В 1930 г. ряд территорий Советского Союза столкнулся с проблемой острой нехватки продовольствия, повлекшей за собой рост социальной напряженности и антисоветских настроений, стихийные митинги, забастовки, акции гражданского неповиновения, погромы и даже вооруженные выступления.
С.Г. Новиков (г. Новороссийск)
Выступая в июне 1930 г. на XVI съезде ВКП(б), И.В. Сталин в весьма радужном свете преподнес успехи в деле «развернутого социалистического переустройства деревни» и, прежде всего, коллективизации сельского хозяйства: «…Если года два назад мы имели кризис зернового производства и опирались в своей хлебозаготовительной работе, главным образом, на индивидуальное хозяйство, то теперь центр тяжести переместился на колхозы и совхозы, а зерновой кризис можно считать в основном разрешенным. Основные массы крестьянства окончательно повернули в сторону колхозов. Сопротивление кулачества отбито. Внутреннее положение СССР еще более упрочилось» [1].
Между тем, по прошествии двух лет, жители многих регионов РСФСР, Украины, Казахстана, Белоруссии стали жертвами массового голода, инспирированного государственной политикой насильственной коллективизации и репрессивными мерами, широко практиковавшимися для принудительного изъятия зерна у производителя. От голода и болезней, связанных с недоеданием, в 1932 – 1933 гг. погибли, по мнению депутатов Государственной Думы РФ, около 7 млн. человек [2].
Однако еще в 1930 г. ряд территорий Советского Союза столкнулся с проблемой острой нехватки продовольствия, повлекшей за собой рост социальной напряженности и антисоветских настроений, стихийные митинги, забастовки, акции гражданского неповиновения, погромы и даже вооруженные выступления.
Одним из таких «проблемных» регионов явился Черноморский округ Северо-Кавказского края. Катализатором роста социальных противоречий явились здесь, как нам представляется, «большевистские темпы коренной ломки сельскохозяйственных устоев округа», сопряженных с задачей «правильного определения производственной физиономии» аграрного сектора экономики Черноморья, предусматривавшей резкое сокращение зернового клина и, в то же время, усиленное наращивание производства высокодоходных технических культур [3].
С точки зрения аграрной науки, в частности, анализа почвенно-климатических условий Черноморского округа, подобный подход к долгосрочному планированию развития сельскохозяйственного производства в регионе даже в наши дни не вызывает особых нареканий. Однако теоретически верное утверждение разработчиков плана «Пятилетки Черноморского сельского хозяйства» о том, что необходимое и достаточное обеспечение Черноморья привозным хлебом позволяет ставить вопрос «о предоставлении всей освоенной и подлежащей освоению земли под южные культуры нехлебного типа» [4], в условиях его практической реализации, обусловленной срывами поставок зерна из других регионов страны, привело к голоду и, как следствие, к острым социальным конфликтам в Черноморье. (Мы сознательно не используем в данном случае термин «массовый голод», поскольку разделяем точку зрения о правомочности его использования «для описания ситуаций, при которых люди умирают от голода и, кроме того, среди голодающих распространяются случаи каннибализма» [5]).
Установки директивных центров, сформировав у руководителей Черноморского округа представление о том, что «лишние 10 – 20 маршрутов овса или пшеницы погоды не делают; зато ее делают (и не только внутри страны, но и за границей) лишние 10 – 20 вагонов табака или хлопка», актуализировали очередную хозяйственную задачу – «изгнание хлебов».
«Наш округ, более чем подавляющая масса других округов, – избранник самой природы, и это надо помнить, – предваряли свои рассуждения о перспективах дальнейшего развития сельского хозяйства Черноморского округа местные экономисты. – Изгнание хлебов – не опыт сомнительной успешности, а крайняя, неотложная нужда в этом всей страны. Наступит момент, когда промышленность (табачная, дубильная, прядильная, химико-фармацевтическая, консервная, винная и др.) предъявит нам обвинение (и частично уже предъявила) в недостаточном развитии технических и вкусовых культур…» [6].
Нет оснований утверждать, что создатели плана «Пятилетки сельского хозяйства Черноморья» не видели реальных проблем, неминуемо возникающих на пути его реализации. Напротив, разработчики плана справедливо указывали на круг актуальных задач, связанных с заменой экстенсивного хлебного производства интенсивным производством технических культур, развитием садоводства и виноградарства [7]. Однако не может не удивлять та поспешность, с которой местное руководство взялось проводить в жизнь эту теоретически верную, но явно преждевременную установку.
Так, если зерновой клин Черноморья в 1927 г. составлял 65,1 тыс. га, то к началу 1930 г. он сократился до 42,8 тыс. га, т.е. на треть. Однако даже столь высокие темпы сокращения площадей, занимаемых зерновыми культурами, не удовлетворяли руководителей Черноморского округа [8]. Они во всеуслышание заявляли о том, что пора прекратить «заниматься злокачественным злаковым полеводством» и требовали в самое короткое время «свести к нулю зерновые культуры» [9]. Пропагандистские демарши, а затем и практические действия властей, осуществлялись на фоне явного невыполнения базисного условия модернизации сельского хозяйства Черноморья – «полного хлебофуражного иждивения округа на бюджете других округов Северного Кавказа».
Ведь именно в это время (с 1 июня 1930 г.) в Черноморском округе было отменено централизованное (плановое) снабжение сельских местностей. Данное известие «ознаменовалось массовыми недовольствами, отказом от колхозных работ, выходами из колхозов и даже эксцессами» [10].
Динамику событий лета 1930 г. в Черноморском округе в полной мере раскрывают специальные сводки окружного отдела ОГПУ [11].
Уже в первые дни после отмены планового снабжения прокатилась волна протестных акций в Туапсинском и Сочинском районах, самодеятельное население которых было занято преимущественно в садоводческой и табаководческой отраслях. Беднейшие слои крестьянства, ввиду отсутствия у них денежных средств, не имели возможности приобретать продукты на частном рынке, а потому вынуждены были «буквально голодать» [12].
Протестное движение сельского населения отличалось многообразием форм, однако, наиболее массовый характер приобрели стихийные собрания колхозников, на которых принимались резолюции с требованием восстановить снабжение села хлебом. Как правило, на собраниях выбирались делегации, которым поручалось передавать требования селян в директивные органы местной, региональной и даже центральной власти. Так, колхозники села Георгиевка направили своих представителей в Туапсе. Делегаты во время встречи с председателем райисполкома заявили буквально следующее: «Если вы нам хлеба не отпустите, то мы поедем в Ростов, а если Ростов откажет, то поедем в Москву, а после вернемся домой, распродадим свое имущество, посевы бросим и переберемся в Абхазию, где будем питаться кукурузой» [13].
Наряду с достаточно мирными формами выражения недовольства сельских жителей Черноморского округа нередко возникали ситуации, которые в еженедельных сводках ОГПУ указывались с характерной пометой – «эксцесс».
Уже в первый день отмены планового снабжения продовольствием в Геленджике, «на базаре, собралась толпа в 150 чел. недовольных крестьян, в большинстве – женщины, которые с шумом и руганью направились в РайПО, требуя немедленного объяснения причин отказа крестьянству в выдаче хлеба». Не застав председателя РайПО на рабочем месте, около 20-ти женщин явились на квартиру председателя, где угрожали его жене «разгромом», в то время как основная масса недовольных митинговала у здания райисполкома. Наибольшую активность в ходе стихийного митинга проявили жены бывших красных партизан, которые выкрикивали, в частности, следующее: «Палками будем бить, если хлеб не дадите…»; «Скоро будем бить коммунистов, подождите, скоро попадет вам… муки давайте, а то мы сами возьмем».
Местные власти вынуждены были удовлетворить требования крестьян. Последним было выделено из общего курортного фонда 1,5 тыс. пудов муки [14].
В селе Дефановка Туапсинского района, также 1 июня, было созвано «общегражданское собрание по вопросу о перспективах снабжения крестьянского населения». Собравшиеся (около 200 чел.) фактически сорвали выступление официальных докладчиков, высказав угрозы в их адрес («Если не будут выдавать хлеба, то мы с вами расправимся»).
Один из участников собрания, середняк Резниченко, высказался еще более категорично: «Надо перебить всех колхозников и коммунаров, тогда может быть будет лучше». Гражданка Линева Анна намеревалась бросить камень в представителя райисполкома Гарагулю, однако ограничилась лишь угрозой: «Все равно скоро всех коммунистов перебьем».
Затем неорганизованная толпа крестьян – участников несостоявшегося собрания направилась к складам местной коммуны и Дефановского РайПО с целью их погрома. Однако заведующая складом сама открыла двери складского помещения, в котором хранилось лишь 9 мешков муки. В магазине РайПО муки не оказалось вовсе. «Толпа вынуждена была вернуться ни с чем», после чего потенциальные погромщики разошлись по домам [15].
Своеобразную форму протеста избрала греческая часть населения с. Лазаревка Туапсинского района. Местные греки отправили телеграмму на имя греческого посла в Москве следующего содержания: «Мы, греческоподданные, голодаем, местные власти отказали нам в выдаче хлеба, просим отвечать». Под текстом подписались главы 80-ти хозяйств. Разумеется, в Москву этот документ не попал, телеграмма была задержана сотрудниками ОГПУ [16].
Между тем, отказ в снабжении крестьян продуктами питания вызвал острую критику в адрес местных властей со стороны пролетариата Черноморья.
Так, 1 июня в Геленджике предполагалось провести общее собрание строителей города. Возмущенные рабочие, «с массовыми криками и руганью», сорвали доклад правления ЕПО (Единого представительного органа). Общий тон высказываний строителей сводился к следующему: «Нам стыдно есть хлеб, который производят крестьяне, в то время как они голодают и их лишают хлебного пайка. Это есть разрыв рабочего с крестьянством» [17].
Еще больший размах недовольство рабочих приобрело в «столице» черноморского пролетариата – городе Новороссийске.
В течение всего лета 1930 г. ситуация со снабжением сельских местностей продуктами питания, равно как и промтоварами, оставалась, по мнению окружного отдела ОГПУ, «катастрофической». Несколько лучше обстояли дела с рабочим снабжением и организацией питания в учреждениях санаторно-курортного комплекса. Хотя и здесь наблюдалась явная тенденция к значительному ухудшению основных показателей. Так, уже в июне только по геленджикскому курорту в план снабжения продовольствием не были включены 18 из 32 курортных организаций (преимущественно комсомольские и пионерские лагеря), с числом отдыхающих более 5 тыс. чел. Из-за недостачи муки в геленджикском РайПО с 1 июня норма выдачи печеного хлеба на одного организованного отдыхающего была снижена с 600 до 400 граммов. Кстати сказать, единственным курортным учреждением, обитатели которого встретили подобное «нововведение» враждебно, оказались так называемые «Ленинские курсы». Здешние курсанты, преимущественно партийные ответработники, даже позволяли себе в гневе бросать на пол «урезанный» хлебный паек [18]. Что же говорить тогда о простых тружениках – рабочих новороссийских цемзаводов, портовиках, металлистах, которым приходилось иметь дело не только с суррогатным хлебом, но и с некачественными обедами в заводских столовых, простаивать помногу часов в очередях и покупать в лавках НЦРК (Новороссийского центрального рабочего кооператива) «испорченное и непригодное к использованию молоко», «селедки с червями и конскую колбасу, также имеющую червей»? [19].
Продовольственный кризис в Черноморье, обязанный своим появлением, прежде всего, издержкам сталинского курса модернизации страны, усугублялся явлениями местного характера: разбалансированностью экономики округа, отсутствием компетентных управленческих кадров, чудовищными бюрократизмом, безответственностью и коррупцией, царившими в советских и хозяйственных учреждениях, недоверием крестьянства к проводимой властями политике хлебозаготовок.
Местное руководство продемонстрировало свою беспомощность в деле изыскания дополнительных продовольственных ресурсов, в том числе, на подведомственной ему территории; не смогло создать систему социально справедливого распределения товаров повседневного спроса и основных продуктов питания среди различных слоев населения.
В конце июля оперативники отмечали в очередной сводке, что, например, «в Анапском районе в кооперативных лавках нет совершенно ничего, за исключением косметики»; «в Крымском районе местная кооперация не в состоянии удовлетворить население даже овощами, причем количество последних в кооперации все уменьшается, а цены возрастают, в то время как на частном рынке отмечается совершенно обратное явление: количество овощей увеличивается, а цены падают» [20].
Бюрократическая чехарда, непрофессионализм управленцев, отсутствие у них элементарных экономических знаний, мздоимство и казнокрадство, безграмотная ценовая политика приводили в масштабах округа к значительным потерям продовольствия, в том числе, остродефицитных продуктов питания в ходе их транспортировки, складского хранения и реализации в розничной сети [21].
В условиях завершившейся в конце июля уборки колосовых культур и наличии у крестьян хлеба нового урожая местные власти не предприняли должных мер к насыщению внутреннего рынка зерном и мукой. Напротив, преследуя цель выполнения абсолютно неадекватных планов хлебозаготовок, спущенных сверху, они пытались создавать дополнительные трудности для хлеборобов-единоличников. Так, в Анапском районе из 5-ти имевшихся в наличие мельниц работала лишь одна, а норма помола ограничивалась 1 пудом муки на человека [22]. Но да же при таких ограничениях крестьяне отказывались от выполнения кабальных условий контрактации и последующей сдачи зерна государству.
Как видим, Черноморский округ, лишившись в угоду «высшим интересам государства», пусть и недостаточной, но, все же, своей собственной зерновой базы, оказался заложником масштабных экспериментов по коренной перестройке сельского хозяйства и связанных с ними ошибок централизованного планирования, объективных и субъективных трудностей переходного периода («колхозного строительства»), спада производства зерна и вынужденного поддержания заведомо «неподъемных» квот хлебного экспорта.
В этом смысле, особенности экономической жизни Черноморья лишь оттеняли те общие черты, которые стали характерными к началу 30-х гг. для всего советского экономического пространства и которые, в конечном счете, неминуемо вели к трагической развязке событий, произошедших двумя-тремя годами позже.
Примечания
1. Сталин И.В. Сочинения. Т. 12. М.: Госполитиздат, 1949. С. 261.
2. Памяти жертв голода 30-х годов на территории СССР. Заявление Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации Пятого созыва. 2 апреля 2008 года // Парламентская газета. 2008. 3 апреля. С. 8.
3. Пятилетка сельского хозяйства Черноморья // Пролетарий Черноморья. 1930. 1 июня. С. 4.
4. Там же.
5. См., напр.: Загоровский П.В. Социально-экономические последствия голода в Центральном Черноземье в первой половине 1930-х годов. – Воронеж: Воронежский государственный педагогический университет, 1998. – 132 с.
6. Пятилетка сельского хозяйства Черноморья // Пролетарий Черноморья. 1930. 1 июня. С. 4.
7. Там же.
8. Доклад т. Бадашева о работе окружного комитета ВКП(б) // Пролетарий Черноморья. 1930. 4 июня. С. 2.
9. Пятилетка сельского хозяйства Черноморья // Пролетарий Черноморья. 1930. 1 июня. С. 4.
10. Архивный отдел администрации г. Новороссийска (АОАН). Ф. Р-9. Оп. 3. Д. 89. Л. 23.
11. АОАН. Ф. Р-9. Оп. 3. Д. 89. Специальные сводки окружного отдела ОГПУ о ходе коллективизации, выселении кулачества, хлебозаготовках, перевыборах Советов, ходе посевной и уборочной кампаний, рабочем снабжении и другим вопросам.
12. АОАН. Ф. Р-9. Оп. 3. Д. 89. Л. 28.
13. Там же. Л. 23.
14. Там же. Л. 24.
15. Там же. Л. 25.
16. Там же. Л. 12.
17. Там же. Л. 27.
18. Там же. С. 26.
19. АОАН. Ф. Р-9. Оп. 3. Д. 80. Л. 186.
20. АОАН. Ф. Р-9. Оп. 3. Д. 89. Л. 144, 145.
21. Там же. Л. 144, 145, 165
21. Там же. Л. 143.
Из книги: Историческая память населения Юга России о голоде 1932–1933 г. Материалы научно-практической конференции / Под редакцией Н.И. Бондаря, О.В. Матвеева. Краснодар, Типография «Плехановец», 2009. – 454 с. Прил.