Вчера в Карачаево-Черкесии вспоминали жертв политических репрессий. В поселке Ударном Прикубанского района рано утром прошло богослужение, в котором приняли участие казаки Баталпашинского отдела и прихожане, а после состоялось торжественное открытие мемориальной доски в память о событиях 91-летней давности и традиционный митинг.
Вчера в Карачаево-Черкесии вспоминали жертв политических репрессий. В поселке Ударном Прикубанского района рано утром прошло богослужение, в котором приняли участие казаки Баталпашинского отдела и прихожане, а после состоялось торжественное открытие мемориальной доски в память о событиях 91-летней давности и традиционный митинг. Активное содействие в установке мемориала принимали заместитель администрации президента КЧР Надежда Пивоварова, директор филиала ОАО «РусГидро» — «Каскад Кубанских ГЭС» Виктор Мачеев, атаман Баталпашинского отдела Павел Запорожец, атаман Прикубанского РКО Анатолий Грибанов, терский казак Николай Баско.
Участники мероприятия — председатель правительства республики Владимир Кайшев, благо чинный всех церквей КЧР отец Валентин (Корнеев), архиепископ Ставропольский и Владикавказский Феофан, представители всех муниципалитетов республики и казаки Баталпашинского отдела — вспоминали о бесчинствах, творящихся на территории республики и всей страны в период страшных репрессий.
Конец 1918 — начало 1919 года... В России вовсю полыхает страшный пожар братоубийственной Гражданской войны. Обстановка на фронтах складывается явно в пользу красных: силы их противников разобщены, частично разбиты. Быстрое утверждение новой власти убедительно свидетельствовало о «зрелости» экономических и политических предпосылок социалистической революции. Но Ленин считал необходимым исследовать не только общие закономерности, характер и движущие силы революции, но и особенности борьбы за победу и утверждение советской власти в различных районах страны, исходя из специфических условий их социально-экономического развития, своеобразия политической обстановки, расстановки и взаимодействия классовых сил.
Вождь пролетариата отмечал, что в силу целого ряда условий большевики задачу завоевания власти в столице и главных промышленных центрах решили сравнительно легко. Но в провинции, где сосредоточено было больше всего «населения, прочнее всего держащегося за традиции монархии и средневековья — например, в казачьих областях, — советской власти пришлось выдержать сопротивление, принимавшее военные формы».
К числу районов, в которых советская власть утверждалась в результате упорной вооруженной борьбы с силами местной контрреволюции, относилась Кубань, где проживало значительное количество казаков России.
В казачестве усматривалась сила, способная при стечении соответствующих обстоятельств выступить против радикальных социальных преобразований в
пользу сохранения старых дореволюционных порядков, которые обеспечивали ему привилегированное положение. Действительно, по сообщению исследователя быта и культуры верхнекубанского казачества М. Куракеевой, накануне революции 1917 года жизненный уровень казаков, например, Баталпашинского отдела, по сравнению с другими слоями населения России был гораздо выше, маломощные бедняцкие хозяйства составляли менее 25 процентов, в то время как по России они составляли 50. В 1912 году у кубанских казаков на одно хозяйство в среднем приходилось: рабочего скота в три раза больше, чем у крестьян, дойных коров — более чем в два раза, овец — в восемь раз. У казаков одно сельхозорудие в среднем приходилось на трех человек, у крестьян — на восемнадцать.
Один из главных лозунгов и мотивация процесса расказачивания были провозглашены на совещании работников политотделов 8-й и 9-й армий Южного фронта: «Казачество — это класс, который избрало царское правительство себе в союзники, опора трона. Казаки подавили восстание 1905 года. Их история запятнана кровью рабочего класса. Они никогда не станут союзниками пролетариата. Уничтожить как таковые, расказачить казачество — вот наш лозунг! Снять лампасы, запретить именоваться казаком, выселить в массовом порядке».
Ленин заблаговременно, еще в 1917 году, подписал Декрет «Об уничтожении сословий и гражданских чинов». На его основании в 1918 году ЦИК партии большевиков утвердил программу борьбы с казачеством, определившую политику государства по отношению к казакам: «Никакая половинчатость, никакие компромиссы здесь недопустимы. Поэтому необходимо, во-первых, провести массовый беспощадный террор по отношению ко всем вообще казакам. Необходимо применять все те меры, которые дают гарантию от каких-либо попыток к новым выступлениям против советской власти. Второе:
конфисковать хлеб и заставлять ссыпать все излишки в указанные пункты».
Кроме того, ЦК поручает Наркомзему в срочном порядке разработать фактические меры по массовому переселению пришлой бедноты на казачьи земли, организуя переселение, где это возможно. При этом предписывалось «уравнять пришлых иногородних к казакам в земельном». На основании полученной директивы местные партийно-советские и военный органы разрабатывали конкретные планы действий по ее претворению в жизнь.
Так, чтобы держать под контролем наиболее взрывоопасные кубанские станицы, в них были передислоцированы воинские части, подтянуты отряды милиции и стрелковые дивизии. Население столкнулось с грабежами, насилием, хаосом. Под видом реквизиций красноармейцы и советские работники вели открытый грабеж населения. В документах тех лет говорится, что «авторитет власти в станицах Исправной, Зеленчукской, Красногорской, Усть-Джегутинской подорван Красно-Лабинским полком, каковой грабил население в полном смысле этого слова».
Реализация всех этих установок на практике вылилась в массовые жестокие расправы с мирным казачьим населением. Для этого с удивительной четкостью и быстротой создавались полковые революционные трибуналы, в функции которых вменялось осуществление «...суда и расправы со всякими контрреволюционными элементами, не принадлежавшими в данный момент к составу полка», то есть главным образом к гражданскому населению.
Смертные приговоры выносились один за другим. В одном из докладов Казачьему отделу ВЦИКА отмечалось: «порой за день расстреливали по 50 — 60 человек. Расстреливали без суда, по донесению местного комиссара или по наговору соседки даже безграмотных старух и стариков, еле волочивших ноги, казачьих урядников (не говоря уже об офицерах), детей... Расстреливали на глазах у всей станицы с издевательствами».
Сводки, распоряжения и инструкции того времени пестрели сообщениями: «Станица Кардоникская за враждебное отношение к советской власти уничтожена. Арестовывать всех лиц из станиц Кардоникской, Зеленчукской, Сторожевой! Советская власть будет беспощадным хирургом, и гнойных нарывов в Баталпашинском отделе не будет».
Политика расказачивания находила свое проявление в самых различных формах. Если не получалось «мечом и огнем», то брали «не мытьем, так катаньем»: кровавый террор сменился организованным голодом, выселением и ссылками.
Осужденных баталпашинских казаков выселяли без права возвращения в родные места. В Ставропольском крае близ села Джалга находились спецпоселения из числа осужденных зажиточных казаков из станиц Кардоникской и Зеленчукской. Но чаще отправляли подальше от родных становищ. До сих пор старожилы-станичники с горечью вспоминают своих сородичей, бесследно исчезнувших в архангельских, среднеазиатских и сибирских краях. Семьи грузили в эшелоны, как дрова. Скученность и антисанитарные условия делали свое дело. Оставшиеся в живых казаки-выселенцы нередко оказывались под открытым небом без всяких средств к существованию, каждый второй умирал. Смертность взрослого населения в первые годы превышала 60 процентов, детского — до 80.
На тех же, кто оставался, накладывались непомерные продовольственные налоги, велась поголовная реквизиция лошадей, скота, повозок, утвари. Немалый доход получило государство от этой меры, учитывая, что редко какая казачья семья имела меньше гурта (одной сотни) крупного рогатого скота, овец, а уж количество домашней птицы доходило до нескольких сот.
Пришлось казакам испытать и такую репрессивную меру, как занесение на «черные доски» за невыполнение поставок хлеба или выполнение на 80 — 85 процентов. На практике это означало немедленное прекращение подвоза товаров, полное свертывание государственной и кооперативной торговли, прекращение кредитования, проведение «чистки» государственного, партийного и колхозного аппаратов от враждебных элементов, арест всех подозреваемых в саботаже проводимых мероприятий. Для жителей таких станиц это выливалось в новый массовый террор.
Это привело к небывалому голоду, особенно в тех станицах, которые заносились на «черную доску» и против которых применялись чрезвычайные меры. У иных казаков изымали кукурузу, фасоль, горох, выращенные на приусадебных участках. Документы тех лет и свидетельства современников рисуют жуткую картину повального голода и опустошения в станицах. Число умерших от голода колеблется от 40 до 60 процентов. Английский историк Р. Конивест вывел цифру до миллиона человек, погибших от голода на Северном Кавказе, из них около 80 процентов смертей приходится на казачьи районы.
Таким образом, масштабное осуществление террористической политики расказачивания в первые два десятилетия советской власти и реализация курса на скрытое расказачивание в последующие периоды советской истории привели к очень большим негативным изменениям во всех областях жизни казачества, серьезно сказались на трансформации его самосознания, менталитета, основополагающих мировоззренческих принципов, традиционных морально-нравственных представлениях, культурно-бытовых особенностях и хозяйственном укладе. Жизнедеятельности казачества был нанесен страшный вред. В социальном плане оно слилось с обычным колхозным крестьянством.
Серьезнейшие отрицательные последствия самым непосредственным образом сказались и на элементах традиционной культуры казачества. Это привело к утрате многих базовых понятий, принципов, структур и явлений, определивших его сущностное содержание. И тем не менее оно нашло в себе силы для возрождения, для продолжения своей истории, для сохранения традиций предков.
Анжелика Черевань
Кубанский казачий вестник//г. Кубанские новости от 23 января 2010 года