Член-корреспондент Российской академии наук, профессор Ф.А. Щербина, оказавшись в эмиграции, был широко востребован как ученый, педагог и общественный деятель.
В.К. Чумаченко,
кандидат филологических наук, профессор
Краснодарского государственного университета
культуры и искусств
Член-корреспондент Российской академии наук, профессор Ф.А. Щербина, оказавшись в эмиграции, был широко востребован как ученый, педагог и общественный деятель. В его личном фонде в Государственном архиве Краснодарского края сохранилась автобиография (Curriculum Vitae), в котором он сообщает, что в «1921 році прибув до Чехословацької Республіки, де і був обраний: звичайним професором Українського Вільного Університету в Празі, а в 1922 році і Української Господарської Академії, а потім Деканом Правничого Факультету Українського Університету в Празі, Ректором і проректором того ж Університету, головою Правління Товариства кубанців в Празі, членом Українського Громадського Комітету, Українського Правничого Товариства в Празі, Українського Товариства Економістів в Подєбрадах, Історично-Філологічного Товариства в Празі, почесним членом Товариства дослідження козацтва і почесним членом Товариства Кубанських письменників у Празі. В 1925 р. обраний дійсним членом "Наукового Товариства ім. Шевченка у Львові"» [1].
Наиболее успешно карьера Ф.А. Щербины сложилась в Украинском Вольном Университете. Однако земляки-кубанцы прежде всего и с особым чувством благодарности вспоминали его деятельность в должности профессора Украинской господарской (хозяйственной) академии в Подебрадах (УГА). Благодаря его поддержке, академия за годы своего существования приняла в свои стены более 50 кубанских казаков.
Что же это за учебное заведение, название которого десятилетиями с ностальгией вспоминали в кубанских эмигрантских семьях? Академия возникла по инициативе Украинского Громадского (Общественного) Комитета в Праге. В январе 1922 года он создал специальную комиссию во главе с известным ученым М.Ю. Шаповалом с задачей создать в эмиграции высшую техническую школу. Вначале планировалось, что это будет отдельный факультет Украинского Вольного Университета. Однако отцы-основатели настояли на самостоятельном статусе учебного заведения в составе трех факультетов: 1) агрономического лесного, 2) сельскохозяйственного инженерного и 3) экономического кооперативного. УГА создавалась как трехлетнее учебное заведение, но уже в 1924 году она стала четырехлеткой. На пятом курсе слушатель самостоятельно готовил дипломный проект под наблюдением профессора.
Устав нового учебного заведения был утвержден 16 мая 1922 года. В его первом параграфе значилось: «Украинская Господарская Академия… есть приватная высшая школа, которая имеет своим заданием подготовить своих слушателей к самостоятельной хозяйственной и технической работе, исследовательской, творческой, проектной, организаторской, преподавательской и административной во всех областях агрономии, лесоводства, технологии, межевого дела, гидротехники, экономики, статистики и кооперации. Академия будет поддерживать научными исследованиями и искусной работой развитие наук и технологий и заботиться о техническом, сельскохозяйственном и промышленном развитии Украинского народа и всего человечества».
Еще ранее, 3 мая 1922 года, академия начала свое обустройство в Подебрадах, небольшом курортном городе на берегу реки Лаба, известном своим королевским замком и целебными источниками – водой из них лечили болезни сердца. Выбор пал на этот населенный пункт потому, что здесь существовала чешская средняя сельскохозяйственная школа, которая на первых порах была призвана помочь новому учебному заведению своей лабораторией и учебными пособиями. Однако месторасположение – курортное место в полутора часах езды от столицы – имело и существенный недостаток. Если зимой студенты могли выбирать себе недорогое жилье по вкусу, с наступлением же сезона квартплата вырастала многократно, и они вынуждены были перебираться на чердаки и в летние сараи.
Как свидетельствует историк, «к Украинской Господарской академии с самого начала проявили благожелательность высшие чешские чиновники из Праги и местное население. Благодаря этому, а также энтузиазму профессуры и студенчества, организационный период жизни Академии прошел очень быстро и успешно» [2].
Первым ректором УГА стал петербургский профессор, выдающийся гидротехник и мелиоратор Иван Шовгенов (1874–1943), проректором – известный лесовод Борис Иваницкий (1878–1953), секретарем профессорской рады – ученый агроном и ветеринар Иродион Шереметинский (1873–1937). Верховным органом академии была профессорская рада, осуществлявшая руководство общими делами. Ректор, проректор и секретарь составляли её президиум. Делами отдельных факультетов руководили профессорские рады, возглавляемые своими триумвиратами: деканом, продеканом и секретарем. Исполнительным органом профессорской рады был сенат – в составе ректора, проректора, секретаря профессорской рады и деканов факультетов. Контрольные функции Академии исполняла её собственная ревизионная комиссия. Учебные планы составлялись по образцу западноевропейских вузов, прежде всего – чешских, с учетом, по возможности, украинской специфики. Что касается кооперативного отделения, то оно вообще было первым в мире высшим учебным заведением такого типа, а потому аналогов не имело.
В педагогическом отношении Академия подчинялась Министерству сельского хозяйства, а в административных и хозяйственных вопросах – Министерству иностранных дел, которое финансировало её деятельность и назначало стипендии студентам-эмигрантам. Средства шли из кредитов чешского правительства, выделяемых на поддержку политической эмиграции из России. Вначале Академии выделялось 70 тысяч крон ежемесячно, позднее бюджет её несколько вырос, но всё равно средств всегда едва хватало на самое необходимое. И профессора, и студенты довольствовались малым. Научные коллекции, приборы и т.п. они изготовляли сами. Заработная плата профессора составляла около 48 долларов.
А начинала свою работу УГА в нескольких комнатах одного из подебрадских отелей. В профессорской раде тогда было всего семь членов. Со временем их количество возросло до 90. Среди них в числе первых профессоров был зачислен Ф.А. Щербина, который, будучи профессором Украинского Вольного Университета, по-прежнему жил в Праге и приезжал в Подебрады лишь на лекции, ученые советы и основные академические мероприятия поездом. Дорога его не утомляла – любуясь открывающимися за окном видами, он сочинял стихи, перечитывал лекции, делал наброски новых статей.
Фёдор Андреевич приступил к чтению лекций летом 1922 г. Это был курс «Общей и украинской статистики», рассчитанный на 3 года. Зимой 1922–1923 гг. он приступил к изложению «Земской статистики», в 1923–1924 гг. к ней добавилась «Сельскохозяйственная статистика», в 1924–1925 гг. – «Теория статистики», в 1925–1926 гг. – «Бюджетная статистика», а в летний семестр 1926 г. – ещё и «Кооперативная статистика». Одновременно во время каждого семестра он вел семинары или «практичні вправи», т.е. практические занятия.
Большой проблемой для украинского вуза стало отсутствие учебников на родном языке. Предстояло также перевести множество научных терминов, отсутствовавших в нём ранее. Этим была призвана заняться созданная в УГА Терминологическая комиссия. Что касается необходимой литературы, то каждый преподаватель должен был разработать и издать пособия по читаемым курсам. Это касалось и Ф.А. Щербины, написавшего и издавшего на украинском языке для своих воспитанников следующие учебники и научные статьи:
1. Статистика. Подєбради: Видавн. т-во при У.Г.А., 1922–1923. Вип. 1, зош. 1 – 16 с.; вип. 1, зош. 2 – 12 с.; вип. 1, зош. 3 – 105 с.; вип. 2 – 30 с.
2. Статистика: історія статистики і статистичних установ. Прага: Український громадський видавничий фонд, 1925. Вип. 1. 288 с.
3. Основи світової сільско-господарської статистики. Подєбради: Видавниче т-во при Укр. Госп. Академії: У.Г.А., 1925. IV, 284 с.: табл.
4. Проблеми світової сільско-господарської статистики // Суспільство: La Societe. За ред. М. Шаповала. Прага: Український інститут громадознавства, 1925. Кн. 1–2.
5. Класифікація потреб населення в світлі бюджетових даних // Записки Української господарської академії в Чехословацькій республіці. Подєбради, 1927. Т. 1.
Уже в первые годы в Украинской господарской академии были оборудованы необходимые кабинеты, лаборатории, создана библиотека. Академия постепенно заняла три крыла королевского замка, отель «Centra» и ещё несколько помещений, разбросанных по Подебрадам.
Студенты делились на действительных и вольных слушателей. Вольных было мало. Набор в академию осуществлялся всего 6 раз, в 1922–1927 годах. Большинство студентов составляли украинцы, но были и русские, и белорусы, болгары и даже горцы. Для эмигрантов, которые не имели законченного среднего образования, предназначались так называемые матуральные курсы по программе реальных школ. Их закончило 127 человек. После закрытия курсов ещё 85 человек сдали экзамены экстерном.
Студенты-эмигранты получали стипендии от чешского правительства. Их выдача была прекращена в 1926–1927 учебном году. Необходимые средства собирались также путем сбора пожертвований, например, в Западной Украине (Галичине). Помимо этого профессора и технический персонал Академии обложили налогом свои жалования, и на них выделялись стипендии ещё для 47 действительных слушателей. На урезание своих скудных стипендий в пользу вновь прибывающих земляков выразили согласие и ранее принятые студенты.
Стать студентом Украинской Господарской Академии было не просто. На пути вставали правовые, юридические, финансовые и даже моральные проблемы. Какие именно, хорошо показывает наиболее полно сохранившаяся переписка с Ф.А. Щербиной Валерия Эрастова (1895–1981), сына выдающегося кубанского украинского деятеля С.И. Эрастова (1867–1933). Самое первое его письмо не сохранилось. А вот как он реагирует на ответ Фёдора Андреевича, который сообщает ему, что выдача правительственных стипендий студентам прекращена, и он может претендовать только на стипендию, выделенную из средств профессоров. Находящийся на грани отчаяния молодой человек терзается мыслями: достоин ли он такой стипендии, не подведет ли своего ходатая плохими знаниями. И одновременно, отчаянно надеясь получить эту стипендию, пытается доказать, что является украинцем, достойным сыном своего отца, создателя кубанской «Просвіти» и почти всех других основных украинских национальных и культурно-просветительных организаций дореволюционной Кубани:
«Многоуважаемый Фёдор Андреевич!
Спешу Вам дать ответ на Ваше письмо.
Когда я Вам писал, прося устроить меня на стипендию, я не предполагал, что вопрос с ними обстоит так остро. Если б я это знал раньше, я не решился бы Вас беспокоить своей просьбой и тем ставить Вас в затруднительное положение. Я глубоко Вам признателен за Вашу отзывчивость и готовность помочь мне. Я знаю, что Вы сделаете все, что в Ваших силах, чтоб устроить меня, но, поразмыслив, я посчитал себя не вправе просить Вас об этом, ибо сознаю, что Вы берете на себя большую ответственность, ходатайствуя за меня. Вы меня не знаете и можете из-за меня попасть в неприятное положение. Профессора из собственных средств, [из] которых образована стипендия, конечно, будут настаивать, чтоб она была дана способнейшему. По Вашему ходатайству, предположим, они дадут её мне, ну и я боюсь, что они впоследствии могут быть этим недовольны. Перенесенные недавно лишения и болезни (тифы с осложнениями), а также долгий перерыв в систематической умственной работе и, наконец, мои лета (32 г.) сильно сказались, я чувствую, на моей памяти. Я боюсь, что первое время я с большим трудом буду усваивать читаемое на лекциях, что может вызвать справедливое недовольство тех, кто, отказывая себе, помогает мне. И хоть желание учиться у меня огромное и я сознаю, как это для меня необходимо, я все-таки не нахожу для себя возможным воспользоваться настоящим случаем. Будь эта стипендия иного характера, я иначе бы и поступил, но здесь нет, эта стипендия не для меня.
Что же касается моего внутреннего убеждения, украинец ли я, то я, признаться, был удивлен, когда Вы меня запросили относительно этого. Отец мой, отдавший все свои силы украинскому делу и посвятивший ему всю свою жизнь, конечно, прежде всего, постарался воспитать своих детей в этом духе. И если я не зарекомендовал себя таковым среди украинцев, то только потому, что был ещё молод; девятнадцати лет я кончил в 1914-м году гимназию, а когда поступил в университет, то увлекся общим тогдашним настроением студенчества, работая в лазаретах, эвакопункте и т. п. учреждениях. В 1916-м году я был призван в армию и с тех пор все время служил в войсках вплоть до эвакуации за границу. О моей жизни здесь я Вам уже писал.
Очень неловко мне, что я Вас напрасно побеспокоил, но хотелось добиться заветного.
Письмо Ваше к отцу и ко мне я послал отцу. Отвечаю Вам с большим опозданием по той причине, что был в отсутствии, когда Ваше письмо пришло сюда.
Остаюсь уважающий Вас В. Эраст».
Фёдор Андреевич, видимо, хорошо понимал чувства, одолевавшие молодого человека, и смог найти правильные слова поддержки. Когда же моральные препоны были преодолены, возникали новые трудности, описанию которых посвящены ещё 4 письма. Так, во втором письме Валерий Эрастов сообщает:
«Получив Ваше последнее письмо, я немедленно стал подготовлять свой переезд в Подебрады. Сейчас ликвидирую свои дела и начал хлопоты по приобретению нужных на переезд документов. С ними получается некоторая задержка, но, во всяком случае, числа второго, третьего января я отсюда могу выехать, это теперь уже выяснилось. Надеюсь, что это ещё не будет поздно, но раньше никак невозможно! Дело в том, что в Чешском консульстве согласились выдать мне визу только при условии, если я представлю официальный документ, удостоверяющий, что я буду жить в Чехии на свои средства и таким образом не явлюсь бременем для Чехии. Пришлось потратить много времени и усилий, бегая по разным учреждениям, чтоб достать такой фиктивный документ. А тут ещё вышло распоряжение Болгарского правительства, чтобы русские в определенный срок добыли себе Нансеновский паспорт, и вот в учреждение, ведающее выдачей паспортов русским эмигрантам, нахлынула такая масса соотечественников, что я, несмотря на свои усиленные просьбы выдать мне паспорт как спешно уезжающему за границу вне очереди, только вот на этих днях получил его. Теперь вот беспокоюсь, не будет ли мой приезд в Подебрады слишком запоздалым, и очень прошу Вас ознакомить кого следует с моим положением и попросить их учесть все это, о чем я пишу».
Третье письмо доносит до нас информацию о новых проблемах, теперь уже связанных со здоровьем соискателя:
«Хотя в своем последнем письме и писал Вам, что числа 2-го, 3-го января выеду отсюда, я вот до сих пор все ещё сижу здесь. Мне что-то, как говорится, не везет. Сначала долго не мог обзавестись нужными на переезд документами, а когда с ними устроился, заболел вспыхнувшей здесь сильной эпидемией гриппа. Здесь она приняла особенно большие размеры, и редкий организм не поддался ей. Сейчас вот поправляюсь и спешу уведомить Вас о причине моего запоздания. Сильно беспокоюсь, что могу упустить стипендию, но не в моих силах ускорить переезд. Сознавая, сколь это неловко, я все-таки решусь, ставя Вас в неприятное положение, просить Вас сделать все возможное, чтобы стипендия была сохранена для меня. Я надеюсь, что дней через 10, может быть и раньше, я смогу отсюда выехать. О дне отъезда я извещу Вас. Мне очень неловко, что я так много беспокою Вас, но я боюсь упустить столь редкий случай, от которого зависит моя дальнейшая судьба».
Здоровье молодого человека поправилось, но тут «захворала» экономика Болгарии. «Сильный экономический кризис в стране, – жалуется «козачому дiду» Валерий Эрастов, – привел население к общему безденежью, и я поэтому не могу до сих пор получить от хозяина заработанные деньги, а без них мне ехать не на что.
Принимая во внимание появившееся в газетах сообщение, что Чехия сократила помощь русским эмигрантам, а также, помня Ваше предупреждение приехать немедленно, пока не прибыли другие кандидаты и, во всяком случае, до 1-го марта, я боюсь, что мой приезд в Чехию теперь будет уже запоздалым. Если профессорские стипендии уже заняты, а стипендии окончивших академию отобраны чехами, то есть ли смысл мне теперь ехать? Учиться, следовательно, мне не придется, и я, истратив на дорогу свои небольшие сбережения, приеду в Чехию только для того, чтобы и там вести тот же самый образ жизни батрака-поденщика, что и здесь, если не хуже. Ведь мне хорошо памятно мое первое время пребывания здесь, когда пришлось вести существование бездомного батрака, пока не присмотрелся к местным условиям, освоился с ними и зажил оседлой жизнью, имея определенную и постоянную работу. А что это мне стоило, каких усилий и лишений! Страшна перспектива ещё раз испытать все это. И потому-то я нахожу необходимым, прежде чем ехать к Вам, просить Вас сообщить мне, не опоздал ли я? Я сейчас подготовил все к своему переезду и жду только Вашего ответа. Очень прошу Вас тотчас же, по получению этого моего письма, ответить мне, и я немедленно выеду, до получения же от Вас ответа я буду здесь, на старом месте.
Боюсь, что Вы не поймете эту мою нерешительность и объясните её недостаточно сильным желанием учиться, но это будет ошибка. Ведь я уже давно не мальчик и усвоил серьезное отношение к вопросам жизни. Мне нужен не только диплом, это я Вам говорю вполне искренне, положа руку на сердце, мне нужно вырваться из той обстановки, в какой сейчас нахожусь, и попасть опять в культурное общество и стать у культурного дела. Попадая в украинскую академию, я осуществляю заветную мечту моего отца, приобщая себя к делу, которому отец служил всю свою жизнь, борясь за дорогие ему идеалы. Эти идеалы им переданы и мне, и если я Вас беспокою своей просьбой помочь мне окончить академию, то в своих только личных интересах, желая послужить родной Украине приобретенными мной в академии знаниями. И это не слова. Сообщите, если не поздно, и я тотчас же, получив Ваш ответ, приеду. Если б Вы знали, в каких тяжелых условиях последнее время приходится здесь добывать средства к существованию, Вы, наверное, вошли бы в мое положение и признали бы мое невольное запоздание извинительным».
И лишь пятое письмо, написанное 12 марта 1927 года, приносит Ф.А. Щербине долгожданную информацию о своем новом «крестнике»:
«В понедельник 14-го мне будет дана последняя – венгерская виза, и я в тот же день выезжаю в Сербию. Это уже наверно, о чем я и нахожу нужным известить настоящим письмом Вас.
Простите, что пишу карандашом, но здесь на вокзале нет чернила, а я тороплюсь бросить его в отходящий сейчас поезд, дабы скорей известить Вас о своем немедленном отъезде» [3].
Валерий Иванович Эрастов стал студентом в 1927 году и успешно закончил её в 1932-м. Позднее он работал приватным преподавателем в Мукачево, на Западной Украине. И это только одна человеческая судьба, терпеливую заботу о которой проявил старый кубанский профессор. Вот почему именно Фёдору Андреевичу писали письма молодые казаки из различных уголков Болгарии и Югославии, стремившиеся получить образование, прерванное Первой мировой и Гражданской войнами. Некоторые из этих посланий сохранились, потрясая нас своей взволнованностью и рассказами о судьбах конкретных людей, лишенных родины и каких бы то ни было средств к существованию и в то же время продолжающих мечтать о плодотворной работе во имя родной Кубани. Такие искренние слова они могли адресовать только Ф.А. Щербине.
Приведем в качестве яркой иллюстрации ещё одно письмо. Его написал пашковский казак В.И. Петренко, начинавший учебу ещё в Кубанском политехническом институте, созданном в годы Гражданской войны при активном участии Ф.А. Щербины:
«Профессору Ф. Щербине
К Вам, Бояну многострадальной Кубани и профессору Українськой Господарськой Академії, обращается кубанец-студент Кубанского Политехнического Института (химич. фак. 1 к.) казак станицы Пашковской Василий Иванович Петренко. Памятен мне тот день и час, когда в столице родной страны в огромной аудитории Института Вы с кафедры возвестили нам первое слово истории славного Кубанского казачьего войска – истории, порожденной Вашим благородным и кропотливым многолетним трудом. Благодаря Вам и вашей исторической книге мы во тьме узрели свет, мы поняли, как дорога нам, казакам, Кубань и сколько потоков слез и крови пролито за честь и славу страны родной. И во дни лихолетья мы самоотверженно отдавали свои силы, знания и здоровье, но, видно, не настал ещё час возрождения. Одни убиты, другие в плену, искалечены, а третьих судьба загнала в концентрационные лагеря. Большинство же осталось под игом поработителей народа. Но и здесь в изгнании тлеет ещё огонек веры в светлое будущее родины, и здесь из недр души вырываются невольно священные слова "Ты Кубань, ты наша родина". Эта война, искалечив нас физически и нравственно, заставила каждого казака задуматься над всем кровавым недавним прошлым, тяжелым – настоящим и неизвестным будущим. И во имя светлого будущего я дерзаю обратиться к Вам, профессор, за содействием и помощью. Гражданская война отняла у меня отца и брата, трое братьев, учившихся в Кубанском реальном училище, за неимением средств и смертью отца, принуждены оставить ученье. Последнее письмо с Кубани гласит: "Брат расстрелян, отец умер. Мы голодаем". Я потерял родину, отца, семью, в награду получил на войне порок сердца и, в довершение всего, больно и тяжело подумать, что, оставшись теперь фактически заместителем отца, я ничем не могу помочь семье не только в настоящем, но и в будущем, если не буду иметь куска хлеба и какой-либо профессии интеллигентного труда. Я обращался с призывом везде и всюду, но это было «гласом вопиющего в пустыне». И вот, случайно узнав, что Вы состоите профессором Укр. Госп. Акад., я обращаюсь к Вам: откройте мне доступ в заветное святая святых – к науке и знанию, помогите мне сделаться человеком для блага страждущей Кубани и семьи.
Студент В. Петренко» [4].
Любопытно, что студентами украинского учебного заведения стремились стать не только казаки-черноморцы, но и по праву кубанцев – черкесы (адыги). Так, среди поступивших в академию в 1923 году значится имя Гамида Бекуха. Как принято у кавказских народов, о его приеме хлопотал не он сам, а более старший и именитый родственник, видный кубанский общественный деятель Мурат Гатагогу. Сохранилось два его письма, адресованных по этому поводу Ф.А. Щербине. В первом, посланном из Константинополя 13 января 1923 года, говорилось:
«Многоуважаемый Фёдор Андреевич!
Податель сего письма Гамид Бекух – мой дальний родственник. Судьба, казалось, ему улыбнулась, и он из многих жаждущих получить высшее образование случайно попал в Украинскую Господарскую Академию, благодаря Вашей протекции. Как житель аула Шенджий, долго он добивался визы, так как они даются, к сожалению, не бесплатно. Долго, так долго, что пришлось снова возобновлять визы, искать деньги, чтобы, наконец, выехать по месту своего назначения. Вы не можете себе представить, как трудно отсюда выбраться. Лига Наций выдает только билет, и то, кажется, не до Праги, а до чехословацкой границы. Но ведь нужно ещё кушать, расходы на гостиницы и др. мелочи. Здесь же публика наша настолько немочна, что рассчитывать на них хотя бы в ничтожной сумме нельзя. После долгих и неприятных поисков все же кое-как снарядили его, и он едет к Вам, под Ваше личное руководство. Я убедительно прошу Вас, Фёдор Андреевич, не терять его из виду и оказывать ему возможное содействие. Зная Ваше отзывчивое сердце и Ваши симпатии к нам, горцам, я уверен, что Вы не оставите его без своего покровительства.
Дорогой Фёдор Андреевич, кроме того, что он мой родственник, я хотел бы, ввиду ничтожности у нас культурных сил, дать ему кое-какие познания. Итак, Фёдор Андреевич, я надеюсь, что Вы сделаете все возможное для моего Гамида».
Спустя два месяца, он вновь беспокоит Федора Андреевича вопросом «Приехал ли в Прагу Гамид Бекух? Он выехал ещё в конце декабря п/г, но до сих пор не получено от него ни звука. Если вас не затруднит – напишите пару слов о его судьбе.
Всего наилучшего. Привет всем кубанцам.
Мурат Гатагогу» [5].
Гамид Бекух изображен на нескольких сохранившихся коллективных фотографиях, запечатлевших студентов-кубанцев. Однако полного курса академии он так и не закончил. Возможно, подобно другим студентам, для кого украинский язык оказался трудноразрешимой проблемой, молодой черкес перевелся в одно из русскоязычных учебных заведений чешской столицы.
Если в Праге кубанские студенты общались лишь изредка и, что называется, «по поводу», то в Подебрадах было принято жить тесной казачьей семьей. Уже в первый академический год в академии имелась небольшая кубанская колония, которая состояла из профессоров, лекторов, ассистентов академии и 11 студентов. В декабре 1922 года они объявили о создании «Кубанского землячества студентов Украинской господарской академии».
Вначале долгое время кубанцы держались особняком и, кроме своего землячества, в другие организации не входили. Занимались устройством быта, заводили знакомства с девушками с целью создания в перспективе семей, охотно организовывали экскурсии на ближайшие фермерские хозяйства. Там кубанцев удивляла и восхищала высокая культура земледелия, которую они не видели у себя дома. На небольшом клочке земли фермер выращивал столько продуктов своего труда, что мог позволить себе ухоженный просторный домик, собственный трактор, добротную одежду. Каждый мечтал, а кто-то и пробовал во время каникул, поработать в таком хозяйстве, чтобы изучить его изнутри. У новых знакомцев казаки переняли и культуру посещения пивных.
Вскоре общее собрание кубанцев приняло решение войти в «Академическую Громаду» и студенческий столовый кооператив «Украина», объединявших практически всех подебрадских студентов. Постепенно кубанцы освоились в культурных и спортивных организациях, которых было в Подебрадах великое множество. В некоторых из них они играли ведущую роль. Так, например, в футбольной команде капитаном и лучшим игроком был наш Ал. Гончаров. Более половины певчих в церковном хоре составляли кубанцы, а управлял им наш земляк Ф. Ерж. В академическом хоре выделялся из общей массы бас-октава Ник. Богатырева. Кубанец М. Телига был лучшим виртуозом-бандуристом не только в Подебрадах, но и во всей Чехословакии. В области местной хореографии блистал Дм. Крамаренко, который одинаково хорош был в классическом балете, в лихом гопаке или экзотическом фокстроте. А студенты-кубанцы из спортивного общества «Сокол» были любимцами всей женской части курортного городка. Их завидно выделяла солидная спортивная подготовка, полученная в Кубанском военном училище в Болгарии, и безрассудная храбрость при исполнении самых сложных трюков [6].
В 1924–1926 годах в академию поступило ещё более 30 кубанцев. Новое пополнение прибыло из Польши, Сербии и Болгарии. Среди них преобладали выпускники Русского сельскохозяйственного училища из Болгарии, поэтому большинство новичков записалась на агрономическое отделение академии. Из 60 студентов, получивших право учиться в УГА, 55 кубанцев было приглашено по рекомендации Обществом кубанцев в Чехословакии, где был одним из руководителей Ф.А. Щербина. Подбором кандидатом занимался, разумеется, не только он. По его поручению в Подебрады выезжали П.Л. Макаренко и Г.В. Омельченко, опрашивавшие студентов о тех кубанцах, которых можно было бы пригласить в Прагу в новом учебном году.
К Ф.А. Щербине студенты УГА нередко апеллировали, решая внутренние вопросы студенческой и общественной жизни. Они обращались к нему в связи с возникновением сменовеховского движения, ратовавшего за возвращение на родину и поддержку установившегося там тоталитарного режима. Большинство из вернувшихся казаков сразу же попали в подвалы ЧК и были физически уничтожены. Многие студенты не могли разобраться в идеологии широко распространившегося в Европе вольноказачьего движения, ставившего целью создание на казачьих землях независимой Казакии. Кого-то тревожил тот факт, что некоторые политические деятели пытались втянуть в различные акции Общество кубанцев в Чехословакии, создававшееся изначально как аполитичная организация. Фёдор Андреевич старался ответить на все вопросы обстоятельно и очень ответственно, помня о том, что для простых земляков их казачий историк – авторитет в последней инстанции.
Студенты-кубанцы с теплотой относились к своему «козачому дiду», портрет которого неизменно украшал «кубанскую комнату» в студенческой кооперативной столовой «Наша хата». Об особом отношении к нему говорят их многочисленные приветствия по случаю юбилеев ученого, отмеченных им в эмиграции. Приведем лишь одно из них, написанное в 1929 году:
«Високоповажний
пане професоре, дорогий Федір Андрійович!
Товариство кубанців імені отамана Я. Кухаренка, при Українській Господарській Академії має велику шану вітати Вас з нагоди 80-річного ювілею зо дня Вашого народження й побажати Вам щастя й здоровля на користь Рідного Краю.
Також маємо приємність і велике задоволення констатувати, що Ви своїми великими працями, як по історії нашої рідної Кубані, яка допомагає нам пізнати – "яких батьків і чиї ми діти", так і в галузі суспільно-економічних наук, дали цінний скарб, по якому майбутні покоління будуть вчитися пізнавати життя.
Крім того маємо щастя витати Вас як громадського діяча і як незмінного голову Кубанської Громади в ČSR, де ми, під безпосереднім Вашим впливом, вчилися любити правду, боротися за правду.
Нарешті, товариство вітає Вас як свого дорогого професора Української Господарської Академії, де Ви, зо дня заснування її, викладали нам знання й спричинялися до нашого інтелектуального розвитку.
За всю ж Вашу невтомну многолітню працю на користь Українського народу та всього людства Товариство проголошує Вам своє гучне –
СЛАВА!..» [7].
С этой неформальной оценкой земляков перекликается официальное приветствие руководства академии, посланное юбиляру все в том же 1929 году:
«Подєбради, 26 лютого р. 1929.
Високоповажний і дорогій
Федоре Андрійовичу!
На еміграції довелося Вам перейти вісімдесятий рік свого життя і нам – представникам національної еміграції української – доводиться віддати Вам тут ту глибоку пошану, що належить Вам за Вашу невтомну, висококорисну працю протягом багатьох десятків років Вашого життя – праці для народу і рідного краю. Як громадянина, як дослідника народного життя в його щоденних потребах, як сина свого народу, зрештою як професора – скрізь, на кожнім становищі Вас знають яко людину глибокої думки, щирої правдивості та доброго серця. Не все на ріднім терені довелося Вам працювати, і обставини життя й праці часто не давали Вам тої можливості, часто не мали Ви рідного оточення і не могли працювати безпосередньо для свого краю й народу. Але з цієї праці для свого народу Ви почали свою діяльність на Кубані яко громадянин – член хліборобської артілі. Цій праці для піднесення національного добробуту й культури Ви віддаєте свої сили й тепер. Правда, не маєте зараз високої втіхи провадити цю працю на своїй батьківщині – на Кубані, серед свого народу; але маєте зате принаймні округ себе близьких людей, не так велику числом, але велику своїми ідеалами, своєю вірою, своєю стік остю – загально українську родину, що зійшлася тут з усіх українських земель – з Великої України, з Кубані, із Західної України, родини – що хоче одного: волі й щастя для цілого українського народу.
Коле спільної національно-культурної праці стало тут для всіх нас тим рідним тереном, на якім не можемо станути фізично.
Мені, що працює разом з Вами на одній з ділянок цього поля, в українській господарській Академії, припадає честь здоровити Вас тут з 80-літтям Вашого народження.
Щиро-сердечно вітаю Вас від себе та від імені Української Господарської Академії та її професорської Ради з 80-літтям Вашого народження, яко представник академії висловлюю Вам глибоку подяку за ту працю, що досі Ви виконували для Академії, та побажання співпрацювати з Вами в Академії аж доти, доки вона цієї праці потребуватиме.
А головне моє побажання Вам – здоровля та швидкого повернення до дому, де не ми вже вітатиме Вас, а ціле українське громадянство – і в Києві, і в Катеринодарі.
Ректор Академії
професор Б. Иваницький» [8].
Большинство из учеников Ф.А. Щербины стали здесь, на приветливой чешской земле, дипломированными инженерами и получили добротные знания, которые собирались использовать на благо вольной Кубани. Разбросанные потом по всему миру и так и не дождавшиеся возвращения домой, подебрадчане сохраняли память о родном учебном заведении, устраивали встречи выпускников, писали воспоминания, собирали материала для небольшого общественного музея.
Как уже говорилось выше, не все из них окончили полный курс обучения: одни из-за неразрешимых материальных трудностей, получив вызов, не смогли добраться до Чехословакии, другие уже на первом курсе перевелись в другие учебные заведении Праги, третьи не смогли продолжить обучение из-за болезней. Были случаи и преждевременной смерти. Проводить в последний путь каждого земляка приезжал из Праги Фёдор Андреевич, и по праву старшего, по праву «казачьего дiда», он нередко произносил над «труной» усопшего прощальную речь. В нашем распоряжении имеется копия автографа «Слова» Фёдора Андреевича, произнесенного 19 ноября 1931 года на похоронах его одностаничника, студента УГА Александра Кокунько:
«Я прийшов сюди од Общества кубанців і як козак-одностаничник по Новодерев'янківському куріню, щоб поховати Олександра Кокунько. Смерть його була незвичайна, а вельми трагічна. Там далеко-далеко в Чорноморії живі ще старі його батько і мати, а тут він жив під теплим відношенням чехословацького народу, добре учився в Господарській академії в Подебрадах і одержав звання інженера. Дуже щира, сердечна, правдива, талановита і скромна була ця людина. Мало хто знав, що він був поет і писав добрі творі.
Хоч і тяжко було жити на чужині, та здавалось, чого ще при таких умовах треба було йому? Життя, життя і праці. Але сухотка скосила людину. Він любив працювати не для себе тільки і родини, а взагалі і для людей. Це його заповіт.
Нехай же цей заповіт про те, щоб жили і працювали люде в мирі і любові і братерстві буде вічною пам'яттю небіжчику Олександру Кокунько!» [9].
Более 40 кубанцев добились заветного диплома инженера, стали преуспевающими и независимыми людьми. Ниже мы приводим имена учившихся и преподававших в Украинской Господарской Академии в Подебрадах.
Список кубанских студентов, окончивших УГА в 1927–1935 годах со званием инженера
(указаны дата и место рождения, год окончания академии)
Агрономическое отделение:
1. Антонец Иван (28. 6. 1907, ст. Попутная) – 1932 г.
2. Богатырев Микола (27.4. 1900, ст. Ивановская) – 1928 г.
3. Гайтотин Данило (30. 12. 1901, ст. Вознесенская) – 1931 г.
4. Гончаров Александр (8. 11. 1901, ст. Кавказская) – 1928 г.
5. Дмитренко Павло (2. 2. 1906., ст. Попутная) – 1932 г.
6. Капустьян Георгий (25. 11. 1896, ст. Новоивановская) – 1928.
7. Непокупный Петро (29. 6. 1898, ст. Анастасиевская) – 1928.
8. Николаев Владимир (4. 8. 1899, ст. Ильинская) – 1927.
9. Омельченко Виктор (13. 4. 1891, ст. Ивановская) –1927.
10. Пащенко Иван (28.3. 1903, ст. Бесскорбная) – 1928.
11. Семак Севастьян (20. 12. 1895, ст. Пашковская) –1929.
12. Слива Спиридон (25. 12. 1902, ст. Старонижестеблиевская) – 1930.
13. Троценко Алесандр (27. 2. 1902, Бесскорбная) –1930.
14. Червоний Григорий (30. 1. 1903, ст. Дондуковская) –1930.
15. Черныш Михайло (18. 12. 1893, г. Екатеринодар) –1928.
16. Штепа Павло (29. 8. 1897, ст. Новодмитриевская) – 1927.
17. Штовхань Фёдор (6. 3. 1898, ст. Поповичевская) – 1930.
Лесное отделение:
1. Бурьянов М.
2. Йорж Феодосий (4. 2. 1898, ст. Новодеревянковская) – 1928.
3. Прохода Василь (25. 12. 1890, ст. Павловская) – 1927.
4. Телига Михайло (8. 12. 1900, ст. Ахтырская) – 1929.
5. Шкеда Иосиф (3. 11. 1900, ст. Елизаветинская) – 1929.
Химико-технологическое отделение:
1. Троян Дмитро (25. 10. 1900, ст. Екатериновская) – 1931.
Гидротехническое отделение:
1. Барилко Алексей (5. 5. 1892, ст. Ивановская) – 1928.
2. Бигдай Феодосий (19. 7.1898, ст. Ивановская) – 1929.
3. Вовкодав Михайло (21. 4. 1900, ст. Андреевская) – 1928.
4. Додура Иван (24. 6. 1903, ст. Поповичевская) – 1932.
5. Кириченко Михайло (3. 11. 1896, ст. Мингрельская) – 1928.
6. Костенко Михайло (5. 11. 1899, ст. Старовеличковская) – 1928.
7. Майгур Константин (2. 3. 1893, ст. Шкуринская) – 1929.
8. Ткаченко Павло (13. 1. 1895, ст. Новомышастовская) – 1929.
9. Федоров Микола (2. 3. 1895, ст. Дондуковская) – 1928.
10. Ярмоленко Петро (8. 6. 1885, ст. Полтавская) – 1929.
Экономико-кооперативный факультет:
1. Бережный Константин (1. 7. 1890, г. Екатеринодар) – 1931.
2. Донецкий Владимир (24. 7. 1895, ст. Андреевская) – 1928.
3. Ерастов Валерий (15. 12. 1895, г. Новороссийск) – 1932.
4. Камышан Сергей (12. 11. 1893, ст. Старотитаровская) – 1928.
5. Лошенко Григорий (26. 5. 1901, ст. Варениковская) – 1930.
6. Паниця Степан (15. 12. 1902, г. Екатеринодар) – 1929.
7. Ряднина Иван (30. 7. 1898, ст. Должанская) –1928.
8. Федоров Сергей (13.1. 1891, ст. Расшеватская) – 1927.
9. Фесенко Борис (3. 5. 1895, ст. Славянская) – 1927.
10. Чорный Григорий (12. 3. 1901, ст. Должанская) – 1928.
11. Штанько Микола (2.12. 1899, ст. Анастасиевская) – 1928.
Студенты-кубанцы, по различным причинам не закончившие УГА
1. Бекух Гамид (аул Шенджий).
2. Бреславец Александр (умер на 3-м курсе от туберкулеза).
3. Кравчина Максим (умер на 2 курсе от сахарного диабета).
4. Лисевицкий Сергей (выбыл из академии, заболев «суставным ревматизмом», отправлен в инвалидный дом на Шипке, Болгария).
5. Кокунько Александр (умер на 4-м курсе от туберкулеза).
6. Карпов М.
7. Кравчишин (перевелся на учебу в Прагу).
8. Фесенко Михаил (выехал в 1925 г. в США, где окончил Духовную академию).
Преподаватели-кубанцы Украинской господарской академии
1. Быч Лука Лаврентьевич (1875–1944), профессор – читал лекции по местному самоуправлению и торговому праву.
2. Щербина Фёдор Андреевич (1849–1936), профессор статистики.
3. Иванис Василий Николаевич (1888–1974), доцент – специалист по химическим технологиям.
4. Ивасюк Иван В. (1879–1933), доцент – вел кооперативное счетоводство.
5. Билый Игнат Архипович (1887–1973), ассистент по гидротехнике.
6. Безкровный Кузьма Акимович (1876–1937), ассистент по счетоводству.
В период расцвета УГА государственные кредиты на её содержание начали сокращаться. В 1928 году Министерство сельского хозяйства и вовсе запретило принимать новых студентов и распорядилось приступить к постепенной ликвидации академии. Этот процесс постепенного угасания учебного заведения удалось растянуть до конца 1935 года. Студенчество из среды российских беженцев второй половины 1930-х годов уже хорошо владело чешским языком и поэтому охотнее выбирало для получения образования чешские учебные заведения, особенно Пражский Карлов университет, предлагавшие более широкий выбор профессий, чем их эмигрантские собратья. А в 1936 году не стало и одного из первых профессоров УГА, кубанского казака профессора Ф.А. Щербины.
Автор выражает сердечную благодарность украинскому историку Ю.К. Савчуку за щедрую и бескорыстную помощь, оказанную в получении материалов Ф.А. Щербины из архива Украинской Вольной Академии Наук в США.
Источники
1. Государственный архив Краснодарского края. Ф. 764. Оп. 1. Ед. хр. 103. Л. 2.
2. Наріжний Симон. Українська еміграція. – Прага, 1942. С. 138.
3. Письма Валерия Эрастова Ф. Щербине // Архив Украинской Вольной Академии Наук в США. Фонд. Ф.А. Щербины.
4. Письмо В.И. Петренко Ф. Щербине // Архив Украинской Вольной Академии Наук в США. Фонд. Ф.А. Щербины.
5. Письма М. Гатагогу Ф. Щербине // Архив Украинской Вольной Академии Наук в США. Фонд. Ф.А. Щербины.
6. Z. Подебрадская Кубанская колония // Вольное казачество – Вільне козацтво (Прага). 1930. № 56. С. 21–22.
7. Високоповажному панові професорові Федору Андрійовичу Щербині – дорогому ювілянтові з нагоди 80-річчя зо дня народження – від Товариства кубанців імені отамана Я. Кухаренка на вічний спогад // Архив Украинской Вольной Академии Наук в США. Фонд. Ф.А. Щербины.
8. Приветственный адрес ректора Украинской господарской академии в ЧСР Ф.А. Щербине // Архив Украинской Вольной Академии Наук в США. Фонд. Ф.А. Щербины.
9. Слово професора Ф. Щербини на похороні одностаничника Олександра Кокунько (19.XI.1931) // Архив Украинской Вольной Академии Наук в США. Фонд. Ф.А. Щербины.
10. Омельченко В. Сорокаліття Кубанського Земляцтва при Укр. Госп. Академії в Подєбрадах – Чехия // Кубанський край (Канада). 1962. № 3. С. 16–19.
Конференция «Ф.А.Щербина, казачество и народы Сев. Кавказа. История и современность», 2008 год, г. Краснодар