... с каждым прожитым годом мы наконец-то осознаем все яснее: слава кубанского нашего дiда Федора Щербины уж многие десятилетия, как выплеснулась далеко за пределы безмерно дорогой для него и для нас с вами Батькiвщины – отчей Кубани.
.
"ВЩЕРТЬ ДОБРОМ НАЛИТЕ СЕРЦЕ..."
Стебелек бессмертника в венок Щербине
ВОТ И ЕЩЕ ОДНО Лето Господне минуло. И нынешнее народилось. И с каждым прожитым годом мы наконец-то осознаем все яснее: слава кубанского нашего дiда Федора Щербины уж многие десятилетия, как выплеснулась далеко за пределы безмерно дорогой для него и для нас с вами Батькiвщины – отчей Кубани.
Далеко! Да, он – наш, кубанский. Земляк, соотчич верный, согражданин и патриот. Светоч – для череды поколений толковых, вдумчивых, глубоких ученых, возраставших и вместе с ним, рядом с ним, и в те семь десятилетий, что отделяют нас от него. И не только, конечно, историков.
И мы, кубанцы, не отдадим его – никому. А зарятся на него, стремясь прихватизировать по неблагоприобретенной привычке и самое имя его – громкое, достославное, – многие.
Хотели того или нет нетерпеливо-неистовые ревнители – максималистские предшественники наши, мятущиеся духом и помыслами, а труды его, выстоявшие перед всесожигающим, всеиспепеляющим дыханием века двадцатого (ох! – о скольких из них большинство из нас и сегодня все еще имеют, к вящему стыду своему, весьма смутное представление...), в достояние вошли – всемирное.
И уж само собой – давно в сокровищнице общероссийской.
Давно. Надолго? На века.
Удивительно! – но уж сколько десятилетий тому назад осознали это люди честные и совестливые в десятках стран, и необязательно славянских, а мы все еще: "кубанский" да "кубанский"...
Да, кубанский. Но и – российский.
Да, российский. Но и – всемирный. (Упаси Боже, не – "общечеловеческий"! Российские наши облиберализованные западом общечеловеки, обильно понавылуплявшиеся в последнее десятилетие века XX, понятие это, некогда высокое и гордое, и измызгали, и обессмыслили, – и отмывать его, возвращая ему достойные его смысл и чистоту, не кому-то, но опять же – нам с вами.)
И поэтому знать Щербину, изучать его, познавать труды его и дни, постигать величие любви его и к родычам-сородичам, и к малой родине, и к всевеликой Родине-Отчизне – должен не только каждый русский, каждый славянин, – но каждый, кто навсегда отдал и себя, и детей-внуков своих под защиту и святое материнское покровительство вселюбящей, всепрощающей, многострадальной в ее великовечных хождениях по мукам... – но всепобеждающей России.
Каждый! А не только мы с вами – в казачьем нашем богоспасаемом (несмотря на все прегрешения и заведомые глупости наши) краю.
КАК ЛЮБИЛ ОН Кубань! Как рвался к ней, изверженный из нее, отторженный от нив, и гор, и лесов, и небес ее безжалостной судьбиной. Как страдал по ней, сопереживая и соболезнуя ей в ее испытаниях, сквозь которые дано было ей пройти с потерями великими и посейчас неизбытыми, – но не извратившими, не исказившими ни образа ее, ни души.
Сколь неумолчными болью и скорбью полнилось сердце его – "вщерть добром налите...", когда в закордонное его неуютное и неприветное далеко приходили к нему... – нет, приползали на последнем издыхании, таща за собой кровавый след сквозь тысячеверстные, взбудораженные предощущениями Второй Мировой пространства, – трагедийно-непостижимые вести с недостижимой ни в повседневье, ни в грезах Кубани тридцатых годов...
С полным осознанием христианской, православной значимости этого факта позволю я себе свидетельствовать: Григорий Титович Чучмай – историк наш, архивист и неутомимый краевед, кому выпало спасать (и спасти, спасти!) от немецких и румынских (этих проклинаемых краснодарцами, остававшимися в оккупации, руманешти, которых и сами немцы презирали) фашистов, прорвавшихся в августе сорок второго на ближние подступы к Краснодару, бесценные наши архивы, усердно прикопленные за два века бережливой нашей с вами кубанской историей, – Чучмай, который тридцать лет назад, в семьдесят третьем, свиделся в Праге с секретарем Щербины и его душеприказчиком профессором М. Х. Башмаком, – со слов этого самого Михаила Хомича знал о предсмертной воле Федора Андреевича. И, зная о ней, сберегал ее – чтобы, когда придет для этого черед во времени, поведать ее нам.
Вот он – изустный заповит Щербины:
"Дал мне Господь жизнь долгую. И помог распорядиться ею – так хочется в это верить – достойно. Все, что успел я сделать доброго, все творил во имя Батькiвщины – Кубани, России. Другой цели и не ведал. Если же ошибался в чем... – да простят мне земляки вольные или невольные прегрешения мои. Но когда не вдруг наступит час – и они, соотчичи мои, вспомнят обо мне и захотят, быть может, помянуть "незлым тихим словом", так хотел бы я хоть после кончины моей быть ближе к ним... И не только всей душою моей...".
Конференция «Научно-творческое наследие Ф.А.Щербины и современность», 2005 г., Краснодар
Открыть в Word и прочесть статью целиком