В 1932–1933 гг. Юг России охватил ужасающий голод. Он стал следствием, в том числе, и политики коллективизации – одной из составных частей ускоренной индустриальной и социальной модернизации СССР.
Ю.В. Вшивцева, аспирантка кафедры новейшей
отечественной истории Кубанского госуниверситета
В середине 1880-х гг. Фёдор Андреевич Щербина начинает работать в Воронежском земском управлении, и это «соответствовало его жизненным интересам, так как позволяло более глубоко с помощью статистических методов исследовать народную (крестьянскую) жизнь» (Трёхбратов Б.А. Жизнь и судьба Фёдора Андреевича Щербины // Научно-творческое наследие Фёдора Андреевича Щербины и современность. – Краснодар, 2004. С. 44.).
Традиции земской статистики продолжила статистика нэповская, венцом которой по праву считается перепись 1926 г. Но, к сожалению, наследники Ф.А. Щербины, создававшие статистику 1930-х гг., не были столь щепетильны в вопросах исторической достоверности, как их предшественник.
Цель предлагаемых тезисов – охарактеризовать особенности социально-демографического облика сельского населения Кубани, вызванные голодом 1932–1933 гг.; проанализировать изменения в структуре сельского населения за годы Великой Отечественной войны.
В 1932–1933 гг. Юг России охватил ужасающий голод. Он стал следствием, в том числе, и политики коллективизации – одной из составных частей ускоренной индустриальной и социальной модернизации СССР.
«Продовольственные затруднения» начались уже с 1931 г. Нормы поставок упорно возрастали, а производительность труда и урожайность снижались (Там же. С. 65.).
Отказ сельских жителей сдавать урожай по непомерно завышенным планам повлёк за собой усиление репрессий со стороны власти. В отношении населённых пунктов, «саботировавших» хлебозаготовку, применялись санкции: прекращалась колхозная, кооперативная и государственная торговля в станицах и сёлах, приостанавливалось кредитование, досрочно взыскивались долги по кредитам и другим финансовым обязательствам колхозов и единоличников, создавался актив из «лучших» колхозников, «умевших защитить интересы рабоче-крестьянского государства» для борьбы с «антиобщественными элементами», отбирая у них весь хлеб без остатка (Белозеров В. Этническая карта Северного Кавказа. – М., 2005. С. 67.).
Одна из мер наказания – занесение поселений, срывавших планы сдачи хлеба, на «черную доску», образованную на страницах краевой газеты «Молот».
Первыми населёнными пунктами, занесёнными на «черную доску», стали кубанские станицы Новорождественская Тихорецкого района, Медвёдовская Тимашёвского района, Темиргоевская Курганиского района. В ноябре – декабре 1932 г. – ещё 10 кубанских станиц (Там же. С. 68.).
Недовольство властей в отношении непокорных жителей «чернодосочных» станиц побудило ЦК ВКП(б) и СНК СССР принять постановление (14 декабря 1932 г.) «О хлебозаготовках на Украине, Северном Кавказе и в Западной области». В нём за проведение сева и хлебозаготовок, засоренность «петлюровским» и другим «контрреволюционным элементом» острой критике подвергся ряд организаций Северного Кавказа (Марчуков А. Операция «Голодомор» // Родина. – 2007. – № 1. – С. 66.).
Одно из требований в нём – «выселить в кратчайшие сроки в северные области СССР из станицы Полтавская (Северный Кавказ), как наиболее контрреволюционной, всех жителей, за исключением действительно преданных Советской власти…», а также ещё 3000 семей (Ивницкий Н.А. Коллективизация и раскулачивание (начало 30-х годов). – М. С. 196.).
В ходе хлебозаготовок в середине января 1933 г. из Северо-Кавказского края были выселены 63,5 тыс. чел. (Белозеров В. Этническая карта Северного Кавказа. – М., 2005. С. 68.).
Пик бедствий, связанных с голодом, пришёлся на январь – апрель 1933 г. Из 75 районов Северного Кавказа голод охватил 44 района. Факты, содержавшиеся в сообщении начальника Ейского политотдела, отображали стандартную ситуацию для многих районов Северного Кавказа: «Состояние людей в январе 1933 г. было жутким. За январь – апрель по ряду колхозов умерло от 290 до 365 человек. Итого по 4 колхозам – свыше 1000 человек» (Осколков Е.Н. «Голод» 1932–1933 гг. – Ростов н/Д, 1991 С. 45, со ссылкой на ПАРО. Ф. 7. Оп. 1. Ед. хр. 28. Л. 61.).
Демографическая статистика 1930-х гг. по понятным причинам вызывает сомнения, однако использование отчётной и доисчисленной статистики, сделанной ЦУНХУ Госплана СССР, позволяет определить характер демографических процессов в период голода 1932–1933 гг. Пик смертности на Северном Кавказе, как и в стране в целом, пришелся на июль 1933 г. (Осокина Е.А. Жертвы голода 1933 года: сколько их? (Анализ демографической статистики ЦГАНХ СССР) // История СССР. – 1991. № 5. С. 20.).
В 1933 г. в России отсутствовал естественный прирост населения. По данным ЦУНХУ, естественная убыль в РСФСР составила 251,2 тыс. чел. Северный Кавказ по масштабам убыли населения превосходил все районы страны (277,8 тыс. чел.) (Осколков Е.Н. «Голод» 1932–1933 гг. – Ростов н/Д, 1991. С. 76.).
Е. Осокина, отмечает, что из-за неполноты охвата отчётами территории страны статистика не воссоздавала в полной мере демографическую картину. В частности, в сельской местности Северного Кавказа учёт охватывал около 68,9 % территорий региона. Поэтому, согласно исчисленным данным, убыль населения на Северном Кавказе составила в 1933 г. 291 тыс. чел. (Подсчитано по: Всесоюзная перепись населения 1939 года: Основные итоги / Под. ред. Ю.А. Полякова. – М., 1992. С. 43.).
В сельской местности РСФСР убыль населения в целом была ниже, чем в городах. Но в отдельных регионах – в первую очередь на Северном Кавказе – ситуация была обратной.
В 1933 г. естественная убыль сельского населения на Северном Кавказе составила 227,1 тыс. чел. Совокупные потери населения в стране от голода в 1933 г. – 3 млн. чел. В их числе – 2 млн. сельских жителей. Потери населения Северного Кавказа составили 291 тыс. чел. В том числе 16 тыс. чел. городского и 275 тыс. чел. сельского населения (Там же.).
На Северный Кавказ выпала существенная доля убыли сельского населения России. В 1933 г. 75,5 % умерших от голода – сельские жители. Их численность сократилась на 20,4 % (Ф. – Р. 1246. Оп. 1. Д. 6. Л. 10.).
Несмотря на это, в конце 30-х годов в хозяйстве Краснодарского края продолжал доминировать аграрный сектор. Сельское население на Кубани составляло 75,3 %15. В годы Великой Отечественной войны на плодородных кубанских землях сельские жители днём и ночью трудились на благо Родины.
Соотношение полов среди сельского населения Краснодарского края в конце 30-х годов нарушено в пользу женщин: 53 % составляли женщины и 47 % – мужчины (Там же.).
Диспропорция полов после Первой мировой и Гражданской войн не сгладилась, она продолжала существовать. Этот факт свидетельствовал о неблагополучной демографической ситуации.
Если же говорить о возрастном составе населения Краснодарского края, то следует отметить: смертность мужчин в деревне была выше, чем в городе, их продолжительность жизни меньше женской.
При том, что население в деревне имело тогда более пожилой состав, чем в городе, в подавляющем большинстве пожилые состояли из женщин. На аналогичную ситуацию в общероссийском масштабе указывает в монографии «Демографическая история России в 1930-е гг. Взгляд в неизвестное» В.Б. Жиромская.
В конце 1930-х годов на Кубани всё ещё преобладал традиционный тип воспроизводства населения, о чём свидетельствуют высокая рождаемость и большое количество детей в возрастной пирамиде, а также высокая смертность – невысокий процент пожилых и престарелых.
Среди сельского населения Кубани грамотных мужчин было больше, чем женщин: мужчин – 93,4 %, женщин – 71,3 % . Это свидетельствует о наличии патриархального уклада в деревенских семьях, где традиционной обязанностью женщин до сих пор ещё оставалось – растить и воспитывать детей, а не заниматься своим образованием. Но следует отметить и прогресс, который был достигнут по сравнению с 1926 годом: тогда на селе грамотных женщин было всего 37,3 % (меньше на 34 %). Это свидетельствует о том, что женщины в 30-е годы всё же получили доступ к образованию в больших масштабах, чем это было в 20-е годы.
В годы Великой Отечественной войны Кубань находилась в оккупации (на большинстве территорий края она длилась 6 месяцев – с лета 1942 г. по зиму 1943 г.), и на её территории проходили процессы, которые сильнейшим образом ухудшили демографическую ситуацию в крае.
Происходит повышение уровня смертности населения, в том числе и младенческой. В деревне повышению младенческой смертности часто способствовало отсутствие или крайняя недостаточность медицинского обслуживания.
Что касается естественного прироста, то его уровень – по сравнению с мирным временем – снизился почти в 3 раза.
Оккупация привела к глубинным изменениям в структуре сельского населения Краснодарского края. Ещё более усугубилась диспропорция в соотношении полов.
В населенных пунктах находившихся в оккупации, имел место компенсаторный прирост населения. Он начался сразу же после освобождения территории края от немецко-фашистских захватчиков. (Сельское население с апреля по декабрь 1943 г. увеличилось на 0,6 %.)
Голод 1932–1933 гг. и Великая Отечественная война существенно затормозили рост сельского населения Кубани, как следствие – осложнили всё его дальнейшее развитие.
Конференция «Ф.А.Щербина, казачество и народы Северного Кавказа. История и современность», 2008 г., г. Краснодар