Сначала Первая мировая война, затем Октябрьская революция прервали естественный процесс дифференциации российского общества, в том числе казачьего. Началась жесточайшая борьба за власть и передел имущества, которые привели к Гражданской войне, сопровождавшейся террором с обеих противоборствующих сторон. «Красный террор» стал политикой, оформленной специальными декретами государственной власти. В декабре 1917 г. созданная ВЧК проводила акции устрашения политических противников.
З.А. Гобечия, учитель истории и обществознания МОУ СОШ № 3
ст. Абадзехской Майкопского района Республики Адыгея
Среди трагических страниц в истории России XX в. особое место занимает судьба казачества. Одной из таких страниц является его расказачивание. О расказачивании историки впервые заговорили в 60-е гг., отмечая следующие этапы:
1) конец XIX – начало XX вв.;
2) революция и Гражданская война; «нэповское» время;
3) «великий перелом» начала тридцатых.
Каждый из этапов нуждается в осмыслении, в первую очередь, сквозь призму социального статуса казака. Наиболее «казачьим» регионом была Кубанская область, и процесс расказачивания затронул ее особенно сильно.
Сначала Первая мировая война, затем Октябрьская революция прервали естественный процесс дифференциации российского общества, в том числе казачьего. Началась жесточайшая борьба за власть и передел имущества, которые привели к Гражданской войне, сопровождавшейся террором с обеих противоборствующих сторон. «Красный террор» стал политикой, оформленной специальными декретами государственной власти. В декабре 1917 г. созданная ВЧК проводила акции устрашения политических противников.
Необычайный размах получил антиказачий террор. Особенно жестокие формы он приобрел на Дону, где, по некоторым подсчетам, было истреблено до 50% казачьего населения. Дон был объявлен «русской Вандеей» [1].
В январе – феврале 1918 г. в Майкопском районе была установлена советская власть. Атаман Майкопского отдела Ф.В. Данилов покинул город [2].
В станицах начались преобразования, сопровождавшиеся разорением крупных казачьих хозяйств, расстрелами, репрессиями. Эти преобразования были прерваны начавшейся Гражданской войной. Казачество раскололось на два противоборствующих лагеря – сторонников и противников советской власти. 6 декабря 1919 г. было принято «Обращение VII Всероссийского съезда Советов к трудовым казакам Дона, Терека, Кубани…», которое призывало казаков покидать белогвардейские банды и переходить на сторону советской власти: «Земель ваших советская власть не тронет… никого насильно не потащат в коммуну… кто не захочет идти в коммуну, будет иметь полную возможность жить своим хозяйством. Никакого насилия над совестью, никакого оскорбления церквей и религиозных обычаев. Советская власть… готова предать забвению ваши заблуждения… ваше преступное участие в борьбе с рабоче-крестьянской Россией» [3].
В революционных событиях 1917 – начала 1918 гг. казачество заняло позицию нейтралитета. Занимая нейтральную позицию в борьбе красных и белых, казачество для новой власти было, тем не менее, одним из подозрительных формирований в России. Его крепкие землевладельческие традиции и опыт воинской службы создавали потенциальную угрозу для власти. В январе 1919 г. было принято постановление ЦК РКП(б) начать «беспощадную войну со всеми верхами казачества путем их поголовного истребления. Провести массовый террор вообще по отношению ко всем казакам, принимавшим какое-либо, прямое или косвенное, участие в борьбе с советской властью… Конфисковать хлеб и заставить сдать все излишки в указанные пункты… Провести полное разоружение, расстреливая каждого, у кого будет обнаружено оружие после срока сдачи» [4]. Руководствуясь подобными директивами, ревкомы начали расказачивание, в результате которого, как признал один из его руководителей С. Сырцов: «Станицы обезлюдели» [5].
Гражданская война подходила к своему завершению. К марту 1920 г. Красная Армия оказалась на территории Кубани, где почти не встретила сопротивления. Но вскоре борьба с мнимой контрреволюцией и ущемление интересов хлеборобов вызвали негодование всех слоев казачьего населения. Нейтралитет, о котором твердили казаки, не мог быть постоянным. Как только советская власть посягнула на казачьи земли, попытавшись их уравнительно разделить, нейтралитет закончился. Все это привело к нарастанию сопротивления новой власти. К началу лета 1920 г. в регионе активно проявляют себя бело-зеленые отряды генерала Фостикова, полковников Савицкого, Кирея, Лебедева, Поддубного, Татарова, Сухенко, Скакуна и др.
Особую опасность для советской власти представляла Армия возрождения России генерала Фостикова (во многих документах он значится как «Хвостиков») [6]. Она насчитывала, включая резерв, до 30 тыс. бойцов. Дестабилизация обстановки в регионе привела к тому, что большевики объявили область на военном положении.
Ранней весной 1920 г. генерал Фостиков был ранен. После гибели Кубанской армии он не стал эвакуироваться в Крым и остался из-за ранения в городе Армавире. Поправившись, Фостиков начал собирать в горных станицах силы для нового восстания. По его словам, «большевики первое время вели себя осторожно. Повстанчество началось только после того, как власти пытались отнять у казаков ¾ скошенной травы» [7].
Кровавые события разыгрались в конце лета – осенью 1920 г. В казачьих станицах Майкопского отдела было убито более 900 казаков. Это привело к нарастанию повстанческого движения. Особенно мощным оно было в Майкопском, Лабинском и Баталпашинском отделах, а к осени 1920 г. еще более усилилось. Повстанческие отряды насчитывали 11 400 человек с 55 пулеметами и 6 орудиями [8]. Ставка Армии возрождения России под командованием М.А. Фостикова находилась в станице Верхнекардоникской. Он наладил тайные связи с П.Н. Врангелем через Тифлис. Фостиков сформировал в горах пластунский полк и кавалерийскую бригаду. К нему стали стихийно стекаться жители ближайших станиц. Среди тех, кто боролся против «красного террора», были жители станицы Абадзехской – М.Г. Барсуков, П.Г. Сотников, М.Г. Гришин и другие [9]. Жители станицы Дагестанской: Л.О. Коломыдченко, Ф.А. Мельников, Н.И. Омельченко, служившие в армии Деникина. А.П. Колмыков, И.А. Кириченко, А.И. Федорченко перешли к повстанцам, возглавляемым Фостиковым. На сторону повстанцев стали жители станицы ярославской под руководством своего атамана З.А. Бобрышева, жители других станиц Майкопского отдела [10].
Бюро Кубано-Черноморского обкома РКП(б) принимает решение о скорейшем подавлении «бело-зеленых банд» (т.е. повстанцев) и о самых беспощадных мерах к ним с широкой публикацией фамилий расстрелянных. 22 июля 1920 г. был опубликован приказ РВС 9-ой армии, в котором сообщалось, что тех, кто будет активно помогать Врангелю или бело-зеленым, ожидают самые жестокие меры воздействия. По данным Реввоенсовета 9-ой армии, в Майкопском отделе насчитывалось 5 тысяч повстанцев. В Баталпашинском – 1 тысяча, в Лабинском действовало до 500 человек. Они располагали в общей сложности 64 пулеметами и 3 орудиями.
Генерал Фостиков объявил в предгорных станицах мобилизацию казаков восьми возрастов. Вскоре он собрал значительные силы (до 16–20 тысяч казаков) и отважился на дальние рейды. С окончанием горячей поры полевых работ – около 15 августа отряды бело-зеленых значительно пополнились.
Ф.Э. Дзержинскому было поручено заняться борьбой с «бандитизмом» [11]. В приказе Реввоенсовета Кубанской трудовой армии № 1247, подписанном В.А. Трифоновым и В. Гиттисом, подчеркивалось, что власть не мстит за прошлые преступления казачества, но «теперь всякий поднявший оружие против советской власти будет рассматриваться как закоренелый, сознательный и неисправимый враг трудящихся и будет беспощадно уничтожаться, а станицы разоряться. Население… несет ответственность за те преступления, которые совершаются на его территории» [12].
К августу 1920 г. повстанцы сумели провести несколько удачных наступательных операций и взять инициативу в свои руки, а красные перешли к обороне в 7–8 км от Армавира. В начале августа военные действия шли уже на территории Лабинского и Майкопского отделов. К 20 августа армия Фостикова вышла на линию Тульская – Севастопольская – Махошевская – Ярославская – Костромская – Вознесенская – Урупская – Попутная. Бои шли на территории станиц Лабинской, Баталпашинской. В самом центре событий Гражданской войны оказалась и станица Абадзехская. Известно, что «белые вошли в станицу Абадзехскую 3 августа, их выбили из станицы 10 сентября 1920 г.» [13]. В станицах Даховской, Севастопольской, Каменномостской, Царской начинается восстание. Штаб повстанцев разместился в станице Царской. Руководил повстанцами полковник Крыжановский. Однако попытка контрнаступления не удалась, и повстанцы под натиском наступающих отрядов красных были вынуждены отступить сначала к станице Царской, а затем к станице Псебайской.
По всем восставшим станицам прокатилась волна репрессий, в результате которых многие жители станиц были расстреляны, а их имущество отобрано. Красные арестовали более 40 жителей станиц Севастопольской, Царской, Каменномостской и расстреляли их 20 сентября между полянами Просянкиной и Поповской в Жуковой балке. На месте трагедии в далеком 20-м году тайно был поставлен каменный крест с высеченными на нем именами расстрелянных. Как напоминание о тех трагических днях он стоит и сейчас.
Несколькими днями раньше были арестованы и казнены жители станицы Абадзехской, их список еще больше: 45 человек расстреляли у самой станицы в районе Сортучастка, а 20 человек отправили в Особый отдел города Майкопа и расстреляли там [14]. У арестованных и расстрелянных казаков станицы Абадзехской было изъято имущество. Но то, что было отобрано, не стоило ни одной человеческой жизни, ни одной капли пролитой крови: сена 140 пудов, хлеба 34 пуда 14 фунтов, шерсти 10 пудов 34 ¼ фунта, масла коровьего 3 пуда 8 4/5 фунта, груш 14 пудов 20 фунтов [15].
Аналогичные акции прокатились по всем станицам Майкопского отдела. За отказ оказать помощь Красной Армии были расстреляны 43 казака станицы Даховской. Лишь чудом удалось спастись трем молодым казакам при этом расстреле, так как они бросились в холодную воду реки Белой и под градом пуль отплыли на безопасное расстояние [16]. В станице Царской был уничтожен весь скот (это место местные жители называют Скотомогильником) [17]. Цель этой акции – голодом заморить оставшихся жителей, которые оказали сопротивление новой власти.
В станицах, занятых красными, устанавливалась советская власть. Но эту власть нужно было еще удержать. Из донесения председателя Абадзехского исполкома Байбакова: «Настроение станицы антисоветское, бело-зеленые бандиты растаскивают скот из базов, охраны никакой… необходимо прислать красноармейцев для внутренней охраны станицы» [18]. Красноармейцев было недостаточно и в подчинении начальника милиции, поэтому следует резолюция, согласно которой необходимо составить списки тех, кто находится в бело-зеленых бандах, чтобы давить на них, наказывая родственников, оставшихся в станицах [19].
По агентурным данным Кубчека, только на территории Майкопского отдела к маю 1921 г. действовало 12 боевых отрядов: отряд есаула Маслова в районе ст. Бжедуховской (до 24 штыков), подхорунжего Сивенко – в районе Бжедуховской (20 штыков), подхорунжего Симоненко – в районе Пшехской (12 штыков), остатки отрядов Захарченко, Игнатенко, урядника Гелусева, подхорунжего Гостева дислоцировались, соответственно, в лесах между Кубанью и Майкопом, станицами Тверской, Ханской, по реке Цице в районе Самурской и насчитывали до 130 штыков. В лесах между станицами Тульской и Даховской действовал Первый горно-партизанский отряд Мальцева, имевший 70 штыков. Под контролем Первого Запорожского полка Славцуна, отряда хорунжего Ющенко, подхорунжего Москалева, прапорщика Красильникова, помощника урядника Сафонова и прапорщика Молчанова (в отрядах которых в общей сложности было 145 штыков) находились территории станиц Келермесской, Кужорской, Ярославской, Бесленеевской, Псебайской [20]. В 12 отрядах Майкопского отдела Кубанской области насчитывалось 311 штыков, 204 сабли при 4 пулеметах, самым крупным являлся 1-й Запорожский полк Славцуна. К отрядам примыкали, как уже отмечалось, жители всех станиц. Социальный состав членов бело-зеленого движения был следующим: казаки, составляющие подавляющее большинство, офицеры, а также зажиточные хозяева как из казаков, так и из крестьян. На Кубани после окончания Гражданской войны оставалось около 16 тысяч повстанцев.
Красные ужесточают репрессивные меры по отношению к тем казачьим семьям, родственники которых ушли к бело-зеленым: их берут в заложники, устраивают показательные суды, отправляют в особый отдел города Майкопа. В марте 1921 г. подобные меры были применены ко многим казакам Майкопского отдела, в частности к семье казака станицы Абадзехской Орехова Георгия и его жене, Сотникову Георгию, Костюковой Прасковье и др. [21]. Наказание последовало за то, что они укрывали своих «бело-зеленых» родственников и обеспечивали их продуктами питания. Бело-зеленые не остаются в долгу: в исполком подбрасываются письма, которые содержат угрозы в адрес красных. Ситуация осложняется в начале 1921 г.
Одной из причин этого были принятые I Кубано-Черноморским областным съездом Советов задачи: выполнение повышеных размеров продразверстки на хлеб (65 млн. пудов), советизация советов, реализация земельной политики. По всем станицам прокатилась волна сопротивления столь высоким поборам. На митингах и сходках казаки высказывались с призывами не выполнять продразверстку, наряд на скот, часто выступали против советской власти. 8 марта 1921 г. отделом Революционного Военного Трибунала 34 дивизии IX Армии Кавказского фронта был вынесен приговор жителям станицы Абадзехской Лукьяну Григорьевичу Барсукову за контрреволюционную агитацию, призывы к свержению советской власти и Николаю Никитовичу Сечину за агитацию против выполнения наряда на скот. Приговор, вынесенный обвиняемым, неодинаков: Н.Н. Сечин из-под стражи был освобожден, так как «…хотя и виновен в выступлениях против советской власти, но его выступления… вызваны были недостаточной осведомленностью и сознательностью, незнакомством с принципами и задачами советской власти, а она не мстит заблуждающимся, наоборот, дает возможность честной трудовой жизнью встать в ряды честных и сознательных граждан…» [22]. Приговор в отношении Л.Г. Барсукова был диаметрально противоположный: «…приговорить к высшей мере наказания – расстрелу, а ввиду его бегства изпод ареста – объявить его вне закона…» [23]. Различия в наказании за одни и те же преступления объясняются просто: противостояние не могло продолжаться до бесконечности, необходимо было искать возможность выхода из него, а прощение «виновного» было прекрасной агитацией за советскую власть. К тому же, против продразверстки выступали не только казаки, но и крестьяне по всей России.
После перехода к НЭПу отношение казачества к новой власти стало меняться. Этому способствовала не только новая экономическая политика, но и появление в станицах демобилизованных из армии казаков-красноармейцев, которые по-иному относились к революционным преобразованиям. Под воздействием агитации в мае 1921 г. из леса очень осторожно начинают выходить бело-зеленые. В мае-июне в разгар полевых работ только в станице Абадзехской из леса вышли несколько десятков бело-зеленых. Особенно участился выход казаков из леса к концу 1921 г. Одной из причин этого явления была гибель вожака бело-зеленых Мальцева во время облавы бойцами ЧОНа: «…в будке у дачи Правденкова… в 8 верстах южнее Майкопа убит руководитель банды Мальцев» [24]. Вышедших из леса брали на особый учет, выясняли, нет ли среди них бывших офицеров, устанавливали цель перехода на сторону красных, проверяли на благонадежность, отдельных стремились завербовать для работы с целью разведки [25]. В течение 1921 г. в исполкомы казачьих станиц направляются секретные предписания, в которых предлагается направлять всех явившихся из леса в штаб Майкопской отдельной милиции «…для проверки их благонадежности…» [26]. Некоторые из отправленных после проверки возвращались в свои станицы, других же подвергали дальнейшей проверке в г. Краснодаре. Настороженное отношение к казачеству, как видно из документа, сохранялось.
Новым органам власти приходилось бороться не только с бело-зелеными, но и с теми беспорядками, которые творились в станицах: процветало пьянство, араковарение, воровство, драки, продажа краденного, разбойные нападения на открывающиеся магазины, аптеки, обозы и т.д. С/с предоставляли ежемесячные и ежеквартальные отчеты по состоянию в станицах и принимаемых мерах. В секретных донесениях постоянно упоминается о разбойных нападениях: «…между станицами Новосвободной и Севастопольской совершено нападение на обоз бандой из трех человек под командованием Малаху…» [27], «…нападение на хутор Богатырка банды Терского и изъятие ими хлеба» [28]. На границе станиц Губской, Баракаевской, Хамкетинской обнаружено убежище бандитов, которые значительно превосходили местный отряд самообороны [29]. На убежища бело-зеленых постоянно совершались облавы, изымались продукты, патроны, оружие. Все передавалось в с/с станиц, делилось между представителями бедноты, что вызывало негативное отношение к новой власти со стороны зажиточных казаков.
В 1922 г. повстанчество идет на убыль. По состоянию на 1 мая 1922 г. в Майкопском отделе действовали следующие повстанческие отряды:
1. отряд Брантова (30 штыков);
2. отряд хорунжего Ющенко (90 сабель и штыков, 3 пулемета);
3. отряд офицера Колесникова (30 сабель, 1 пулемет);
4. отряд офицера Пашкевича (30 сабель, 3 пулемета). Всего 4 отряда общей численностью 180 штыков и сабель, на вооружении которых находилось 7 пулеметов.
В 1922 г. ситуация начинает меняться в лучшую сторону: сказываются мероприятия НЭПа. В сводках исполкомов с/с за 1922 г. о политическом состоянии станиц и хуторов отмечается: по Новосвободной «…ситуация благоприятная ввиду того, что властью допущены свободы в политическом смысле – свободная торговля, коммерция и товарообмен…», по Тенгинской – «…забастовок нет, бандиты не появляются…», по Новоконстантиновской – «…отношение к НЭПу хорошее, голодающим Поволжья – сочувствующее, к бандитам и грабителям враждебное…» [30].
В 1921–1922 гг. в станицы начинают возвращаться репатрианты-врангелевцы и участники других белых армий. Их ждала не амнистия, а кара. Как правило, офицеры и военные чиновники расстреливались немедленно в Новороссийскe. Остальные отправлялись в концентрационные лагеря, и многие на Сeвер. Избавление от немедленной расправы отнюдь не являлось гарантией безопасности в дальнейшем. Подтверждение можно найти в письмах, напечатанных в «Казачьих Думах» в ноябре и декабре 1923 г. Каждый приезжающий в Новороссийск мог услышать условную фразу: «Принять на службу в «Могилевскую губернию». Казаки пропадали «без вести», отправлялись в ссылку, попадали в тюремное заключение после получения официальных гарантий. Доказательств, которые имеются в архивных документах, более чем достаточно. На всех возвратившихся составлялись подробные характеристики: где служил, какое звание имел в царской армии, социальное происхождение, причина эмиграции и т.д. На особый учет брались все, кто служил в Кубанской Раде, имел офицерское звание или был служителем культа, а также все бывшие атаманы. На Дону, на Кубани, в Крыму и в Туркестанe повторялся один и тот же прием.
Объявлялась регистрация или перерегистрация для бывших офицеров или для каких-либо категорий, служивших у бeло-зеленых. Не предвидя и не ожидая ничего плохого, люди шли регистрироваться, а их хватали, в чем они явились, загоняли в вагоны и везли в тюрьмы и лагеря [31]. В летней одежде, без полотенца, без кусочка мыла, без сменной одежды, грязные, завшивeвшие казаки из станиц Майкопского отдела Кубани попадали в северные районы СССР.
Окончание Гражданской войны и переход к новой экономической политике двояко отразились на казачестве. С одной стороны, «отступление» дало возможность казакам налаживать свое хозяйство и быт, с другой – настороженное отношение к казачеству со стороны власти сохранялось, а из официальных документов, статистики исчезло понятие «казак».
В марте 1922 г. Кубано-Черноморский облисполком принял решение о введении в области волостного деления, утвердил «Положение о волостизации Кубано-Черноморской области» и приступил к его осуществлению. С дореволюционного времени волости были в местностях с неказачьим населением. Введение волостного деления на казачьих территориях было одной из мер, направленных на расказачивание, хотя официально об этом не упоминалось. Вышедшие из леса бело-зеленые, возвратившиеся из эмиграции казаки и члены их семей при выборах волостных органов власти лишались избирательных прав. Только по станице Абадзехской в списке «лишенцев» 169 человек. Причина лишения прав – неблагонадежность, проявленная в годы Гражданской войны и становления советской власти: муж в белых, сын в белых, муж убит как бандит, брат в белых, члены семьи расстрелянного бандита, палачи, священнослужители, «шептуны» против советской власти, бывшие атаманы [32]. По другим станицам Майкопского отдела списки также многочисленны: Пшехская – 109 человек, Переправная – 85, Бесленеевская – 66, Баговская – 23, Мостовая – 44, Ярославская – 214, Новосвободная – 26, Севастопольская – 26 [33]. И это далеко неполный список лишенных права голоса только по Майкопскому отделу. Списки репатриантов, лишенных избирательных прав, тоже значительны. Лишив права голоса такое количество казаков, новая власть выдвигала в с/советы крестьян, иногородних, казачью бедноту, «размывая» тем самым казачество, уравнивая его с остальными слоями населения.
В 1927 г. начинается свертывание НЭПа. Сталинская политика бесповоротно берет верх. По всей стране в соответствии с планами большевиков начинается коллективизация. На Кубани и в Майкопском округе ее проводили быстрыми темпами с применением прямого принуждения и репрессий. Она завершилась к лету 1931 г. Бывшие белогвардейцы, репатрианты, зажиточные казаки были объявлены врагами колхозной жизни, раскулачены и репрессированы. За это время за Урал и другие районы страны из Северо-Кавказского региона было выселено 38 104 семьи, большую часть которых составляли казаки. Протоколы общих собраний граждан отражают жесточайшую борьбу в станицах Майкопского округа. Только в 1930 г. из станиц было выслано к расселению внутри Майкопского округа, в Ставропольский край, за Урал и другие регионы огромное количество казаков, которых относили к разным категориям:
из Дагестанской – 10 семей – 45 человек;
из Абадзехской – 9 семей – 33 человека;
из Курджипской – 35 семей – 216 человек;
из Ханской – 25 семей – 112 членов семей;
из Новосвободной – 12 семей – 66 человек;
из Безводной – 12 семей – 50 человек;
из Даховской – 8 семей – 24 человека;
из Севастопольской – 9 семей – 24 человека;
из Сухой балки – 11 семей – 43 человека;
из Гиагинской – 94 семьи – 369 человек;
из Тульской – 19 семей – 72 человека;
из Дондуковской – 30 семей – 170 членов семей [34].
Это далеко не полный список станиц Майкопского отдела. Высылки осуществлялись в каждой станице неоднократно. По всем станицам давались так называемые «контрольные задания» на дополнительное выселение. Составлялась подробная аттестация выселяемых: количество членов семьи, род занятий главы семейства, чем занимался до революции и в Гражданскую войну, приводились их высказывания против колхозов, власти и т.д. [35]. Имущество описывалось, свозилось на общие дворы, когда-то принадлежавшие выселенным казакам, а потом разворовывалось теми, кто его отбирал.
После того, как большая часть населения казачьих областей на Дону и Кубани была записана в колхозы, у колхозов стали забирать весь хлеб. Если населенный пункт не мог сдать установленную норму, его заносили «на черную доску». Хлеб и другие продукты забирались силой, а станица блокировалась войсками, которые никого не пропускали в «чернодосочные» станицы. Население, таким образом, обрекалось на голодную смерть. Население других «чернодосочных» станиц силой переселялось в необжитые места. На Кубани таких «чернодосочных» станиц было 25. Сопротивление казачества носило в основном пассивный характер, люди отказывались вступать в колхозы, отдавать хлеб. Дело редко доходило до вооруженного сопротивления. Чаще казаки, прежде чем записаться в колхоз, забивали продуктивный скот. В результате в казачьих областях в 1932– 1933 гг. начался массовый голод, от которого в ряде станиц умерло 40–60% жителей.
В период коллективизации казачеству был нанесен страшный удар. Выходу из кризиса способствовал урожай 1933 г. Но было невозможно за такой короткий промежуток времени восполнить нанесенный урон и восстановить утраченную веру в справедливость. Осуществив «великий перелом», большевики «раскрестьянили» крестьянскую Россию и завершили расказачивание казаков.
Казаки прошли путь от сословности к бессословности, пролегавший через репрессии и геноцид, путь, который оказался крестным путем. Построив социализм, большевики вернули некоторые атрибуты казачьей культуры, главным образом те, которые могли «работать» на державность. Так завершился процесс расказачивания, в котором переплелись различные факторы, превратившие его в сложную социально-историческую проблему, требующую тщательного изучения.
Примечания:
1. Островский В.П. История России. XX век. М., 2004. С. 174.
2. Данилов Ф.В. (1875–1949 гг.) – генерал-майор, последний атаман Майкопского отдела (1919–1920 гг.), участник Русско-японской войны и Первой мировой. Находился в эмиграции в Югославии, был председателем Кубанского зарубежного правительства (1942 г.), начальником русского белого лагеря в г. Кемптене (Германия). Умер в госпитале под Мюнхеном.
4. Летопись Кубанского казачьего войска. Краснодар, 2006. С. 252–254.
5. Там же. С. 243.
6. Уткин А.И. Иллюзии и реальность «военного коммунизма». М., 1998.С. 174.
6. Фостиков Михаил Архипович – родился в ст. Баталпашинской в семье вахмистра. Гимназию окончил в г. Ставрополе. Продолжил образование в Московском Александровском учебном училище. В 1907 г. Михаил Архипович как подающий большие надежды командир был командирован в Академию Генерального штаба и прослушал ее ускоренный курс. В начале 1918 г. он возвратился на родину, а когда летом того же года произошло всеобщее восстание казаков, Михаил Архипович сформировал и возглавил при отряде полковника Шкуро 1-й Кубанский казачий полк. В дальнейшем его полк находился в составе 2-ой Кубанской дивизии. Через год Фостиков дослужился до звания генерала и был назначен командиром той же дивизии.
7. Летопись Кубанского казачьего войска… С. 258.
8. Там же. С. 260.
9. Государственное учреждение Национальный архив Республики Адыгея (далее – ГУНАРА). Ф. Р–130. Оп. 1. Д. 1. Лл. 46–48.
10. ГУНАРА. Ф. Р–59. Оп. 2а, Д. 1. Лл. 50, 110.
11. Куценко И.Я. Кубанское казачество. Краснодар, 1993. С. 389.
12. Летопись Кубанского казачьего войска… С. 262.
13. ГУНАРА. Ф. Р–130. Оп. 1. Д. 1. Л. 15.
14. Там же. Лл. 100, 101.
15. Там же. Л. 100.
16. Леонов М.Н. История Свято-Михайло-Афонской закубанской общежительной пустыни. Майкоп, 2007. С. 140–141.
17. Из воспоминаний жителя ст. Новосвободной Кислицкого А.В., 1927 г.р.
18. ГУНАРА. Ф. Р–130. Оп. 1. Д. 1. Лл. 10–14.
19. Там же.
20. Государственный архив Краснодарского края (далее – ГАКК) Ф. Р – 102. Оп. 1. Д. 138. Лл. 36, 37.
21. ГУНАРА, Ф. Р–130. Оп. 1. Д. 1. Лл. 33, 34, 35.
22.Там же. Лл. 26–27.
23.Там же.
24.Там же. Л. 78.
25.Там же. Л. 71.
26.Там же. Лл. 55–58.
27.ГУНАРА. Ф. Р–49. Оп. 1. Д. 137. Л. 659.
28.Там же. Л. 633.
29.ГУ НАРА. Ф. Р–49. Оп. 1. Д. 59. Л. 102.
30.Там же. Лл. 2, 10, 11.
31.ГУНАРА. Ф. Р–59. Оп. 2а. Д. 1. Лл. 81–82.
32.ГУНАРА. Ф. Р–485. Оп. 1. Д. 1. Лл. 89–95.
33.ГУНАРА. Ф. Р–49. Оп. 1. Д. 139.
34.ГУНАРА. Ф. Р–59. Оп. 2а. Д. 1. 22, 23.
35.Там же. Д. 14, 24.
Источник: Вопросы казачьей истории и культуры: Выпуск 5/ред.-сост.: М.Е. Галецкий, Н.Н. Денисова, А.Ю. Муляр; Кубанская ассоциация «Региональный фестиваль казачьей культуры»; Отдел славянской культуры Адыгейского республиканского института гуманитарных исследований им. Т. Керашева. – Майкоп: ООО «Качество», 2010.