли для станичной общины (из свободной войсковой земли) проводилось в присутствии выборных от станичного круга и депутатов от войска из числа казаков. В 1882 г. для членов межевых комиссий были установлены справочные цены: «на наем одного рабочего в день – 2 руб. 1 коп. и подводы пароконной – 2 руб. 50 коп., а проводника – 3 руб. серебром» [21].
В начале XX в. казенные и войсковые земли кубанских казаков находились в ведении Министерства государственного имущества и войскового правления и составляли 1 944 940 дес. На душу казачьего м. п. в войске приходилось от 16 до 30 дес. (в зависимости от качества почвы и характера местности), насчитывалось 225 крупных землевладельцев, которые владели 177 713 дес. лучших земельных угодий и широко использовали наемный труд. Среди казаков безземельных было 0,7 % [22].
Капиталистические отношения ломали сословные перегородки. Во всех сферах жизнедеятельности казачества наблюдалась значительная трансформация. Относительно неплохая обеспеченность надельной землей большей части казачества позволяла сдавать землю в аренду, получать необходимые денежные средства для ведения хозяйства и военной экипировки. Посаженная и арендная плата становились главной доходной статьей станичных общин. По мере сокращения паевых наделов наблюдался заметный рост казачьей бедноты, все чаще стала практиковаться аренда из-за нужды.
Общинно-коллективистские функции казачьей общины под регуляцией государственных структур были сведены в значительной мере к решению бытовых вопросов. Система управления сочетала новые, насаждаемые государством, и традиционные формы самоуправления. В основе землевладения и землепользования казаков лежала круговая порука, обязывавшая их отбывать воинскую повинность в полном вооружении за собственный счет. Реформы 1860–70-х гг. уравняли казаков в вопросах землепользования с гражданским населением, уменьшились их паевые наделы, сократились общественные земельные фонды. Сокращение земельных наделов усилило тяготы военной службы казаков, привело к ухудшению хозяйственно-экономической базы.
Список использованных источников
1. Щербина Ф.А. История земельной собственности у казаков // Кубанский сборник. Т. 1. – Екатеринодар, 1883. – С. 90.
2. Щербина ФА. Указ соч. – С. 89.
3. Омельченко И.Л. Терское казачество. – Владикавказ, 1991. – С. 150.
4. Щербина Ф.А. История Кубанского казачьего войска. Т. 2. – Екатеринодар, 1913. – С. 627.
5. Там же. – С. 107.
6. Положение о Черноморском войске. – СПб., 1842. – С. 37.
7. Щербина Ф.А. История Кубанского казачьего войска. Т. 2. – Екатеринодар, 1913. – С. 638.
8. ГАКК. Ф. 252. Оп. 2. Д. 1316. Л. 3об.
9. ГАКК. Ф. 252. Оп. 2. Д. 1316. Л. 6.
10. Лукомец М.И. Землевладение и землепользование на Кубани (1792–1925). – Краснодар, 1992. – С. 299.
11. ПСЗ. 2-е изд. Т. 44. № 47847.
12. Бентковский И. Положение о заселении предгорий Западной части Кавказского хребта // Кубанский календарь. – Екатеринодар, 1900. – С. 17.
13. ГАКК. Ф. 318. Он. 1. Д. 512. Л. 38об.
14. Ратушняк В.Н. Земледелие и землепользование // Очерки истории Кубани с древнейших времен до 1920 г. – Краснодар, 1996. – С. 353.
15. Чернопицкий П.Г. Деревня Северокавказского края в 1920–1929 гг. – Ростов-на-Дону, 1937. – С. 30, 89.
16. Отчет начальника Кубанской области и наказного атамана Кубанского казачьего войска за 1915 год. – Екатеринодар, – С. 26, 27, 28.
17. ГАКК. Ф. 774. Оп. 1. Д. 194. Л. 43.
18. ГАКК. Ф. 252. Оп. 2. Д. 2108. Л. 104.
19. Омельченко Л.И. Указ. соч. С. 18.
20. ГАКК. Ф. 574. Оп. 1. Д. 1437. Л. 1.
21. ГАКК. Ф. 574. Оп. 1. Д. 4505. Л. Зоб., 4, 40.
22. ГА КЧР. Ф. 6. Оп. 6. Д. 45. Л. 24, 27.
Научно-творческое наследие Федора Андреевича Щербины и современность: Сборник материалов X международной научно-практической конференции «Научно-творческое наследие Федора Андреевича Щербины и современность» (Краснодар, 26 февраля 2010 г.). Краснодар: ИМСИТ, 2010. 356 с.