Истории отдельных воинских частей, написанные в большинстве случаев офицерами этих подразделений, являются наиболее ярким вкладом русского офицерства в отечественную историографию. Эти работы были основаны на первоисточниках, а поскольку полковые архивы в первые годы Советской власти были зачастую уничтожены, полковая историография приобрела ныне и источниковую значимость.
О.В. Матвеев
Истории отдельных воинских частей, написанные в большинстве случаев офицерами этих подразделений, являются наиболее ярким вкладом русского офицерства в отечественную историографию. Эти работы были основаны на первоисточниках, а поскольку полковые архивы в первые годы Советской власти были зачастую уничтожены, полковая историография приобрела ныне и источниковую значимость (Бескровный Л.Г. Очерки военной историографии России. М., 1962. С. 308.).
Полковые истории создавались по инициативе командования или отдельных офицеров данной части и преследовали, помимо прочего, цель воспитания личного состава на её боевых традициях (Волков С.В. Русский офицерский корпус. М., 1993. С. 303.). Военный историк Л.Г. Бескровный выделил в 1962 г. в развитии полковой историографии в России несколько этапов. Первый, по его мнению приходился на середину XIX в., второй был связан с окончанием русско-турецкой войны 1877–1878 г., когда по «всем военным округам был издан приказ о составлении во всех войсковых частях памяток для солдат и истории полков» (Бескровный Л.Г. Указ. соч. С. С. 308.).
Однако возникновение полковой историографии Кубанского казачьего войска связано в первую очередь с окончанием в 1864 г. войны на Западном Кавказе (Матвеев О.В. Полковая историография Кубанского казачьего войска // Мир Шолохова: история и культура. Ростов-на-Дону, 2005. С. 35.). 28 февраля 1865 г. командующий войсками Кубанской области получил отзыв начальника Главного штаба Кавказской армии, в котором, в частности, отмечалось: «Его Императорское высочество Главнокомандующий армиею, желая сохранить для потомства по возможности полное и подробное повествование тех подвигов, которые совершены были частями войск и отдельными лицами в течение продолжавшейся шестьдесят лет непрерывной войны с горцами, приказал мне просить Ваше Сиятельство объявить по вверенной Вам области: 1) чтобы во всех полках и отдельных баталионах была составлена история их действий и всей жизни на Кавказе. Офицеров, которые будут избраны для составления сего описания, Его Высочество разрешает освободить от некоторых служебных обязанностей и увольнять для занятия в тех архивах, где хранятся старые дела и документы; 2) пригласить всех военных и других звания лиц, у кого окажутся какие-либо записки и воспоминания, имеющие какое либо отношение к событиям минувшей войны, или записанные ими частные рассказы и случаи, доставить всё это в Главный штаб армии, с тем, что желающим записки их будут возвращены в тот срок, какой они сами назначат» (ГАКК. Ф. 254. Оп. 2. Д. 216. Л. 2.).
Соответсвующее распоряжение вскоре поступило из штаба Кубанского войска в бригады и полки. Однако не каждый казачий офицер обладал необходимыми достоинствами и мог взяться за такое трудное и ответственное дело. Так, командир 27 полка 19 июля 1865 г. сообщал из ст. Хадыженской в Войсковое дежурство Кубанского казачьего войска: «Вверенный мне 27-й полк населён весною прошлого года, т. е. тогда, когда Кавказ был уже покорён, почему не имеет и не мог иметь никаких военных отличий, и следовательно истории действий его составить не из чего. Из числа переселенцев 27-го полка хотя и есть такие офицеры и нижние чины, кои бывали до переселения в различных делах с горцами, и без сомнения кто-нибудь из них оказал особое отличие, заслуживающее внимания, но об этом мне всё таки ничего неизвестно, и сведений здесь никаких нет, а потому описать историю их действий и всей жизни на Кавказе тоже не представляется возможности». Впрочем, командир полка допускал, что отдельные офицеры с академическим образованием или артиллеристы, имеющие склонность к «научным занятиям», могли бы взяться за такое дело, как и офицеры, «кои служили и жили на Кавказе, вероятно, не упустят из виду написать историю» (ГАКК. Ф. 254. Оп. 2. Д. 216. Л. 16.). На этот рапорт начальник штаба полка полковник Пиленко, не скрывая раздражения недалёкостью полкового командира, пояснял: «составление истории вверенного Вам полка в военном отношении совершенно необходимо, по крайней мере, в тех размерах, в каких полк находился со времени сформирования его, например описание: условий местности, необходимости заселения оной новыми станицами и сформирования из них полка, службы и военных дел онаго и пр.». Пиленко напомнил, что избранные для исторического труда офицеры не должны отвлекаться службой, «они будут пользоваться содержанием, определённым 3871 ст., часть 1, книга II Свода военных постановлений, лишь бы достигнуть исполнения непременной воли Его императорского Высочества Главнокомандующего Кавказскою армией» (Там же. Л. 18.). Для поощрения офицеров, авторов истории полков, было решено отдельные записки публиковать в «Кубанских войсковых ведостях». 7 октября 1867 г. офицер Штаба Кубанского войска пишет есаулу Праге, редактору «Кубанских войсковых ведомостей»: «Милостивый Государь Лев Фомич! Начальник штаба поручил мене передать Вам вновь полученную историческую записку Ейского округа в дополнение к посланному делу. Его Высокоблагородие Сергей Михайлович выразил пожелание: что надо непременно отпечатать хоть одну какую-нибудь из представленных записок для поощрения к составлению в прочих частях, от коих ещё не представлены записки» (Там же. Л. 155).
Написание истории 23-го (бывшего 25-го) полка было поручено бригадному адъютанту есаулу Раковскому (Там же. Л. 50.). Командир бригады и полка полковник Макаров сообщал 5 марта 1866 г., что «составленную историю 25-го полка бригадным адъютантом вверенной мне бригады есаулом Раковским при сём в оное дежурство представляю» (ГАКК. Ф. 254. Оп. 2. Д. 216. Л. 76.). В 1867 г. «История 25-го (ныне 23-го) конного полка Кубанского казачьего войска» есаула Раковского была опубликована в 3-х номерах «Кубанских войсковых ведомостей».
В Государственном архиве Краснодарского края имеется послужной список прикомандированного к 23-му конному полку Кубанского казачьего войска Константина Ивановича Раковского, составленный 28 декабря 1869 года. Из него следует, что Константин Иванович родился в 1822 году, происходил из дворян Каменец-Подольской губернии, принадлежал к римско-католическому вероисповеданию. Он закончил Каменец-Подольскую губернскую гимназию, в службу вступил в 1842 г. в Одесский Егерский полк рядовым. В том же году стал юнкером, а через шесть лет выслужил первый офицерский чин. В 1851 г. Константин Иванович переведён в 1-й Кавказский пеший батальон Кавказского Линейного казачьего войска с переименованием в хорунжие, затем становится батальонным адъютантом. При преобразовании Кавказского Линейного и Черноморского войск поступил в 13-й пеший батальон Кубанского казачьего войска. Графа «В походах и делах против неприятеля находился» занимает в послужном списке несколько страниц убористого текста. Мы видим участие Раковского в отражении «вторгшегося в наши пределы скопища горцев под предводительством Магомет–Амина» (ГАКК. Ф. 396. Оп. 2. Д. 253. Л. 69.), в истреблении «завалов и взятии аулов в долине р. Пщекопщы кавалерийскою колонною полковника Ягодкина», в различных перестрелках и поисках в Закубанье, на Белореченской кордонной линии, в Даховском отряде, уничтожении многих «неприятельских аулов и отбитии у горцев скота» (Там же. Л. 70–73 об.). Константин Иванович Раковский был кавалером орденов Св. Анны 3-й степени с мечами и бантом, 4-й степени с надписью «За храбрость», Св. Станислава 3-й степени с мечами и бантом, имел медали: бронзовую в память войны 1853–1856 годов, серебряную за покорение Западного Кавказа и крест «За службу на Кавказе» (Там же. Л. 63.). За отличие по службе 11 ноября 1862 г. Раковский был произведён в есаулы, а в марте 1868 г. утверждён начальником станицы Ярославской (Там же. Л. 66 об.). С разрешения Главнокомандующего Отдельным Кавказским корпусом К.И. Раковскому 3 мая 1851 г. «разрешено по слабости зрения носить очки» (Там же. Л. 73.). В графе о семейном положении говорилось: «Женат на дворянке девице Октавии Акрепович, у них дети, родившиеся: Виктория, 21 декабря 1865 г. и Марцелина Антонина 16 января 1868 г., жена и дети вероисповедания римско-католического» (Там же. Л. 68 об.). О дальнейшей судьбе К.И. Раковского нам почти ничего неизвестно. Лишь из опубликованных А.И. Селицким выписок из римско-католических метрических книг записей о крещёных в Екатеринодаре в 1861–1917 г. видно, что в 1874 г. у Раковского родился сын Владислав, а в 1877 г. сын Константин (Селицкий А.И. Поляки-дворяне на Кубани во второй половине XIX – начале ХХ в. // Дворяне Юга России на службе Отечеству. Краснодар, 2004. Приложение. С. 47.). Кроме того, в «Кубанских областных ведомостях» за 1877 г. мелькнула информация о том, что «смотритель Екатеринодарского войскового отрога есаул Раковский» назначен «смотрителем Ладожской войсковой тюрьмы» (КОВ. 1877. № 20.).
В своей «Истории 25-го (ныне 23-го) конного полка» Константин Иванович отмечал, что «по объявлении в станицах Кубанского казачьего войска Высочайшего Его Императорского Величества рескрипта, данное в 2 день июня 1861 г. на имя Наказного атамана генерал-адъютанта графа Евдокимова, в котором выражалось желание Его Величества об успешнейшем заселении предгорий Западного Кавказа, из 4-х бригад 1,2.3, и 4-й вызвались желающими переселиться на вновь предназначенные к заселению места: штаб-офицеров 2, обер-офицеров 12, урядников и казаков 597; все с своими семействами. Эти-то охотники и были первоначальными основателями 25 конного полка и Белореченской кордонной линии» (Раковский, есаул. История 25-го (ныне 23-го) конного полка Кубанского казачьего войска // Кубанские войсковые ведомости (КВВ). 1867. № 44.). К.И. Раковский рассказывает, что в 1861 г. были населены ст. Нижнефарсская на р. Фарс из 2 офицерских и 168 казачьих семей 4-й Хопёрской бригады, ст. Кужорская на р. Серале из 2 офицерских и 203 казачьих семей Ставропольской бригады. Эти 2 станицы были временно причислены к 6-й Лабинской бригаде. 1 мая 1862 г. охотниками 1-й бригады была населена ст. Белореченская на р. Белой, охотниками 2-й Кубанской бригады – Махошевская на р. Фарс и Ханская на р. Белой, охотниками 3-й бригады – ст. Псефирская на р. Псефире, и казаками 1-й бригады, «назначенными по приговорам обществ прежнего места их жительства», – станица Егерухаевская на р. Белой. С этого же времени в состав 25-го полка вошли станицы Нижнефарсская и Кужорская. В августе 1862 г. была населена ст. Гиагинская, а в мае 1863 г. ст. Келермесская из охотников, казаков 1-й бригады. «Впоследствии, – отмечает К.И. Раковский, – все станицы пополнились охотниками из разных станиц; а именно: казаками, государственными крестьянами и женатыми нижними чинами регулярных войск» (Там же.).
Переселенцы, по словам Раковского, обустроили свои усадьбы в очень короткое время, «несмотря на беспрестанные тревоги, удобно и прилично, так что не уступают старым станицам, поселённым на Кубани. Земледелие развивается с успехом, так что жители с окончанием провиантской от казны дачи, не только не нуждаются в продовольствии семейств своих, но продают хлеб на сторону, довольно в значительном количестве» (Там же.). Как видим, на фоне бедствий переселенцев закубанских станиц в 60-е годы, ситуация в 25-м полку была счастливым исключением. Есаул Раковский рассказывает о возведении церквей и запасных хлебных магазинов, полковой школы в ст. Ханской на 50 учеников и школ в других станицах на 25 учеников в каждой. Сформированные новые казачьи сотни «защищали свои станицы от нападения неприятельских партий и сборищ и участвовали в движении отрядов в пределы, занятые враждебными племенами» (Раковский, есаул. История 25-го (ныне 23-го) конного полка Кубанского казачьего войска // КВВ. 1867. № 44).
Далее офицер подробно освещает участие казаков полка в военных действиях в 1862–1864 г. Так, описывая движение по р. Луку до аула Мишости 26 января 1863 г., он констатирует: «В перестрелке при поиске неприятеля участвовала 2-я Ханская сотня. При отбитии баранов в Кутаине найдено было 10 челов. хаджиретов, которые и убиты, так же убит начальник Ханской сотни храбрый хорунжий Ткачёв» (Раковский, есаул. История 25-го (ныне 23-го) конного полка Кубанского казачьего войска // КВВ. 1867. № 47. Продолжение.). Величественно-бесстрастный тон повествования бывалого «кавказца» придавал наиболее значимым пассажам зловещую действительность. О бедствиях горцев сообщается столь же хладнокровно, как и потерях полка. Но прорывается сквозь скупые оценочные строки казачьего офицера и живое человеческое чувство. Рассказывая о возвращении отряда полковника Макарова в станицы в начале января 1864 г., Раковский отмечает: «Пленным татарам казаки отдавали свою лишнюю одежду, хлеб, разводили костры, всячески старались облегчить участь их, в особенности детей» (Раковский, есаул. История 25-го (ныне 23-го) конного полка Кубанского казачьего войска // КВВ. 1867. № 49. Окончание.).
В целом, записка К.И. Раковского ещё очень напоминает не столько историческое сочинение, сколько журнал военных действий. Очерки, созданные в конце 60-х годов ещё во многом похожи на привычную военную документацию, которая велась полковыми адъютантами или штабными офицерами. Сказывалась недостаточность образования и необходимой подготовки для написания полковой истории. В то же время, К.И. Раковский прекрасно представлял себе отличие казачьего полка от обычного армейского подразделения, поэтому много внимания уделил в своей «Истории» населению полка, его обустройству на предназначенных к освоению территориях. Скромные возможности, в чём-то наивные, в основном, описательные методы исследования первых полковых историков, не должны заслонять от нас главное: их искреннее желание оставить для потомства славные страницы прошлого своего полка. Эти незатейливые очерки и записки явились отправной точкой для создания фундаментальных полковых историй И.Я. Гулыги, В.Г. Толстова, А.Д. Ламанова.