Казачество, начавшее свое возрождение в конце 80-х гг. XX в., сегодня уже в известной степени окрепло и устоялось. Многие даже говорят о смене этапа возрождения этапом становления и развития. Скорее всего, такой вывод чересчур поспешен. Однако несомненно, что время, в течение которого казачество существует в новой России, уже само по себе является важным историко-социальным показателем, дающим основания для постановки серьезных вопросов, подведения итогов и определения планов.
Введение
Казачество, начавшее свое возрождение в конце 80-х гг. XX в., сегодня уже в известной степени окрепло и устоялось. Многие даже говорят о смене этапа возрождения этапом становления и развития. Скорее всего, такой вывод чересчур поспешен. Однако несомненно, что время, в течение которого казачество существует в новой России, уже само по себе является важным историко-социальным показателем, дающим основания для постановки серьезных вопросов, подведения итогов и определения планов.
Действительно, сегодня можно говорить, что современное казачество уже имеет собственную новейшую историю. А история предполагает анализ исторического пути, изучение ошибок и достижений прошлого, а главное – оценку места явления в общем историческом процессе. Такое оглядывание назад должно быть регулярным и постоянным, а прошедшие годы заставляют его сделать и еще по одной важной причине.
Начало процесса возрождения казачества совпало по времени с общеизвестными процессами, происходившими тогда в нашей стране, когда на фоне смены форм государственного устройства и правления происходили структурные изменения в сфере общества, морали, права и экономики. Новые условия, в которых начало возрождение явление прошлого, обусловливали необходимость одновременного изменения этого явления, его адаптацию. Однако форм такой адаптации, т.е. форм собственно возрождения, в тот период было несколько.
Казачество встало перед проблемой выбора, подразумевающей множество аргументов за или против той или иной точки зрения, а также множество сторонников и противников каждой из них.
Сегодня мы имеем право задать вопрос, правилен ли был сделанный тогда выбор, должно ли казачество, сделав необходимые коррективы, придерживаться намеченного однажды пути или ему следует в корне изменить свои направление и политику.
Начало возрождения
Одним из первых условий возрождения и сохранения самобытности казачества должно было стать его обособление, причем не декларативное, а четко оформленное, выделение его в общей массе населения. При этом обособление не должно восприниматься сугубо негативно, в смысле исключительности или границы, разделяющей народы друг с другом, но лишь с точки зрения позитивного содержания. Обособление народов, предполагающее внутреннюю общую для них основу обособления, обеспечивает, так сказать, единство многообразия человеческой цивилизации, разносторонность и богатство социального содержания в противовес одноликой, однообразной и бедной по содержанию человеческой массы.
Итак, казачье движение должно было получить некую форму, могущую организовать стихийность и непредсказуемость проявлений самосознания, которое, будучи отдано само себе, способно угасать столь же быстро, как и возникать. Казачество было призвано само придать себе эту форму, самоорганизоваться, как любой этнос, заявляющей о своей национальной самобытности.
В наиболее полной мере организованность и стабильность как залог последующего развития могла дать лишь историческая форма организации, Войска, имеющего четкий устав, структуру, схему взаимоотношений с государством и другими организациями. Естественно, это не могло быть Войско как административно-территориальная единица в структуре государственного устройства страны, каким Войско было до революции 1917 года. Казачество утратило свою социальную нишу, предопределявшую форму его организации в то время, и поиск такой ниши в новых условиях мог осуществляться только лишь в формах, уже действующих в государстве.
В первый период возрождения такой формой стала форма общественного объединения. Так возникла Кубанская казачья Рада, которую сменило Всекубанское казачье войско.
Правовым основанием возрождения казачества стал Закон РСФСР от 26 апреля 1991 г. «О реабилитации репрессированных народов», статья 2 которого среди репрессированных и реабилитируемых народов называет и казачество.
Правда, текст Закона РСФСР от 26 апреля 1991 г. указывает на то, что казачество, как и прочие репрессированные народы, имеет право на «восстановление национально-государственных образований, сложившихся до их упразднения», т.е. на восстановление казачьих войск как административно-территориальных единиц.
Однако Указ Президента РФ от 15 июня 1992 г. № 632 «О мерах по реализации Закона Российской Федерации «О реабилитации репрессированных народов» в отношении казачества» ограничил формы возрождения казачества лишь формами частноправовых организаций (юридических лиц) – казачьих обществ – и территориального самоуправления.
Постановление Верховного Совета РФ от 16 июля 1992 г. № 3321-I «О реабилитации казачества» подтвердило положения Указа Президента РФ от 15 июня 1992 г. № 632, уточнив, что казачество имеет право на «создание общественных казачьих объединений с исторически сложившимися названиями, в том числе землячеств, союзов и других; их регистрацию и деятельность в общем порядке, установленном для общественных объединений граждан».
Принятая всенародным голосованием 12 декабря 1993 г. Конституция РФ, установив известные положения о конституционном строе и государственном устройстве, окончательно устранила намек на возможность возрождения казачества в прежней исторической форме.
Таким образом, можно обнаружить некий предэтап современного становления казачества – начало возрождения. Самым важным здесь было решение задачи обособления казачества и создание основы для дальнейшего развития. Казачество вписало себя в существующие правовые формы (общественные объединения, территориальное общественное самоуправление), пока без приспособления этих форм к своим особенностям. Точка в этом предэтапе была поставлена, как и должно быть, принятием соответствующих нормативно-правовых актов.
В этом смысле нельзя не отдать должное тем представителям казачества, с чьей помощью и при чьем живейшем участии эти нормативно-правовые акты были приняты, ибо именно этим своим представителям казачество обязано тем, что застолбило себе место в современной России. Это особенно видно сейчас, когда пора энтузиазма и горячности прошла, когда схлынул первый наплыв эмоций и радости самосознавания и настали будни возрождения. Не будь у казачества в тот праздничный период начала трезвых голов, обеспечивших форму возрождения, способную держаться не только за счет бурной деятельности энтузиастов, но и в значительной мере за счет самой себя, с уходом праздника ушло бы и казачество.
Форма обеспечила сохранение казачьего движения в период ремиссии и центробежных явлений, когда значительная часть казаков отошла от процесса возрождения с тем, чтобы там остались, туда пришли или вернулись те, кто видит подлинный смысл своей национальной принадлежности, не заслоненный мишурой торжественных собраний и громких лозунгов.
Формы возрождения. Самофинансируемая организация
Следующий этап, этап собственно возрождения, который мы переживаем и сейчас, – это этап определения казачеством настоящего смысла своего существования, взвешенного обретения самосознания, наполнения его историческим содержанием, подлинно национального возрождения.
По вопросу обретения казачеством формы организации разногласий не было и не могло быть. Всем было очевидно, что необходима основа и стержень возрождения. Однако само возрождение видели по-разному.
Множество точек зрения на предпочтительную форму возрождения казачества обобщенно можно представить следующими двумя основными положениями.
Одни утверждали, что необходимо создать независимую от государства организацию, действующую на условиях самофинансирования, призванную создать материальную основу возрождения, т.е. делали упор на финансово-экономической стороне казачьего движения. При всей первичной привлекательности такой формы, надо заметить, в условиях отсутствия самого возрожденного субъекта – народа – создание экономически сильной частной организации без ее переориентирования с начальной цели возрождения этого народа на иные, ближайшие для такой абстрактной организации, цели (получения прибыли, политического влияния) невозможно.
Исторически основой экономической самостоятельности кубанских казаков была, как известно, жалованная Екатериной II земля, в качестве территории выступавшая основой политического обособления и народообразующим фактором. У возрождающегося казачества земли нет. Следовательно, ему наряду с прочими частными организациями необходимо самому создавать экономическую основу своего возрождения. И такие попытки, различные по масштабам, но одинаковые по последствиям, предпринимались неоднократно. История в очередной раз доказала, что первоначальное накопление капитала тесно связано с криминалом, озабоченным собственным обогащением, но никак не социально-значимыми целями. Тем более в условиях отсутствия четкой правовой регламентации хозяйственной деятельности казачьих организаций и даже без определения соответствующих элементов их организационно-правовой формы.
Попытки создания собственной экономики, превращая получение прибыли в самоцель (хотя само выдвижение в качестве цели экономической составляющей, которая по своей природе должна быть для возрождения лишь средством, уже показывает неочевидность для сторонников данной формы действительной цели – возрождения), вели к уходу от собственно цели возрождения казачества, привлекая в него лиц, пусть и казачьего происхождения, но настроенных исключительно на обогащение. Пользуясь пробелами в правовом определении порядка ведения хозяйственной деятельности казачьими обществами, созданными изначально для некоммерческих целей, такие предприниматели организовывали приобретение казачьими обществами имущества, за счет их сил и средств и с использованием предоставленных им льгот и преимуществ, а затем, оставив этим обществам одни долги по приобретению и содержанию указанного имущества, оформляли его в собственность свою или аффилированных лиц.
Таким образом, нередко имела место ситуация, когда название «казачье общество» объединяло собой группу привлеченных возможностью наживы предпринимателей-временщиков, далеких от стремления к национальной идентификации и потому не имевших правовых и культурных, в том числе исторических казачьих, ограничений стремления к накоплению.
Если же для создания экономической базы возрождения привлекать идею создания организации, изначально не имеющей основной целью возрождение казачества и прямо ориентированной на получение прибыли (например, различные формы коммерческих организаций), казачьей такая организация будет лишь ввиду участия в ней казаков (да и те будут участвовать в ней не как казаки, а по известной универсальной причине), при замене которых другими участниками автоматически уйдет и это последнее сомнительно казачье качество. В принципе, то же самое можно сказать и о первой организации (с основной целью возрождения), поскольку если и в ней не будет казаков, цель возрождения станет просто декларативной.
Все это дает нам основания сделать следующий вывод чрезвычайной важности: качеством казачьего будет обладать все что угодно, любая часть реальной жизни народа, если сам народ будет казачьим.
Действительно, жизнь любого народа не сводится к какой-то одной организации, за исключением всеобщей формы государства. Народ ощущает свою самобытность в любой точке своего бытия: коммерческая организация, общественное объединение, творческий коллектив, работа, учеба, семья – где бы мы не присутствовали, мы осознаем, что это наше, а мы принадлежим к определенному народу.
В условиях многонациональной России, Конституция которой закрепила перечень национально-государственных образований, казачество не может претендовать на возрождение в форме государственного образования. Если бы такое случилось, речь о возрождении вообще бы не шла. Обсуждались бы лишь условия жизни и развития народа, как это имеет место, например, в национальных республиках.
Но казачество может претендовать на свое признание как народа, и для этого ему надо таким народом стать.
Как отметил однажды атаман Кубанского казачьего войска В.П.Громов, уникальность казачьего движения в новой России в том, что история знает лишь случаи исчезновения народов, случай же его возрождения – беспрецедентная попытка противостоять социально-историческим законам и инерции, попытка, исключающая возможность заимствования положительного исторического опыта.
Сама цель «возрождение казачества» означает, что должно быть возрождено именно казачество во всей силе своего самосознания, а не просто продублированы в очередной раз формы накопления и умножения капитала, не имеющего национальности по определению.
Таким образом, созданная в общероссийских условиях самофинансируемая организация не может ставиться в качестве основной формы возрождения казачества до самого такого возрождения, когда всякое произведенное казаком накопление будет накоплением самого казачества.
Исходя из изложенного легко можно увидеть замкнутый круг: без экономической основы невозможно создать сильное независимое Войско как организацию, позволяющую осуществлять свою основную цель – возрождение казачества, а без такой организации с устоявшимися традициями и методами управления, чья финансово-хозяйственная деятельность четко определена законом (как в ООО, АО и проч.) и собственными культурными ограничениями, отсутствие самого возрожденного как народа казачества делают невозможным создание такой экономической основы.
Государственная служба
Второй предложенный путь заключался в создании организации, получающей жалованье от государства за выполнение определенных задач. Само по себе такое решение при условии совпадения или, по крайней мере, совмещения указанных задач с общей задачей возрождения было гораздо более приемлемо и не вело к однозначной гибели казачьего движения, почему именно оно и было выбрано руководителями последнего в конце отмеченного предэтапа.
Этот путь предлагал казачеству выход из указанного выше замкнутого круга, поскольку давал определенные средства на создание и деятельность собственно структуры – Войска, которая наряду с государственными задачами могла преследовать и собственные цели возрождения. Таким образом, возложение определенных государственных обязанностей, во-первых, давало возможность достигать собственные цели, во-вторых, совпадало с одной из таких целей, поскольку отвечало исторической сути казачества – осуществлять социально-полезную государственную функцию.
Кроме того, закрепление такой отличной от прочих общественных объединений черты, как государственная функция, обусловливало и оправдывало дальнейшее обособление казачьей организационной формы, ее выделение теперь уже из однородной массы общественных объединений. Как уже говорилось, формальное обособление выступает условием возрождения казачества как народа. Сама по себе необходимость такого обособления как простого условия выживания предопределила даже отказ от всякого рода удобств и преимуществ (определенность правового статуса, налоговые льготы и проч.), которые давала необособляющая уже форма общественных объединений.
Логика продолжения данного пути такова, что говорить о конце этапа возрождения можно тогда, когда указанная государственная функция будет четко закреплена за казачеством законом и ей будет соответствовать особая установленная законом же организационно-правовая форма казачьих организаций.
Однако сегодня время показывает ограниченность и слабые стороны второго варианта, взятого в чистом виде, хотя безусловно одно: именно его выбору в свое время казачество обязано своим сохранением.
Во-первых, средства, выделяемые государством, жестко ограничены размером и целевым назначением и будучи малы сами по себе для профессионального привлечения казаков к государственной службе, т.е. обеспечения занятия их общеполезным делом как формы возрождения их национального самосознания, лишь в последнюю очередь предусматривают направление бюджетных средств на финансирование процессов возрождения, не связанных с несением государственных обязанностей, – культурных, воспитательных, образовательных и проч. мероприятий и программ.
Во-вторых, потеря на время советской власти исторически присущей Войску социальной роли предопределила сложность закрепления за ним новой социальной роли с учетом основ российского конституционного строя: отдельный народ не может нести исключительные государственные обязанности, а без несения таких государственных обязанностей в значительной мере теряется историческая сущность Войска. Это, наряду с прочим, объясняет причину относительной длительности этапа возрождения: государство не может определиться, чем оправдать для общества выделение из общества казачества, если такое выделение не может быть государственным.
Отсюда проистекает и неопределенность конкретных проявлений государственной функции казачества, как она закреплена в нормативных правовых актах (и как, надо сказать, она еще более наглядно реализуется в реальной жизни). Функция эта определяется в качестве «государственной и иной службы членов казачьих обществ» (см. Положение о привлечении членов казачьих обществ к государственной и иной службе, утвержденное Указом Президента РФ от 16 апреля 1996 г. № 563), однако данное определение не наполняется далее собственным смыслом и остается пустым. Из текста Типового договора о несении государственной и иной службы членами казачьих обществ, утвержденного Указом Президента РФ от 13 июня 1996 г. № 882, следует, что государственная и иная служба членов казачьих обществ есть не что иное как служба казаков в государственных и – соответственно – иных (имеется в виду, муниципальных) органах власти. Т.е. указанную службу казаки несут не как казаки, а как рядовые государственные и муниципальные служащие. Естественно, это ни в коей мере не отвечает главному условию возрождения – обособлению.
Правда, тот же Типовой договор предусматривает заключение такого договора между органом власти и казачьим обществом, согласно которому стороны определяют направление на службу в этот орган определенного количества казаков. При этом, надо отметить, договором, даже в случае его заключения, не устанавливается обязательность приема в орган власти казаков соответствующего казачьего общества, но лишь устанавливаются обязанности органа власти в отношении уже принятых на службу казаков, которые он и так несет по отношению ко всем своим служащим. Можно было бы подумать, что введение в договор обязанности принимать казаков на службу в сочетании с соответствующим квотированием, т.е. обязательностью заключения самих договоров, дало бы необходимое обособление, однако именно тут и обнаруживается, что такой точки государство никогда не поставит.
И дело даже не в кадровой конкуренции. Дело в указывавшейся выше невозможности давать какой-либо приоритет в доступе к государственной службе в зависимости от национальной принадлежности.
Таким образом, логически продолженный второй путь вводит нас сегодня во второй же замкнутый круг: как возрождающийся народ казачество не может претендовать на государственную функцию, а без государственной функции оно лишается найденной им возможности и формы своего возрождения как народа.
Новые задачи
Однако сам же замкнутый круг подсказывает нам способ его разрыва для обретения новых задач. На самом деле выход прост. Замкнутые круги и тупики будут встречаться на пути казачества постоянно, пока оно не осознает простую истину: казачество не возродится, пока форма возрождения будет определяться не мыслимой сущностью казачества, а сиюминутными интересами и несущностными чертами.
До того момента, как казачий народ сформируется, сам процесс его формирования не может определяться ничем иным, как внешней этому процессу идеей народа, которого еще нет, но который должен появиться. Сознательное управление этим процессом самоформирования предполагает идеализированный выход за его пределы и воздействие на этот процесс с внешней точки такой идеи. Без такого выхода самоформирование народа подвержено обычным случайностям непосредственного саморазвития, которое не видит своей цели и потому готово подвергаться непредсказуемому влиянию своей внутренней несформированной природы и любых внешних воздействий.
В этом смысле случайными, несущностными, привнесенными для казачества признаками, выбираемыми не в силу осознанной необходимости, но в силу позывов природы, и являются описанные выше две формы.
При этом наиболее сложным представляется уход от представления о сущностном характере государственной функции казачества. Ведь исторически эта функция действительно была ему свойственна, хотя сам процесс его развития, остановленный в годы расказачивания, и предполагал будущее избавление от последних остатков сословности и уход на позицию обычного народа. В силу сказанного заведомо безуспешный в описанных выше условиях путь государственной службы, внешне выглядящий как «самый казачий», на самом деле ведет лишь к гибели только начавшего возрождаться казачества.
Казачество, если оно полагает себя народом, должно признать, что способно им быть и без атрибутивных для всякого народа элементов, отказаться от всегда бросавшей на него тень сословности государственной функции и руководствоваться в своем возрождении исключительно идеей, выражающей суть казачества как народа во всех ее проявлениях. Такими проявлениями являются обособляющие народы друг от друга элементы: казачья семья как основа будущего казачьего социума, быт и семейный уклад, язык, православная вера, культура, традиции, обычаи, мораль.
Форма возрождения, как и форма просто жизни любого народа, обусловленная указанной идеей, означает, конечно, ограничение, определение, введение правил в жизнь самих представителей народа. Эти правила являются залогом сохранения сути и выживания народа в окружающем враждебном или стремящемся поглотить своей всеобщностью мире, укрепляя своей формой неопределенность и слабость человеческой природы. Не случайно сама история показывает нам, что связанное с постоянной опасностью угаснуть зарождение любого народа всегда сопровождается жесткими рамками, фиксирующими формы социального поведения в статичных установлениях – ритуалах, обрядах, табу, религии, морали. В тяжелых внешних условиях человек должен иметь прочную духовно-нравственную опору, твердое понятие добра и зла. И наоборот, усиление материальной стороны жизни цивилизации всегда сопровождалось постепенным духовно-нравственным раскрепощением, со временем переходящим всякие пределы, причем положенные не только указанными внешними условиями, но даже и самой природой человека как божественного творения, и являющимся катализатором гибели народа. И тем более нужна человеку эта полагаемая самой его природой опора, препятствующая растворению его личности во всеобщности, что необходимость ее самим человеком обычно не ощущается.
Установление таких запретов в последнем случае может происходить лишь по свободному выбору человека; выбор этот в условиях окружающей вседозволенности, конечно, чрезвычайно сложен, почти невозможен. Его способны сделать лишь единицы, причем на общем фоне их пример сам по себе, конечно же, не будет привлекателен для большинства. В такой ситуации первостепенное значение для ее исправления приобретают две вещи. Во-первых, важно наличие ярких, пассионарных людей, способных не просто жить идейной жизнью, но и увлечь за собой других людей, показать невозможность материальной жизни без духовной, дать личный пример ограничения частного произвола ради общей пользы и результатов такого ограничения. Именно такие редкие в описанных условиях лидеры могут заложить основу новой жизни погибающего народа.
Во-вторых, на первое место выходит воспитание подрастающего поколения в понятии долга, как базы всякой нравственности, как элемента самой сущности личности, а затем, конечно, – просвещение, иллюстрация привлекательности самой идеи, воспитание в убежденности, что это единственно возможный путь, ведущий через обретение самосознания и самоопределение к жизни, а не – через неопределенность и бездуховность – к растворению и гибели. Только через приобщение к идее в данном случае можно достигнуть цели.
Таким образом, безусловно, как и прежде необходимо обособление казачества, но именно как казачества. Не доведенная указанным выше способом до своего логического завершения государственная функция дает лишь формальное, а не такое содержательное обособление. Формальным обособлением роль государственной функции сегодня и исчерпывается, что грозит застоем казачьего движения и полным его свертыванием.
Достаточно близкий к целям возрождения казачества пример дает Федеральный закон от 17 июня 1996 г. «О национально-культурной автономии». Он выделяет национально-культурную автономию в особый вид общественной организации, определяя ее как форму национально-культурного самоопределения, представляющую собой объединение граждан Российской Федерации, относящих себя к определенной этнической общности, находящейся в ситуации национального меньшинства на соответствующей территории, на основе их добровольной самоорганизации в целях самостоятельного решения вопросов сохранения самобытности, развития языка, образования, национальной культуры. При этом закреплено право национально-культурной автономии получать поддержку со стороны органов государственной власти и органов местного самоуправления, необходимую для сохранения национальной самобытности, развития национального (родного) языка и национальной культуры.
Как видно из приведенного определения и вообще из закона в целом, определяемые им понятие национально-культурной автономии и элементы ее статуса в наибольшей мере отвечают целям и потребностям возрождающегося казачества. Тем более, что в свете Постановления Конституционного Суда РФ от 3 марта 2004 г. № 5-П, признавшего соответствующим Конституции РФ такое применение данного закона, в соответствии с которым в одном субъекте РФ не может быть создано более одной национально-культурной автономии граждан, относящих себя к определенной этнической общности, степень обособления национально-культурных автономий не только от прочих общественных организаций и других юридических лиц, но даже и друг от друга достигла адекватного задачам возрождения уровня.
Однако и исторически уже сложилось так, что возрождение казачества идет по своему пути (реестр национально-культурных автономий ведется отдельно от государственного реестра казачьих обществ в Российской Федерации), и по сути казачьи общества имеют достаточно особенностей, чтобы претендовать на получение собственной формы обособления, и, главное, форма национально-культурной автономии отвечает целям казачества только в части культурного возрождения, исходя из рассмотрения этнической общности как замкнутой в себе системы, тогда как казачество стремится не только возродиться, в том числе в культурном отношении, но и принять живейшее участие в общественной жизни путем проявления всегда присущей ему активной гражданской позиции.
Таким образом, рассматривать данный закон необходимо не как уже установленную законодательно форму казачьего движения, но как прекрасный пример, показывающий возможность нахождения для казачества собственной подобной формы, и повод для изучения опыта применения закона.
Возможным выходом же для самого казачества может стать закрепление в законе отдельной организационно-правовой формы некоммерческой организации, имеющей основной целью возрождение казачества и прямо претендующей на государственную поддержку своей деятельности, основываясь на обязанностях государства перед казачеством как репрессированным народом.
Кроме того, наблюдающийся в России процесс расширения сферы гражданского общества за счет сворачивания и ухода из соответствующих сфер государства дает казачеству основания выступать носителем и исполнителем гражданских инициатив, принятых у государства. В этом смысле казачество как часть гражданского общества может осуществлять непротиворечащую конституционным основам социально-полезную (хотя и не государственную) функцию, претендуя на соответствующую компенсацию государства, чья политика строится на поддержании и поощрении таких гражданских инициатив.
Это даст искомое обособление и базу для стабильного возрождения в устойчивой форме. Это же может послужить отправной точкой для дальнейшего законодательного и подзаконного детализирующего регулирования статуса таких некоммерческих организаций (казачьих обществ). Материальное обеспечение их деятельности может заключаться в специальных бюджетных программах различного уровня, предусматривающих средства как на возрождение казачества, так и на выполнение им определенных социально-полезных задач.
И, наконец, содержание правового статуса казачьих обществ как особой формы некоммерческих организаций может включать два следующие по важности после обособления момента: определение системы казачьих обществ и четкое законодательное регулирование их финансово-хозяйственной деятельности.
Оправданием для придания казачьим организациям собственной организационно-правовой формы наряду с известным своеобразием казачьего самоуправления (которое в принципе вписывается в имеющиеся общие формы), могут служить как специально направленные в свое время именно на казачество репрессивные акты, выделявшие казачество в отдельную категорию и дающие тем самым повод для поиска и своих форм реабилитации, так и являющийся собственным достоянием казачества уже наработанный опыт его возрождения. «Свобода есть основной внутренний признак каждого общества, сотворенного по образу и подобию Божьему», писал русский философ Н.А.Бердяев1. Казачий народ вправе реализовать свою свободу в собственной форме, что не мешает другим народам искать и находить свои пути вписать себя в окружающий мир.
Важно лишь помнить, что все описанное: формальное обособление, системная организация и экономика – должно служить одной цели – возрождению казачества как народа, комплексному обретению им исконно присущих ему черт и элементов самосознания: официальной истории, культуры, традиций, обычаев, морали и т.д. – и в этом смысле сама форма такого возрождения в виде частноправовой организации является временной, поскольку призвана быть отброшена к моменту, когда народ окажется возрожденным и заявит о себе в публичной сфере.
Заключение
Как должно быть ясно, этап возрождения не может продолжаться сколь угодно долго. И время в настоящей ситуации работает против казачества. Ибо если прошедшие со времен расказачивания годы сегодня еще сохраняют для нас носителей исторического духа народа, казачьего самосознания, еще живы казаки, непосредственно или от ближайших поколений воспринявшие культуру, жизнь, быт, язык, традиции казачества, то спустя несколько десятков лет не станет и их. И тогда темный демон духовно-нравственной вседозволенности и неопределенности поглотит юное поколение, не успевшее приобщиться к традициям предков, и народ, который сегодня еще имеет возможность воскреснуть, навсегда уйдет на страницы учебников.
Поэтому главное возрождение – это возрождение в душах подрастающей молодежи, которое можно осуществлять лишь сегодня, сейчас, когда разрыв поколений еще не чреват абсолютной чуждостью и выпавшие из непрерывной цепи преемственности народной жизни еще не настолько отдалились от этой жизни, чтобы перестать ощущать свою национальную принадлежность и саму необходимость возрождения.
3 сентября 2004 г.-1 апреля 2005 г.
Святослав Иванов, начальник юридического отдела Кубанского казачьего войска
________________________________________
1 Бердяев Н.А.Философия свободы. Смысл творчества. М., 1989. С.138.