Мы знаем, что А.Е. Пивень прожил долгую жизнь, но в начале 1930-х гг. из-за болезни ног, безработицы и преследовавшего его постоянно голода прославленный литератор готов был сдаться силе обстоятельств и умереть, если бы не своевременная помощь Фёдора Андреевича.
В.К. Чумаченко,
кандидат филологических наук,
профессор КГУКИ
Готовя к публикации четвертый том собрания сочинений Ф.А. Щербины, в котором будет опубликован его обширный эпистолярий эмигрантского периода, автор данной статьи обратил внимание на два письма знаменитого кубанского казачьего фольклориста А.Е. Пивня на имя Ф.А. Щербины и его же небольшую записку, адресованную секретарю Федора Андреевича по Союзу кубанских писателей и журналистов С.А. Фёдорову. Эти материалы подтвердили нашу версию о том, что казачий историк и казачий поэт были знакомы. Можно предположить, что зачатки их общения относятся к 1904 г., когда начиналась работа над многотомной «Историей Кубанского казачьего войска». Был опубликован проспект сочинения, согласно которому в четвёртом томе заметное место должно было отводиться характеристике местного фольклора и этнографии [1], самым авторитетным знатоком и публикатором которых был скромный писарь из станицы Павловской.
Что дают нам публикуемые ниже письма, относящиеся к первой половине 1930-х гг.? Прежде всего, они ещё раз подтверждают авторитет Ф.А. Щербины в кругах кубанской эмиграции, когда к нему, как к последней надежде на спасение, обращались десятки и сотни земляков. Не менее важны они и в плане изучения эмигрантского периода жизни «козачого кобзаря» А.Е. Пивня. Мы знаем, что он прожил долгую жизнь, но в начале 1930-х гг. из-за болезни ног, безработицы и преследовавшего его постоянно голода прославленный литератор готов был сдаться силе обстоятельств и умереть, если бы не своевременная помощь Фёдора Андреевича.
Так кто же он, автор этих горестных посланий, сохранённых нам душеприказчиком сына историка М.Х. Башмаком [2] и сберегающихся сегодня в Украинском музее-архиве им. В. Антоновича в Нью-Йорке [3]? Приоткроем эту полузабытую страничку казачьей истории.
Родился А.Е. Пивень 3(15) июня 1872 г. в станице Павловской Ейского отдела в семье псаломщика. Его прадед запорожец-сичевик в числе первых переселенцев пришёл в Черноморию из-за Буга, обзавелся здесь домом и женой. Отец будущего литератора переселился в Павловскую и записался в её казаки в начале 1860-х гг. Женился он на дочери священника станицы Кущёвской. Александр Ефимович позднее особо отмечал роль матери в своём воспитании. По тем временам женщиной она считалась образованной, хорошо начитанной. В доме были книги на русском и украинском языках. Словно предчувствуя раннюю смерть, мать рано научила его читать и писать. Наизусть были выучены почти все сказки Пушкина и стихи Шевченко.
После смерти жены в 1897 г. отец привёл в дом мачеху. Предоставленный самому себе, Алексей целыми днями хороводил с соседскими мальчишками по станичным улицам, участвуя в различных забавах и делая традиционные набеги на соседские сады и огороды. Домой возвращался поздно вечером. Впрочем, это мало кого огорчало – в доме появился первый малыш от второго брака отца. А вскоре и второй, и третий…
Однажды Алексей забрёл на казачью свадьбу. Его увлёк необыкновенно красочный черноморский свадебный обряд, сохранявшийся тогда ещё в целостности и изобиловавший песнями, танцами, играми, изобретательными пожеланиями молодым. Он пристрастился ходить на этот «праздник жизни», постепенно изучил ход свадебного церемониала, запомнил песни, которые, будучи уже солидным человеком, издаст в виде отдельного сборника под названием «Весела бандура».
В десять лет, окончив станичную школу, А. Пивень продолжил образование в Екатеринодарском духовном училище. Это был обычный путь для священнических детей. Их с детства готовили к духовной стезе. Вот и у маленького Олексы с юных лет настольной книгой была Библия, священные сюжеты из которой он знал наизусть. Нравы в учебных заведениях ещё и тогда напоминали лучшие страницы «Очерков бурсы» Помяловского – старшие ученики измывались над младшими, заставляли их воровать и делать за себя всю чёрную работу. (Об этом же писал во втором томе своих «Воспоминаний» Ф.А. Щербина, также закончивший данное учебное заведение, только двадцатью годами ранее).
Убежищем от житейских невзгод стало сочинительство. Уже в приготовительном классе подросток завёл тетрадочку, на обложке которой вывел «Сочинения А.Е.П.». Записанная в неё сказочка в стихах была иллюстрирована собственными рисунками. Вскоре тетрадь была отобрана учителем. Надпись на ней была прочитана им вслух, что вызвало гомерический хохот учеников. С тех пор за мальчиком закрепилась кличка – Сочинитель. Под своё покровительство юного поэта взял учитель русского языка Василий Андреевич Щербина, брат Фёдора Андреевича (также окончивший «сие святилище науки» ещё в начале 1860-х гг. и вернувшийся в его стены преподавателем). Он занимался с начинающим поэтом отдельно – давал русские и украинские книги из своей домашней библиотеки, познакомил с азами стихосложения.
После ухода В.А. Щербины из училища шефство над ним продолжил молодой выпускник Киевской духовной академии Павел Трезвинский, который почти всегда говорил с ним по-украински. Именно он основательно познакомил Пивня с творчеством Т. Шевченко и «Энеидой» И.П. Котляревского, из которой усердный ученик выучил наизусть целые главы. Трезвинский и был тем человеком, который послал в московские журналы «Детское чтение» и «Детский отдых» несколько стихотворений юноши, которые он из скромности подписал псевдонимами, типа Орлов, Соколов и т.п.
После окончания училища положенную воинскую службу Александр Ефимович отбывал при Кубанском областном правлении. В те годы в кубанской столице гастроли украинских театральных трупп были привычным делом. Однажды, возвратившись из театра, под впечатлением увиденного Александр Ефимович решает написать собственную пьесу из кубанской жизни, герои которой говорили бы на «рідній кубанській мові». Рано утром тетрадочка легла на стол начальника отделения В.В. Скидана (вошёл позднее в историю как лучший редактор «Кубанских областных ведомостей»). Вечером, сытно пообедав, Владимир Васильевич взял тетрадочку и прилёг на диван, в надежде немедленно с нею заснуть. Но начал читать, заинтересовался сюжетом и дочитал до конца. Утром, вызвав подчинённого, который уж точно не спал всю ночь, ожидая выволочки от строгого начальника, Скидан очень любезно, хотя и не без иронии, выразил удовлетворение, что среди его подчинённых есть даже писатели. Однако оценку сочинению дать не решился, сославшись, что плохой знаток драматургии. Зато свёл Пивня с «щирым украинцем» М.А. Дикаревым, отцом кубанской этнографии.
Это было весьма полезное знакомство. Под руководством Митрофана Алексеевича Пивень начал собирать разнообразный этнографический материал из жизни черноморских казаков. Записал много сказок, легенд, преданий, песен, полное описание рождественских святок в станице Павловской, сборник детских игр. В 1893 и 1894 гг. часть этих записей увидела свет в этнографических сборниках Б. Гринченко, печатавшихся в Чернигове. Вскоре появляются первые публикации Александра Ефимовича в «Кубанских областных ведомостях», всё ещё под псевдонимами.
Такая результативность в собирании казачьего фольклора объяснятся тем, что долгие двадцать лет Александр Ефимович проработал писарем в различных станицах Кубани, постоянно кочуя из одной в другую. С большим трудом удалось восстановить маршрут его передвижений. В 1896 г. мы видим его на хуторе Курчанском, в 1897 – в ст. Новорождественской, в 1898 в хуторе Новоивановском, в 1899–1901 в Павловской, в 1902–1904 в хуторе Челбасском, в 1906–1907 в ст. Шкуринской, в 1908–1909 в хуторе Елисаветинском, в 1910–1913 в ст. Незамаевской, в 1914 в Новолеушковской, в 1915–1916 гг. – вновь Незамаевская.
На вопрос корреспондента эмигрантского журнала «Казачья жизнь» он так рассказал о мотивах, побудивших его заняться писарством: «Да, я усердно работал во многих кубанских станицах писарем в течение около 20 лет, такой труд я возложил на себя в то время по следующим двум причинам или потребностям: во-первых, чтобы быть особенно полезным для нашего родного казачества, так как в те времена станичные атаманы в большинстве станиц были людьми малограмотными и плохо развитые, а потому все дела не только в самом станичном правлении, но также и на общественных сходах и сборах стариков правильно разрешались под руководством только умного и хорошо развитого писаря; во-вторых, я в то время начал серьезно заниматься литературным трудом, также на пользу родного казачества. Чтобы быть в таком деле особенно полезным, мне необходимо было всесторонне изучить жизнь нашего казачьего народа, этого можно было в те времена достигнуть также лучше всего, занимая должность станичного писаря. Когда я начал такую работу в 1896 г., мне было тогда 24 года, а закончил ее в 1916 г., когда мне исполнилось 44 года, т.е. перед началом большевистской революции» [4].
После смерти в 1899 г. М.А. Дикарева, незаменимого учителя и наставника, Пивень уже сам выступает в качестве составителя многочисленных книжечек для народа, издававшихся в ярких цветных обложках в Москве (типография И. Сытина), Харькове, Киеве, Екатеринодаре, станице Уманской. Первая из них «Сим кип брехеньок» вышла в Одессе в 1904 г. Помещённая для продажи в Кубанский войсковой книжный склад, она была раскуплена в три месяца, и в том же году был отпечатан дополнительный тираж. Станичные правления, управления отделами, а в особенности полки, батальоны и батареи выписывали сборник десятками и сотнями экземпляров, так как каждый казак хотел иметь у себя книжку, написанную на его родном языке.
Только до эмиграции писатель успел выпустить 28 оригинальных сборников, часть из которых, особенно удачных, неоднократно переиздавалась. Правда, книги его, в отличие от публикаций М. Дикарева, не претендовали на строго научный характер. Он был скорее популяризатором фольклора, а ещё – автором стилизованных под народное творчество собственных сочинений. Причём нередко границу между народным и авторским текстом сегодня трудно уже провести. А как по-казачьи задорно звучат названия его книг: «Козацька розвага», «Збираныци повный мих на забаву та на смих», «Чорноморськи вытребенькы, або три мишка гречаной вовны», «Торбина смиха та мишок реготу», «Смиховисько, чудовисько, що россказав старый Онисько», «Весела нисенитныця, або козацьке: «Не любо – не слухай!». Остальные в том же духе.
Сегодня можно услышать только восторженные оценки творческого наследия этого действительно уникального фольклориста. Так же воспринимали его в кубанских станицах до революции. По просьбе наказного атамана генерала Бабыча по три экземпляра каждой его книжки были переданы на вечное хранение в Кубанский войсковой музей и Пушкинскую библиотеку. Послушать живое слово писателя собирались, как на праздник, десятитысячные толпы.
Конечно, с точки зрения специалистов-филологов сборники писателя пестрят всевозможными огрехами, но его фольклорные записи, этнографические наблюдения, пусть и сделанные не по правилам, а порой и вопреки им, для нас бесценны, хотя бы уже потому, что иных записей история не оставила и что-нибудь поправить уже поздно. Если песни, несмотря на все невзгоды казачьей истории, дошли до нас относительно полно, поскольку их хранителями выступали в основном женщины, то казачьи анекдоты, небылицы, пословицы и поговорки, за редким исключением, канули в безвозвратное прошлое, ибо их носителем был преимущественно мужчина, казак, т.е. та часть населения Кубани, что была вырублена в ходе геноцида под корень. Это обстоятельство навсегда закрепляет вклад А. Пивня в кубанской этнографии. Но, разумеется, подход к его наследию должен быть строго научным и, безусловно, критическим.
Ещё один вопрос, на котором стоит заострить внимание, – о языке произведений А. Пивня. Сам он называл его то «малороссийским», то «нашим казачьим», очевидно, чувствуя разницу между литературным и кубанским вариантами украинского языка. Так что вряд ли можно признать корректными намёки на «языковую», филологическую неграмотность кубанского кобзаря. Пивень очень любил украинский язык, восхищался его образностью и пластическими возможностями. «Хотя украинский язык, – отмечал он, – правда, ещё очень беден своим словарём, чтобы живым словом можно было хорошо выразить всякую мысль человека, и далеко ему пока ещё равняться с языками других народов, но ни один такой язык не сравнится богатством слова, когда дело дойдет до того, чтобы описать битву, драку, рыцарство, войну и так далее. Правда ли это? – спросит кто-нибудь. – Конечно, правда! Разве забыли вы, что на этом языке говорили запорожцы, наилучшие в свете рыцари, сичевики, степовики, сыны батька Великого Луга и матери, Вольной Сичи, сыны казацкой свободы и воли?.. И вся жизнь их проста, и одежда широка и вольна, и мова звучна и выразительна...» [5]. Далее, чтобы подтвердить свои слова, автор приводит собственное стихотворение, где воспроизводятся десятки воинственных слов, часто нарочито комических.
...В марте 1920 г. А. Пивень в составе чинов управления Ейского отдела эвакуируется в Грузию, оттуда в Крым, ну а уже затем с другими кубанскими строевыми частями на остров Лемнос; в конце декабря того же года перебирается в Югославию. Вначале печатался в журналах «Казачьи Думы», «Вольная Кубань», «Путь казачества», а потом долгое время исключительно в «Вільном козацтве» – самом солидном издании казачьего зарубежья. Долгое время он подписывал свои поэтические призывы псевдонимом Мартын Забигайло из опасения причинить вред оставшимся на Кубани родным. В начале тридцатых его уверили, что все они погибли в подвалах ОГПУ, и он вновь стал подписываться своим настоящим именем.
Казачья эмиграция широко отметила 60-летие со дня рождения своего старейшего литератора. «Вольное казачество» опубликовало его новую пьесу «У лагерях під станицею Уманською», редакция объявила сбор средств для издания избранных произведений. 18 июня 1932 г. Союз кубанских писателей и журналистов, возглавляемый Ф.А. Щербиной, устроил в честь юбиляра торжественный вечер.
Вот тут-то и разразилась гроза. Отличавшийся крайним деспотизмом главный редактор журнала Гнат Билый потребовал от сотрудников выхода и отмежевания их от вышеназванного союза. А. Пивень отказался подчиниться диктату, и за проявленную строптивость был жестоко наказан. Старику не только не отдали уже собранные деньги, но и отказали в дальнейших публикациях в журнале, обрекая его на, и без того, голодное существование. К этому периоду и относятся публикуемые ниже горестные воззвания казака. Какое-то время писателя старался поддержать официоз Кубанского казачьего войска в эмиграции, журнал «Кавказский казак», но эта помощь была нерегулярной и неравноценной. Ведь «Вільне козацтво» публиковало его почти в каждом номере, а выходил журнал дважды в месяц. Позднее всё же «простили», но печататься пришлось уже под новым псевдонимом – О. Ходькевич-Сапсай. И юбилеев уже не устраивали [6].
Во время Второй мировой войны писатель перебирается в Германию, поселяется в доме для престарелых и целиком посвящает себя философии и религии. В 1950-е годы его произведения ещё долго публиковались в последнем кубанском русско-украинском журнале «Кубанський край» (Канада) и некоторых других.
7 апреля 1962 г. немногочисленные уже тогда казачьи журналы разнесли по миру скорбную весть: Волею Божьей в возрасте 90 лет тихо умер Александр Ефимович Пивень [7].
Список использованных источников
1. Щербина Ф.А. Программа (вопросник) о необходимости сбора сведений для написания истории Кубанского казачьего войска // Кубанские областные ведомости. 1904. 16, 17, 20, 23 марта.
2. Башмак Михаил Хомич (11 января 1892 г. по ст. ст. – 6 апреля 1976 г.) – библиограф казачьей эмиграции. Уроженец станицы Каневской, после завершения Гражданской войны – в эмиграции. После окончания Карлова университета работал в Пражской славянской библиотеке. После смерти Григория Фёдоровича Щербины стал его душеприказчиком, в результате чего получил в собственность архив его отца.
3. Пражский архив Ф.А. Щербины в 1965 г. был приобретён у М.Х. Башмака пашковским казаком К.А. Плохим, проживавшим в Нью-Йорке, и тайно переправлен в США. После его смерти поступил на хранение в Украинский музей-архив им. В. Антоновича в Нью-Йорке. Остатки пражской коллекции (в основном современные копии, сделанные М.Х. Башмаком) были в августе 1973 года перевезены кубанским архивистом Г.Т. Чучмаем в Краснодар и сданы на хранение в Государственный архив Краснодарского края (фонд 764).
4. Биография казачьего поэта Александра Ефимовича Пивня // Казачья жизнь – Козаче життя (США). 1956. № 40. С. 6–7.
5. Півень О.Ю. Про українську мову // Півень О. Козацька розвага. – М., 1907. С. 196.
6. Чумаченко В.К. Казачий кобзарь // Родная Кубань. 2002. № 4. С. 120–127.
7. До всіх земляків-кубанців і любителів творчості О.Ю. Півня // Кубанський край (Торонто). 1962. № 2. С. 2–3.
Письма А.Е. Пивня Ф.А. Щербине и его секретарю С.А. Федорову
Письмо 1
22.VII. 1931
Iugoslaviiy, Вальево, село Петница
Глубокоуважаемый Федор Андреевич!
Прошу заранее извинения в том, что я вынужден беспокоить Вас настоящим моим письмом и просить удостоить меня Вашим добрым вниманием и сочувствием. Вскоре после Пасхи, когда у меня скопилась некоторая сумма денег (помощь от казачьих организаций), я отправился в ближайшую грязелечебницу для лечения моей болезни ног (ишиас), которая меня ужасно мучила, От такого лечения боли в ногах скоро утихли, и я получил возможность свободно ходить, чего раньше не мог делать в течение многих месяцев. К сожалению, моих скудных средств не хватило довести курс лечения до конца, и я был вынужден вернуться обратно в свое захолустье. Перед отъездом доктор предупредил меня, что мой ишиас возник на ревматической почве и потому, будучи недолеченным, может скоро вернуться снова. В этом случае он советовал приехать в лечебницу еще на 2–3 недели, после чего ишиас будет окончательно излечен. Недавно слова доктора оправдались: болезнь действительно вернулась снова и стала меня мучить по-прежнему. За эти 5–6 недель, когда я был свободен от этой мучительной болезни, я все-таки успел написать несколько хороших стихотворений, чего раньше не мог делать больше полгода. Стихи будут помещены в очередных №№ журнала «В[ольного] к[азачества]» [1]. Однако сейчас болезнь так связала меня, что не только писать стихи, а нет сил глядеть на свет божий, почему мне крайне необходимо поехать в лечебницу для вторичного лечения ваннами.
Стыдно мне снова обращаться за помощью к казакам путем печатного воззвания (хотя мой приличный возраст в 60 л., а эта болезнь отчасти и служит некоторым к тому извинением), почему я решил написать отдельные письма тем лицам и организациям, которые и раньше отнеслись к моему тяжелому положению с сердечным сочувствием, и в том числе посылаю настоящее письмо и Вам. Я теперь твердо уверен, что после вторичной поездки буду здоров и способен к труду и тогда получу возможность жить и работать, не прибегая к общественной помощи.
Ввиду изложенного, усердно прошу Вас, глубокоуважаемый Федор Андреевич, не посчитать настоящую мою просьбу неуместной или слишком докучливой (поверьте, если бы не было мне так слишком тяжело от болезни и материальных невзгод, я никогда не посмел бы докучать Вам), но еще раз отнестись ко мне с добрым казачьим сочувствием и помочь мне долечить мою болезнь и стать твердо на ноги. Я знаю, что и у Вас имеются свои нужды, но мое положение, среди чужих людей, в глуши, при такой болезни, какая не дает возможности двигаться, такое безвыходное, что если никто на эти мои письма не отзовется, то просто хоть пропадай, да и только.
Буду вспоминать о Вашей доброте и отзывчивости с чувством глубокой благодарности.
Я никому в Прагу об этом не пишу, так как на большое количество писем не хватает средств (написал только редактору И. Билому [2]), а Вам решил написать потому, что Вы имеете большие связи и знакомства, что Вас особенно уважают и что всякое ваше слово перед кем-либо из кубанцев о моей нужде будет мне на пользу.
Надеюсь, что эта вторая поездка принесет мне выздоровление, а если бы, паче чаяния, и это мне не помогло, тогда в дальнейшем решил пропадать молча и никого уже не беспокоить своими просьбами. Но у меня надежда твердая, да иначе и не может быть: ведь мне так необходимо выздороветь и так еще много нужно написать для нашего казачества, что моя надежда должна осуществиться во что бы то ни стало.
Дай Бог Вам усього найкращого!
С искренним казачьим приветом и уважением А. Пивень
Письмо 2
Iugoslaviiy, Вальево, село Петница
10.IV.1932 г.
Глубокоуважаемый Федор Андреевич!
Сердечно благодарю Вас за Ваше особенное внимание и очень доброе отношение к моей нужде и безысходному материальному положению. Я такого внимания ничем не заслужил. Живу я сейчас прямо впроголодь и едва дождался весны. Только на днях у нас растаял снег и появилось первое тепло. 27 марта (по-старому) на «теплого Олексія», когда высохла земля, я начал понемногу шевелиться, чтобы засадить огородные растения: лук, картофель, бураки и всякую другую зелень. На огородные продукты у меня единственная надежда.
С большим вниманием прочитал Ваше большое и очень содержательное письмо в день его получения, а потом и еще читал его всякий следующий день, и от этого чтения у меня появилась некоторая надежда на выход из нужды, хотя эта надежда очень маленькая и шаткая: я мало верю в этих американцев, т.к. мне еще в прошлом году писали из Франции и Чехословакии (и еще не помню откуда) и предлагали списаться с Терещенком [3] в Нью-Йорке относительно передачи всяких документов за время русской революции, а также просил других написать, но из этого ничего не вышло и до сих пор никто мне еще не сообщил, был ли где случай продажи таких материалов и документов и получил ли кто за это деньги? Документов у меня, конечно, никаких нет, а воспоминания написать мог бы и даже очень ценные, например, о восстании 10 станиц против (т.е. вокруг – В.Ч.) города Ейска в апреле 1918 года, где я был и очевидцем и участником (я в то время жил в хуторе Широчанском, убежавши туда от (большевиков – В.Ч.). Конечно, я буду понемногу писать о Ейском восстании, но скоро его закончить не могу, нужно мне спешить с огородом, чтобы к Пасхе его закончить, а силы у меня слабые и ноги плохо служат. Если бы я добыл какую-либо службу, тогда я, имея каждый день кусок хлеба и теплый угол, ежедневно вечерами писал бы об этом. Но после огородной работы так устаю, что писать никак не могу. Сейчас пишу, пользуясь праздничным отдыхом.
Написал о Вашем предложении Я. Лопуху [4] и получил от него уведомление, что он будет писать свои воспоминания, однако тоже не обещает скоро написать, т.к. служит в семинарии в Софии и столяром, и птицеводом и пасечником, да еще хуторс[ким] атаманом и свободного времени совсем не имеет. Пишет, что встает в шесть часов утра ежедневно, идет на работу, а возвращается в свою комнату вечером уставшим и разбитым и рад скорее лечь в постель.
Мог бы писать и для фильма что-нибудь интересное из жизни нашего казачества, хотя не имею понятия о такой работе и совсем не знаю, как пишутся эти сценарии для фильмов. А ведь эта работа совсем не будет похожа на какую-нибудь драму, и я вообще не представляю себе, как я ее напишу, когда для кинематографа совсем не нужны диалоги и монологи, а только одни немые движения? Если бы Вы были так добры прислать мне указания, как нужно писать, или образец какого-либо сценария, чтобы я мог понять и видеть, как нужно работать для фильма. Вообще я готов бы сейчас взяться за такой труд, сидеть и писать, если бы получил за труд хоть понемногу, чтобы иметь каждый день кусок хлеба.
Крепко жму Вашу руку.
С глубоким уважением А. Пивень.
Глубокоуважаемый Федор Андреевич!
Я Вас тоже хочу просить дать мне более подробное уведомление о том, какая именно может быть плата за написание воспоминаний, случаи, эпизоды и проч. из жизни казачества, когда и откуда ее можно получить, какая может быть плата за работу для фильма, в чем и в какой форме и виде она заключается и проч[ее].
А я с охотой и усердием занялся бы подобной работой, но нужно хоть понемногу получить плату вперед для покупки одного хлеба и канцел[ярских] принадлежностей.
Вообще я согласен был бы писать воспоминания и, пожалуй, написал бы много ценного материала из жизни нашего казачества, но не могу работать голодным, без должности, без дела, не имея ни копейки даже на хлеб. Мог бы писать, если бы за эту работу получал гонорар хоть понемногу, каждые две-три недели хоть по 200 динар. Тогда я имел бы, за что купить хлеба и оплатить квартиру, и работал бы, ожидая в будущем более ценного за труд вознаграждения. А работать так, без копейки денег, и ждать гонорар из-за океана, – Бог его знает, когда его дождешься!
Письмо № 3
Сергей Алексеевич! [5]
Прилагаю и эту вырезку из журнала, может, быть вы найдете нужным послать и её в Львов, как доказательство, что я писал еще и на Кубани и имею много серьезных и крупных произведений, хотя подробно их припомнить не могу.
А. Пивень.
Комментарии:
1. «Вольное казачество» – литературный и политический иллюстрированный двухнедельный журнал под редакцией И.А. Билого. Выходил с 10 декабря 1927 по 25 июня 1934 г. в Праге, затем до 10 октября 1939 г. – в Париже. В пражский период деятельности журнала А.Е. Пивень был одним из его основных авторов, в нём он публиковал под псевдонимом Мартын Забигайло и О. Ходькевич-Сапсай казачьи песни и гимны, прозаические наброски, сценки. В 1932 г. журнал широко отметил 60-летие А.Е. Пивня, опубликовав о юбиляре большую статью, автором которой был Гнат Билый. Через редакцию журнала был организован сбор средств на издание книжечки сочинений «козачого кобзаря».
2. Билый Игнат Архипович (1.1.1887, ст. Ольгинская, Кубань – 27.03.1973, США), кубанский политический деятель, один из лидеров вольноказачьего движения. Из бедной казачьей семьи. Окончил Кубанскую учительскую семинарию и физико-математический факультет Петербургского университета (1912). Преподавал в Екатеринодарском реальном училище, участвовал в основании и издании газеты «Кубанская мысль», был председателем Общества учащих и учивших Кубани и Черноморья. С 1917-го – член Временного Кубанского Областного Исполнительного комитета, член Кубанской Войсковой Рады и Войскового правительства, Кубанской Краевой и Законодательной Рад. В июне 1920 г. командирован в Польшу, где остался на положении политического эмигранта. В Варшаве организовал и редактировал газету «Голос Казачества» (1921–1922). Переехав в Прагу, работал ассистентом кафедры гидротехники Украинской хозяйственной академии в Подебрадах. В 1927 г. участвовал в организации вольно-казачьего движения, став соредактором, а затем единоличным редактором двухнедельного журнала «Вольное казачество – Вiльне козацтво» (1927–1939; вышло 272 номера). В июле 1935-го после раскола вольноказачьего движения объявил себя походным атаманом. В 1939 г. был заключен французскими властями в лагерь, а затем выслан в Алжир. Летом 1948 г. объявлен своими сторонниками верховным атаманом. С 1951 г. издавал в Париже двухмесячную газету «Казак». В 1958-м переехал в США, где продолжил полемику с лидерами казачьего зарубежья. Автор нескольких книг и брошюр на русском и английском языках.
3. Терещенко Валерий Иванович (1901–1994) – уроженец Екатеринодара, окончил местную гимназию. В 1920 г., больной тифом, был вывезен из Крыма вместе с остатками врангелевской армии. Десять лет прожил в Чехословакии, где получил высшее экономическое и сельскохозяйственное образование, преподавал. В 1930 г. перебрался в США. После окончания экономического факультета Колумбийского университета сделал прекрасную карьеру: преподавал в различных университетах, был вице-президентом крупной фирмы, старшим экономистом в Министерстве сельского хозяйства США. В 1960 г. вернулся в СССР, преподавал в Киевском университете, занимался научными исследованиями, выпустил несколько книг. Можно предположить, что сбор архивных материалов о русской революции относится к периоду его учебы в Колумбийском университете, владеющем ныне крупной коллекцией документов об этом периоде русской истории, в комплектовании которой принимали участие многие профессора и студенты этого учебного заведения.
4. Лопух Яков Иванович (3.04.1871 – не ранее 1945) – литератор казачьего зарубежья. Родился в ст. Старомышастовской в бедной семье. Окончил начальное станичное училище. Из Екатеринодарской фельдшерской школы при войсковой больнице, куда поступил в 1891 г., отчислен за «громкое» поведение и командирован в 1-й Черноморский полк, службу в котором закончил вахмистром в 1898 г. В этом же году сдал экзамен на звание учителя начального училища. Педагогическую деятельность начал в Гурийском одноклассном училище. В 1899 г. в «Кубанских областных ведомостях был опубликован его первый рассказ «Похороны учителя». Позднее работал в Камышеватском и Копанском двухклассных училищах. С 1911 г. служил делопроизводителем в управлении Ейского отдела. В 1917-м он уже участковый начальник, 6 августа 1917 г. избран членом Кубанского областного Продовольственного комитета. Осенью в разгар революционных событий в станице Уманской состоялся казачий съезд, на котором был создан «Казачий союз», призванный организовать борьбу против надвигавшейся большевистской опасности. Его возглавил атаман отдела генерал П.И. Кокунько, а его товарищем (заместителем) избран Я.И. Лопух. Оказавшись в эмиграции, писатель примкнул к вольноказачьему движению, издававшему в Праге журнал «Вольное казачество», на страницах которого опубликованы многие его рассказы, очерки и публицистические статьи: «Козача могила», «Кубанская старина и новина», «Пауки» и др.
5. Федоров (Лантух) Сергей Алексеевич (13.01.1891 – 14.03.1948) – литератор казачьего зарубежья. Родился в станице Лабинской в семье начальника местной команды. Образование получил в Кубанском Александровском реальном (1899–1908 гг.) и в Казанском военном училищах (1908–1910 гг.), откуда вышел хорунжим во 2-й Кубанский пластунский батальон.
С.А. Фёдоров ещё в детстве увлекся сочинительством. С 1914 г. его статьи появлялись в газетах «Инвалид», «Тифлисский листок», «Кубанские областные ведомости», «Кавказский Край», в журналах «Разведчик» и «Офицерская жизнь».
Первая мировая война открыла С.А. Фёдорова как храброго офицера и талантливого командира. Уже за участие в первом бою его наградили орденом св. Владимира, а затем – орденом св. Анны «За храбрость». С пластунами он воевал под Сарыкамышем, Караурганом, в Галиции. Новоиспечённого подъесаула в 1915 г. вызвали в офицерскую воздухоплавательную школу, куда он мечтал поступить ещё до войны. После её окончания занимает вакансию в Морской воздухоплавательной роте.
В январе 1919 г. С.А. Фёдоров возвращается в родные края, где формирует Кубанский казачий воздухоплавательный дивизион, который возглавляет в чине полковника. Со своим отрядом Сергей Алексеевич переживает все кубанские перипетии, Крымскую эпопею, эвакуацию на Лемнос.
В 1922–1931 гг. С.А. Фёдоров учился в Подебрадской хозяйственной академии (поочерёдно на двух отделениях) и одновременно на юридическом и затем философском факультетах Украинского Вольного университета в Праге. Его статьи публикуются в журналах «Казачий путь», «Путь казачества», «Казачий сполох», Кубанские думы», «Кубань», «Вольное казачество», «Казачье дело», «Родимый край», «Кубанское казачество», «Кавказский казак», «Кубанская старина и современность», «Россия», «Літопис «Червоної калини»» и др.
Совместная работа в Обществе изучения казачества, а также в Союзе кубанских писателей и журналистов сблизила Фёдорова с Ф.А. Щербиной. В 1931–1932 гг. Сергей Алексеевич становится основным сотрудником журнала «Кубанское казачество», ставшего печатным органом Союза. В нём опубликованы его очерки «Атаман Кухаренко», «Пластуны», «Кубанское казачество». В 1932 г. имя литератора появляется на страницах официального органа Кубанского казачьего войска «Кавказский казак» («Вольная Кубань»). В двух номерах публикуются его знаменитые «Биографические данные о деятельности Ф.А. Щербины. Краткий очерк по автобиографическим данным, извлеченным из трех томов «Воспоминаний» Ф.А. Щербины и материалов для последующих томов».
…В 1942–1945 гг. в оккупированной Праге выходила газета «Казачий вестник», рупор казачьих соединений, воевавших в составе вермахта. Один из наиболее публикуемых авторов – доктор С. Фёдоров. Этот факт предопределил его дальнейшую судьбу. Согласно официальной справке, он был арестован 3 октября 1945 г. в Праге и 25 февраля 1946 г. осуждён и приговорён к высшей мере наказания – расстрелу. Приговор приведён в исполнение 14 марта 1948 г.
Источник: Научно-творческое наследие Фёдора Андреевича Щербины и современность: сборник материалов XII международной научно-практической конференции «Научно-творческое наследие Фёдора Андреевича Щербины и современность», г. Краснодар, 27 февраля 2012 г. / редколлегия: С.Н. Якаев и др. – Краснодар: ИМСИТ, 2012г. Тираж 150 экземпляров.