В 1567 г. в устье Сунжи (правый приток Терека) застучали топоры, и леса огласились столь редкой тогда в этих местах русской речью. Московские ратники, пришедшие «с нарядом, пушками и пищалями», проделали долгий и нелегкий путь, чтобы разбить здесь лагерь. Обстоятельства заставляли их торопиться: о строении «города» просил тесть Ивана IV, старший из кабардинских князей Темрюк Идаров, и ставился «город» «для бережения от недругов его» (Идарова).
В.Б. Виноградов, Т.С. Магомадова
В 1567 г. в устье Сунжи (правый приток Терека) застучали топоры, и леса огласились столь редкой тогда в этих местах русской речью. Московские ратники, пришедшие «с нарядом, пушками и пищалями», проделали долгий и нелегкий путь, чтобы разбить здесь лагерь. Обстоятельства заставляли их торопиться: о строении «города» просил тесть Ивана IV, старший из кабардинских князей Темрюк Идаров, и ставился «город» «для бережения от недругов его» (Идарова) (Кабардино-русские отношения в XVI-ХVII вв., т.1. - М., 1957, с.13.). Городок просуществовал до 1571 года. Это была первая русская крепость на Северном Кавказе, положившая начало серии городков и острогов, разрушавшихся врагами и вновь встававших из пепелищ. 1578, 1590, 1635, 1651 года – вот даты восстановления русских крепостей в устье Сунжи. Построение в 1588 г. крупного Терского (Тюменского) города не умоляло значимости этих крепостей.
История «государевых» городов и острогов XVI –XVII вв. на Кавказе уже нашла отражение в исторической литературе (Подробнее см.: Кушева Е.Н. Народы Северного Кавказа и их связи с Россией в XVI-ХVII веках. - М., с. 963.). Здесь пойдет речь о местонахождении этих русских крепостей и их соотношении друг с другом. Существует традиционная точка зрения, согласно которой городки тех лет стояли на левом (северном) берегу Терека, против впадения в него Сунжи. Эта точка зрения, никем специально не доказывавшаяся, тем не менее, заняла прочное место в работах дореволюционных историков и краеведов. На картах данного района середины XIX века местонахождение «Сунджинского городка», «острога», «Терки», «Усть-Суюнчи», «Суншина городища» постоянно обозначалось на левом берегу Терека, напротив устья Сунжи (См., например: «Карта левого фланга Кавказской линии. 1841 г.». ЦГВИА, ф.482, д.170; «Местонахождение по реке Сунже от крепости Грозной до р Терек. 1837 г.». ЦГВИА, ф. ВУА, д. 20521; «Карта подполковника Белика. 1854 г.» Архив Чечено – Ингушского научно-исследовательского института истории, языка и литературы, фотокопия № 18, и др.). Построен и список краеведческих статей, авторы которых придерживались данной локализации (Абрамов Н.Г. Сунженские и Терские городки // Терские ведомости, 1881. № 10; Гребенец Ф. С. Памятники гребенской старины // Терские ведомости, 1900, № 14; Ткачев Г.А. Участие жителей города Терки в освобождении Астрахани от самозванца // Записки Терского общества любителей казачьей старины. - Владикавказ. 1914, № 2, с. 5; его же. Из истории Кавказской войны // Записки Терского общества любителей казачьей старины, 1914, № 6, стр.11; Штанько Н. И. История города Грозного (машинописная запись, хранящаяся в архиве Чечено-Ингушского республиканского музея краеведения), с. 6.сл.).
Е. Н. Кушевой не удалось достаточно обстоятельно и всесторонне опровергнуть эту точку зрения, хотя она предположила и попыталась обосновать иное местоположение сунженских городков, а именно правый (южный) берег Терека непосредственно в устье Сунжи. Быть может, на первый взгляд покажется несущественным такое 2 – 3 верстное расхождение местонахождения объекта. Однако это не так. От правильного его определения зависит трактовка многих исторических событий, разыгравшихся здесь. Достаточно, например, согласиться с традиционной локализацией городков, чтобы исказить истинные границы кабардинских и кумыкских владений и, перенеся район наиболее яростного их единоборства на север от Терека, лишит сунжинские городки какой бы то ни было роли в контроле над Османовой дорогой, пересекавшей низовье Сунжи, да и вообще поставить под сомнение стратегическое значение этих крепостей, явно устремленных в гущу местных противоборствующих сил, предоставив им удел твердынь, ничего не оборонявших, никому не мешавших и легко уязвимых со всех сторон.
Для сторонников традиционной локализации сунженских городков несомненным является тождество местонахождения всех перечисленных городков, сменявших друг друга. Против этого возражать не приходится. Вопрос заключается лишь в правильном установлении места их нахождения. И здесь едва ли помогут ранние сообщения 1567 и 1578 годов. Поэтому приходится прибегать к «обратному анализу». Е. Н. Кушева привела архивные свидетельства о том, что Сунженский острог 1651 г. был поставлен при устье Сунжи «между двух вод», «на Кысыке, где Сунша с Тереком сошлась» (Кушева Е. Н. Указ. соч., с. 240.). Эти данные подтверждаются описанием острога и условий его обороны в документах 1651-1653 годов. Из них без сомнений вытекает, что квадратный в плане (25 на 25 сажен) Сунженский острог с двух сторон омывался Сунжей и Тереком, до которых соответственно было 8 и 7 сажен. От городка на левый берег Терека вел хорошо освоенный брод, защищавшийся с северной (степной) стороны «казачьими городками» (Оскин-городок, Ищерский, Щевелев-городок и др.) (Кабардино-русские отношения, с. 302, 317.).
Восстановлению острога в 1651 г. предшествовал тщательный опрос старожилов, которые показали, что «пристойнее» поставить его «на старом городище» (Кушева Е. Н. Указ. соч., с. 242.). Таковы могли быть руины сунженских крепостей 1590 или 1635 годов. Но местонахождение городка 1635 г. было иным, чем всех прочих. Эта маленькая крепость была построена примерно в 10 верстах от устья Сунжи, на острове, контролировавшем брод («Османов перевоз») (Кабардино-русские отношения, с.159-161.). Ее не нужно отождествлять с остальными сунженскими городками и острогами (Позиция Е. Н. Кушевой в этом вопросе несколько противоречива и дает основание для различных толкований.).
Для нас же важно здесь лишь одно, что городок 1635 г. был расположен на правом берегу Терека. Следовательно, речь могла идти о городище Сунженского острога 1590 года. И коль совет местных жителей был принят, значит этот «прежний» острог также стоял в точке, где сливались Терек и Сунжа, служа ему естественной защитой с двух сторон.
Доказательством служат и карты Герритса (1613, 1614 гг.) и Массе (1633 г.), хотя составленные и по одним источникам, но независимо друг от друга и в те годы, когда «бесспорных» сунженских городков 1635 и 1651 гг. не существовало. На этих картах острог Sunsa (Сунжа) обозначен в углу, образуемом Сунжей и Тереком при их слиянии (См.: Материалы по истории русской картографии, вып. 1. – Киев, 1899.). Надо полагать, что под «прежним городищем» имелся в виду Сунженский острог 1590-1605 годов. Правда, документы на этот счет не очень конкретны, однако многократно повторяют, что этот городок поставлен «на Сунше», «усть реки Сунши», «где впала Сунша в Терку» (Кабардино-русские отношения, с. 68-69.). Это подтверждает предложенную выше локализацию сунженских городков. К тому же, и это самое ценное, посланные из Терского (Тюменского) города в 1589 г. стрельцы для строительства очередного острога обретались вновь «на Сунше», «на Сунше, на старом городище». Следовательно, острог 1590 г. возник снова на месте прежних русских крепостей. А таковыми были городки 1567 и 1578 годов. Здесь, на старых руинах, под стук топоров новой стройки отдыхали перед долгой дорогой царевы послы С. Звенигородский и Т. Антонов, а специально прибывшие «государевы люди» принимали «шерть» (присягу) от горно-дагестанских владетелей, Окуцкого Ших-Мурзы (См.: Виноградов В.Б., Магомадова Т.С. Один из северокавказских союзников Руси // Вопросы истории, 1971, № 10.), кабардинских князей и «неименитых черкас», как бы подчеркивая последовательность политики Русского государства в этом районе. Подобные демонстрации, несомненно, сыграли свою роль в глазах местных народов.
Воздвигнутые по просьбе кабардинцев, эти городки в источниках почти не описываются. В них лишь постоянно упоминается, что стояли «на Терке усть-Сюенча» (Кабардино-русские отношения, с.13, 69.). Иногда как ориентир упоминается только река Терек. Да это и понятно: Терек – крупнейшая река края, города стояли на правом берегу, и поскольку вдоль реки иных русских крепостей не было, ошибка в ориентации исключалась. Эти соображения подтверждаются свидетельством современников событий: на миниатюре Лицевого свода 70-х годов XVI в. изображается приезд кабардинского посла в Москву в 1566 г., который обратился к русскому правительству с просьбой построить русскую крепость в устье Сунжи. И, судя по рисунку, ее возвели все на том же «Кысыке», где «Сунша с Тереком сошлась».
Но как же быть с основным и единственным в письменных источниках аргументом, на который ссылаются сторонники традиционного (левобережного) размещения сунженских городков XVI-ХVII веков (в «Книги Большому чертежу» читаем: «А против устья реки Сунши, на другой стране Терка, острог»)? Правильно ли их понимание цитаты, якобы бесспорно указывающей на северный (левый) берег Терека? Названные нами карты Герритса и Массе базировались именно на «Книге Большому чертежу», и, значит, современники воспринимали это свидетельство совсем по-иному. В чем же дело? Е.Н.Кушева тонко подметила: «Присматриваясь к тексту «Книге Большому чертежу», замечаем, что слово «против» в ней далеко не всегда имеет значение «напротив»; «другой страной Терка» могла быть названа в Москве правая сторона реки» (Кушева Е. Н. Указ. соч., с. 244.). На этом наблюдении стоит остановиться подробнее.
С XVII в. среди карт, создававшихся в Москве или по заданию московских властей, хорошо известны такие, на которых изображенные земли ориентированы были не на север, а на юг, то есть, с точки зрения сегодняшнего читателя, поданные «вверх ногами». Обращаясь к картам Кавказа, нетрудно отыскать серию аналогичных схем, великолепно уживавшихся даже в XVIII-ХIХ вв. с каноническими картами края (См., например: «Карта Северного Кавказа 1719 года» // Кабардино-русские отношения, (вклейка между стр.388-389); Линевич И. П. Карта горских народов, подвластных Шамилю // Сборник сведений о кавказских горцах. Т.6. – Тифлис,1872; Карта Кавказской линии с показанием горских народов там же частей Персии и Турции, 1799 г. // Архив Чечено-Ингушского научно-исследовательского института истории, языка и литературы, фотокопия № 29; Карта дороги в Грузию через Ингушские жилища (конец XVIII века) // ЦГВИА, ф. ВУА, д. 20486 и др.). Допустим, что составители «Книги Большому чертежу» при описании бассейна Терека руководствовались таким же «взглядом» - с севера в сторону юга, «из Москвы к горам Кавказа». Тогда выражение «на другой стране Терка» будет означать место на правом («южном» его берегу, а «против устья Сунжи» - широтное противопоставление расположенному рядом устью. В «Книге Большому чертежу» «Роспись реке Терку» начинается от границ Грузии, то есть с юга, и продолжается до устья Волги, явно иллюстрируя только что характеризованный прием описания земель «взглядом из Москвы». Но куда важнее другое – в сухом перечислении ориентиров ясно видна продуманная система. Сперва (листы 65 и 66) названы 10 разнообразных географических ориентиров «с левые стороны Терки», в «Кабарде». Затем повествование идет о «правой стороне» Терека (листы 66 и 67), и вновь последовательно назван длинный ряд ориентиров, бесспорно, локализующихся на правой (южной) стороне реки (река Курпа, горячие колодези нынешних селений - Горячеводская и Брагуны, река Сунша, ее притоки Белая – Хулхулау и Быстрая - Асса, протока Быстрая в устье Терека и, наконец, Тюменский город). Среди этих ориентиров правой стороны Терека и назван «острог» на Сунже, да еще добавлено: «От острогу вниз по Терку 170 верст потекла из реки Терка к морю протока Вспольная Быстрая, а ниже Быстрой… потекла протокою река Тюменка,… а на устье Тюменки город Тюменский, а ниже Тюмени протока реки Терк, пала Терк от Тюмени в море 30 верст» (Кабардино-русские отношения, с. 387-388.). Вот это и есть неоспоримое доказательство того, что данный текст касается только правого берега, ибо со следующей строки описание вновь переносится на «левые стороны» Терека, на север, вплоть до Волги.
Итак, перекрестное сопоставление показало совпадение данных из всех письменных источников относительно локализации сунженских городков XVI-ХVII вв. на правом берегу Терека, в месте впадения в него Сунжи. Бесспорным подтверждением письменных источников могли бы послужить археологические данные. Но раскопки в этом районе, к сожалению, невозможны: правый берег Терека постоянно, а особенно в пору разливов, подмывается многоводной рекой (как и берега Сунжи), и небольшое городище, омываемое с двух сторон реками («до Сунжи – 8 сажен, до Терека - 7»), попросту не могло уцелеть за те 320 лет, что прошли с момента сооружения последней из крепостей (1651 г.) и сильно изменили вид пресловутого «кысыка». Терек и Сунжа, по-видимому, навсегда лишили нас надежды увидеть воочию материальные следы городков. Зато сохранились левобережные памятники, которые ряд исследователей пытался отождествлять с городками 1567, 1578, 1590 и 1651 годов. Впрочем, тут у краеведов (и дореволюционных и современных) нет единства взглядов. На лавры сунженских городков и острогов претендуют городища Капканчик, Лабаторня, Шелкозаводское (См: Гребенец Ф. С. Указ. соч., с.2; Ткачев Г. А. Из истории Кавказской войны, с.11; его же. Участие жителей города Терки в освобождении Астрахани от самозванца, с.5; Штанько Н. И. Указ. соч.). Но серьезных оснований для этого нет. Шелкозаводское городище является хазарской крепостью Х века (См.: Гумилев Л. Н. Открытие Хазарии. - М.1966, с. 140 сл., Виноградов В. Б. Открыт ли Семендер? // История СССР, 1968, № 3, с. 218-220; его же. Через хребты веков. – Грозный,1970, с. 60-67.). Значительное по размерам (220 на 220 м), но слабо укрепленное, расположенное на открытом месте и удаленное от устья Сунжи на 2 км, городище Лабаторня (о его «претензии» на отождествление с самым первым русским городком 1567 г. говорит установленная тут в 1962 г. стела с соответствующей надписью) ни одним из своих археологических и фортификационных признаков не отвечает объектам наших поисков (Оно значительно превышает известные нам размеры городков на Сунже и расположено в местности, не игравшей существенной роли в стратегических замыслах кабардинцев ХVI в., в стороне от основных дорог того времени, культурный же слой его крайне скуден (менее 20 см).). Старожилы казачьей станицы Старощедринской в 2,2 км к западу от Лабаторни весьма убедительно доказывают, что именно тут находилось первое место поселения их предков, переселившихся на левый берег Терека и вынужденных затем покинуть его из-за разливов реки, регулярно затоплявшей станицу. Эта версия представляется вполне основательной.
Городище Капканчик, расположенное напротив устья Сунжи, почти полностью разрушено при сооружении валов, предназначенных для укрощения разливов Терека. Судя по описаниям, ранее оно имело форму тупоугольного треугольника, с двух сторон обнесенного валом общей длиною 650 м, а с третьей омываемого Тереком. Характер укрепления неясен. Ни планировкой, ни размером, ни особенностями фортификации и рельефа местности это городище не соответствует описанию Сунженского острога и едва ли может сопоставляться с ним. Другой вопрос: не связано ли оно с системой левобережных казачьих городков середины XVII в., которые выполняли функции обороны и контроля важного брода через Терек (Об их роли в обороне брода через Терек к Сунженскому острогу говорится в документах 1651-1653 годов («Кабардино-русские отношения», с. 302-305).), ведшего к Сунженскому острогу 1651 г., а от него – к Сунженскому городищу 1635 г. и союзным им Брагунским кабардинским кабакам? Но это лишь предположение, не меняющее сути дела: ни один из названных археологических объектов не соответствует тем крепостям XVI-ХVII вв., которые известны в истории как русские форпосты в бассейне Сунжи для защиты местного населения от поползновений Ирана, Турции и Крымского ханства в ту эпоху.
Впервые опубликовано: Вопросы истории. 1972, №7, с.205-208.