Долгое время обстоятельства появления храма в станице Ессентукской были неизвестны исследователям и заменялись предположениями или мифами. Между тем, это событие связано с довольно громким конфликтом, который разразился в отношениях между местными казаками-старообрядцами, властями и официальной церковью.
Долгое время обстоятельства появления храма в станице Ессентукской были неизвестны исследователям и заменялись предположениями или мифами [1, 33]. Между тем, это событие связано с довольно громким конфликтом, который разразился в отношениях между местными казаками-старообрядцами, властями и официальной церковью. Началось все с того, что в 1815 г. «по распоряжению преосвященного Гаия архиепископа Астраханского был определен к старообрядческому дому в Александровской станице, состоявшему для отправления богослужения и исправления треб по старопечатным книгам, священник Алексей Петров». Но вскоре стало известно, что он активно поддерживает раскольников, а потому в 1826 г. его удалили от «священно действия». С этого времени казаки Волгского полка, которые явились основателями Ессентукской станицы, «лишились слышания Богослужения, рождающиеся младенцы оставались без крещения, больные умирали без исповеди и святых таин причащения, и вообще не имели они возможности исполнять христианских обязанностей». Не желая мириться с таким положением, они решили пригласить к себе «Георгиевского уезда села Нижнеподгорного священника Якова Сероглазова», чтобы он проводил службы в имеющемся в станице молитвенном доме. Его, видимо, казаки-старообрядцы возвели сразу же после переселения на новое место в 1825 г., но после удаления Петрова службы в нем вести было некому.
Для достижения намеченной цели были избраны ходоки в лице отставного казака Ивана Хлебникова и не служащего Алексея Полякова, которых староверы в июле 1829 г. отправили в Новочеркасск. Прибыв на место, 23 сентября казачьи делегаты составили прошение в духовную консисторию и подали его преосвященному архиепископу Афанасию. После рассмотрения их просьбы в Новочеркасск был вызван сам Сероглазов. Он отказался от поступления к старообрядцам, а «посему чрез Георгиевское духовное правление было объявлено просителям, что если они согласятся вместо молитвенного дома устроить церковь…тогда архиепископ будет ходатайствовать у Святейшего правительствующего Синода», чтобы к ним прислали священника. Но средств на строительство и содержание большого храма у ессентукских казаков не нашлось, а потому они отказались от такого предложения.
Впрочем, надежды пригласить к себе священника местные верующие не оставляли и «в июле месяце 1830-го года в проезд преосвященного Афанасия по Кавказской области, из упомянутых поверенных Иван Хлебников подал ему другое прошение убеждая определить к старообрядческому обществу священника по их избранию с тем, чтобы оный был в зависимости и распоряжении Его Высокопреосвященства». С ним Афанасий обратился к митрополиту Санкт-Петербургскому и Новгородскому высокопреосвященнейшему Серафиму, а тот, в свою очередь, донес его до сведения императора Николая I [5, 73-74 об.].
Далее, как свидетельствуют документы, «в следствии сей просьбы государь император принимая во внимание, что на основании церковных правил священник в часовне определен быть не может, высочайше повелеть соизволил отпустить на обращение означенной часовни в церковь 5 тыс. рублей ассигнациями с тем, чтобы церковь была устроена и определен был священник на правах единоверческих».
Единоверческие права, или вернее правила, были разработаны и приняты 27 октября 1800 г. и предназначены для сглаживания имеющихся разногласий между официальной церковью и старообрядцами. Они представляли из себя компромисс, достигнутый православными богословами, опираясь на который можно было создавать церкви, подчинявшиеся Синоду, но учитывающие и духовные потребности раскольников. Однако далеко не все старообрядцы готовы были согласиться на подобное предложение. Подтверждение тому - позиция ессентукских староверов, настороженно встретивших царский подарок. Достаточно сказать, что из станиц Ессентукской, Кисловодской и Боргустанской только 17 человек соглашались иметь священника на таких условиях [2, 1-92], в то время, как по данным за 1835 г., в Ессентукской старообрядцев было 340 человек мужского пола и 359 женского, в Кисловодской 108 мужского и 120 женского, в Боргустанской 34 мужского и 37 женского [4, 12].
Хотя деньги поступили в Штаб Кавказских войск уже в 1831 г., «но поверенные старообрядческих обществ просители Хлебников и Поляков по троекратном им объявлении дабы они явились к Георгиевскому протоиерею для дальнейшего распоряжения относительно постройки церкви не являлись». Казаки просили начальство разрешить пригласить к ним старообрядческих священников из Иргизских монастырей, находящихся в Саратовской губернии.
Убеждать староверов «принять священников на правилах единоверческих церквей» решили с помощью миссионеров. С этой целью соответсвующее предписание от архиепископа Новочеркасского получили «Благочинный Пятигорского уезда Баталпашинской станицы священник Диомид Зайцев» и «того же уезда Беломечетской станицы священник Иоанн Чаленков». Первоначально проповедникам сопутствовал успех, и «по тщательному увещеванию Волгского казачьего полка старообрядцы Кисловодской и Есентуцкой (название станицы в документах пишется по-разному. – Ю.К.) станиц сначала всем обществом желали принять священника на правилах единоверческих, но, имея у себя ожесточенных развратников казаков Осипа Горячева, Ивана Хлебникова и Алексея Полякова» впоследствии отказались. Удалось заручиться лишь согласием общества станиц Горячеводской и Пробежной.
Эти сведения архиепископ Новочеркасский довел до Начальника штаба войск на Кавказской линии и в Черномории А.А. Вельяминова с просьбой получить от казаков «удостоверительное подтверждение в желании их принять священника на правилах единоверческих, истребовать от них обязательство: согласны ли они для будущего священника и церковнослужителей отвести узаконенную пропорцию земли и построить для них дома».
Когда необходимое согласие было получено, об этом сообщили Министру внутренних дел. Не решаясь приступить к строительству церкви в ситуации, когда «большая часть казаков старообрядцев отказались принять священника на правилах единоверческих», кавказское духовенство в обращении к главе МВД вместе с тем отмечало, что при строительстве храма в Ессентукской есть надежда, «что при благочестивой жизни достойного священника многие, оставив свое заблуждение, обратятся к свету истины». Осознавая все трудности, какие могут возникнуть перед пастырем в первое время, архиепископ Афанасий предлагал назначить на «содержание священника с причтом» жалованье в размере 500 руб.
Обо всех обстоятельствах, связанных с возведением церкви в Ессентукской, доложили лично Николаю I. Император посчитал необходимым воспользоваться каждым случаем «для достижения благой цели обращения заблудших на путь истины и водворения чрез то желаемого порядка» 26 мая 1834 г. отдал распоряжение Новочеркасскому архиерею: «а) Избрать во вверенной ему епархии достойного и знающего священника и отправить его в то место, в качестве миссионера, где некоторые из жителей изъявили желание присоединиться к единоверию, снабдив его надлежащим наставлением…дабы он напутствовал и укреплял благое намерение в тех, кои обратились к единоверию, исправлял для них духовные требы по старопечатным книгам и, действуя с кротостью и духовным назиданием, показал бы жителям пример преимущества правильного священства. б) Священника послать в том предположении, чтобы определить его потом к имеющейся построиться церкви там, придав ему причетника. в) Содержание сему священнику назначить на первый год 750 рублей, а причетнику 250 рублей, по прошествии же года донести об успехах его миссионерства и войти с представлением о назначении постоянного от казны содержания. г) По сношению со мною избрать место для построения единоверческой церкви и приступить к постройке на пожалованные для сего 5 тыс. рублей».
Не оставил без внимания государь и местных «старообрядческих наставников», повелев Министру внутренних дел уточнить, являются они служащими или отставными, предполагалось в случае необходимости немедленно откомандировать их подальше с Кавказа.
Выполняя высочайшую волю, генерал-лейтенант А.А. Вельяминов отдал распоряжение Наказному атаману Кавказского линейного казачьего войска «старообрядческих уставщиков…иметь под строгим, но секретным надзором и буде замечено будет, что они стараются отклонить старообрядцев от желания принять правильного священника и устроить церковь единоверческую, то удостоверясь в том, немедленно людей за строгим караулом доставить в Штаб вверенных мне войск в город Ставрополь».
Первоначально предполагалось назначить в качестве священника в ессентукскую церковь уже упомянутого Деомида Зайцева, но он умер, а потому в феврале 1835 г. эту миссию поручили Ивану Чаленкову. Однако казакам он пришелся не по душе, и в своем обращении к Наказному атаману П.С. Верзилину от 16 декабря 1835 г. они просили прислать к ним «священника Горского казачьего полка станицы Павлодольской Алексея Семенова», который, по словам верующих, «изъявил…лично свое согласие».
Такое пожелание казаков со стороны иерархов кавказской церкви было воспринято с пониманием. Во всяком случае, еще в начале июля 1835 г. архиепископ Афанасий писал генерал-майору Верзилину следующее: «Находящийся в роде миссионера в Есентуцкой станице священник Иоанн Чаленков донес мне, что пожелавшие присоединиться из раскольников к единоверию, прежде допускали его исправлять у них христианские требы и священнослужение, а ныне отказались от сего потому, что он имеет приход при православной церкви и там свою оседлость». В этой связи атамана просили «объявить им,…что священник Чаленков послан к ним на время токмо для общего с ними соглашения относительно постройки единоверческой церкви… Если же они желают иметь особенного священника навсегда при устрояемой церкви, то пусть изберут его ли Чаленкова, или другого токмо бы избранный ими священник был беспорочной жизни, знающий Писание, истинное христианское учение и правил семи вселенских соборов. Я не отрекусь от удовлетворения благому их желанию» [2, 1-92].
Возводить храм доверили приглашенному строителю «калужской губернии Казельского уезда сельца Железнец князя Меньщикова крестьянину Михаиле Григорьеву Рябову», который за свою работу запросил 2300 рублей. К началу 1837 г. строительство церкви в станице было в основном завершено. В рапорте Наказного атамана отмечалось, что «она совершенно в стенах уже окончена, поставлены на главах кресты и покрыта железом». Теперь встал вопрос о внутреннем убранстве храма. Предполагалось использовать «ризницы и другие церковные вещи, принадлежащие старообрядческому молитвенному дому в станице Есентуцкой выстроенному», но, как оказалось, «сии вещи при нападении в 1831-м году на станицу Есентуцкую закубанских хищников все ограблены». Не хватало икон, а потому «Новочерскасский епархиальный архипастырь разрешил дополнительное иконное писание возложить на живописца, с тем, чтобы таковые написаны были со старых икон, а как изображение таковой живости с иконостасом необходимо нужны будут к освящению выше означенной церкви», то новый ессентукский иерей Алексей Семенов просил атамана Верзилина вызвать «казака Моздокского казачьего полка Дмитрия Степанова как способного и опытного в сем отношении», и снабдить его «нужным к тому материалом и прочими пособиями».
Но получить опытного мастера оказалось не так-то просто. Его старались удержать у себя другие станичные общества. В рапорте командира Моздокского казачьего полка майора Власова к новому Наказному атаману Кавказского казачьего линейного войска генерал-майору Николаеву по поводу задержки с приездом Дмитрия Степанова сообщалось, что он долго болел, а когда поправился, «оканчивал по договору с г.(осподином. – Ю.К.) областным предводителем дворянства Раставановым в церковь его иконостас, которого еще не окончил, сверх того по предположению общества Наурской станицы в переправке пришедшей в совершенную ветхость церковной кирпичной ограды, необходим в постройке вновь, в чем он по предложению общества уже и условился с оным». И только в конце марта 1838 г. Дмитрий Степанов оказался в Ессентукской. Для работы в качестве образца ему были выданы «из старообрядческого Есентукской станицы молитвенного дома и хранящиеся ныне у казака Александра Мигузова старинного писания иконы».
В апреле 1838 г. в станицу Ессентукскую прибыла комиссия для проверки расходования средств на строительство церкви. В ее состав вошли «Пробежной станицы старообрядческого общества депутаты отставные урядник Осип Хламов, казаки Андрей Лопатин и Петр Чиреков, совместно с приглашенными ими от старообрядческого сословия станицы Есентуцкой г.г. офицерами сотником Красновым и хорунжим Поляковым». В ходе осмотра церкви члены комиссии нашли, что «все аккуратно и прочно». Незначительные недоработки строитель обещал исправить в ближайшее время. Финансовая отчетность также не вызвала нареканий.
Между тем на смену Алексею Семенову был назначен новый священник «для окончательного обращения находящихся в станицах Волгского казачьего полка раскольников к единоверию». В местной епархии найти подходящую кандидатуру не удалось, а потому «в должность сию избран священник Воронежской епархии Павловского уезда села Пузева Степан (в других документах Стефан. – Ю.К.) Полянский». Сообщение об этом архиепископа Афанасия к Наказному атаману датируется 15 февраля 1838 г. Видимо в этом месяце Полянский и приступил к своим обязанностям. Почему происходила столь частая смена миссионеров, сказать сложно, во всяком случае такая кадровая чехарда не способствовала поставленной цели. Полянский тоже не задержался на этом месте, и в октябре того же года его заменил «Моздокского уезда станицы Галюгаевской заштатный священник Трифон Хламов» [3, 1-43 об].
Новому священнослужителю, как и его предшественникам, пришлось соперничать со старообрядцами за своих прихожан. Раскольники по-прежнему имели в станице свой молельный дом, куда собирались на богослужения. Летом 1843 г. «для обозрения некоторых церквей Ставропольского и Пятигорского округов» прибыл «Войска Черноморского Екатерино-Лебяжской пустыни архимандрит Дионисий». Вместе с протоиереем Павлом Александровским они посетили станицу Ессентукскую, где узнали о наличии молельни. Дионисий, «желая иметь понятие об этом доме, …решился хотя поверхностно взглянуть на оный и пойдя с протоиереем Александровским к окошку того дома увидел, что в оном происходит разное пение, на вопрос же его об оном у священника единоверческой церкви Трифона Хламова, он объявил, между прочим, что дом этот для единоверческой церкви служит большим вредом, как потому, что обратившиеся к единоверию, оставляя свою церковь, стекаются в оный для молитвословия, совершаемого старообрядцами».
Справиться с конкурентами самостоятельно представители официальной церкви не могли. Старообрядцы «в проезд чрез станицу Есентукскую, его преосвященства Иеремия, лично ему сознались, что молитвенный дом ими построен без разрешения начальства как духовного, так равно и гражданского, по собственному своему произволу, в который и ходят для отправления богомолия, а дабы показать его частным сделали в нем печку, ссылаясь на словесное разрешение бывшего корпусного командира генерала от инфантерии Головина, во время бытности его в г. Пятигорске, где они ему представлялись». Лишь после прямого обращения Иеремии к генерал-лейтенанту С.С. Николаеву последний своим приказом от 4 декабря 1843 г. повелел закрыть и опечатать молитвенный дом [6, 1-10].
Но только противостоянием в станице Ессентукской дело не ограничилось. В апреле 1835 г. происходит столкновение в станице Кисловодской. Сюда с командой казаков направился командир Волгского полка полковник Антон Карлович Зельмиц и священник Чаленков, чтобы изъять хранящиеся в старообрядческом молельном доме книги. Они нужны были Чаленкову для отправления богослужения «на правилах единоверческих». Попытка получить их у ессентукских староверов закончилась неудачей, т.к. они «тайно вынесли из своей часовни книги, спрятали их в своих домах и отозвались, что кроме псалтырей и часовников, никаких других книг не имеют». Как свидетельствуют материалы комиссии Военного суда, собравшейся по данному случаю в Ставрополе, «священник Чаленков и полковник Зельмиц усматривая из сего, что подобный случай может сделаться и в станице Кисловодской, с вечера командировали туда урядника Чижова дабы до приезда их не были вынесены из часовни книги, и когда только прибыл во оную станицу Чижов, то как он показал, сам стоял при дверях часовни, куда станичный писарь Василий Поляков, потом близко полуночи два какие-то старика, а по утру много старообрядцев и женщин приходили к нему, дабы позволил выбрать им из часовни книги. Потом казак Горячев пришел к часовне состоящей на его дворе, кому-то из собравшихся людей стал отдавать ключ от оной, но никто его не взял. Тогда он Горячев сказал ко всем стоявшим: «Молитвенный дом ни мне одному принадлежит, а всему обществу» и бросил ключ в толпу народа. В этом и сам Горячев признался, говоря, что сделал сие будто из опасения, дабы не ответствовать ему пред полковником Зельмицом за преждевременное их собрание у молитвенного дома».
Но как показали дальнейшие расспросы, станичники собрались у молитвенного дома не спонтанно, а договорились заранее не отдавать свои святыни. В ходе дальнейшего допроса «кисловодской станицы отставной казак Иван Расламбеков, долгое время разноречивший во своих показаниях, напоследок добровольно признался, что когда урядник Чижов заарестовал молитвенный дом, казак Сергей Попадьин (ныне умерший), пришел к нему Расламбекову близко почти полуночи, позвал его к дому уставщика казака Горячева, где застал стоявших под окнами казаков: Льва Попадьина, Филиппа Чернова, Минная Крымова и Савелия Абухова после подошедшего. Горячев в растворенное окно предложил им, что если в завтрашний день приедет полковой командир, войдет в часовню, где он Горячев будет и станут брать книги, то подговорить женщин, которые посильнее, чтобы отняли книги. Расламбеков на то отозвался: «Ты будешь в часовне вместе с полковником и усторонишь себя от беды, а мы должны пропасть». На сие сказали ему Сергей и Лев Попадьины: «Нет твоих в часовне книг, так и не жалеешь, а наши там». Горячев возразил: «Ну! Если я так задумал, то верно это Богу угодно» и затворил окно, скрылся в комнатах. После чего он Расламбеков и другие разошлись по своим домам».
Но подтвердить эту информацию со слов других участников следственной комиссии так и не удалось. Казаки отказывались сознаваться в сговоре, и как было зафиксировано, «Горячев показал, что Расламбеков хотя и подходил к его дому, но не с вечера, а пред рассветом, и говорил ему Горячеву только о заарестованном молитвенном доме, был ли еще кто с ним Расламбековым, не припомнит, и никому ни о чем не советовал». Это же на очной ставке подтверждали казаки Лев Попадьин, Минай Крымов и Савелий Абухов.
А вот как выглядело произошедшее столкновение со староверами, по словам полковника Зельмица. Он поведал, «что по прибытии его с священником, чиновниками и нижними чинами в станицу Кисловодскую и по объявлении старообрядческому обществу распоряжения начальства на Высочайшей воле основанного, оное общество с грубостию и самым пренебрежением решительно отвергнуло предложение о принятии священника на правилах единоверческих говоря, что будто оно никогда не уполномочивало казаков Ивана Хлебникова и Алексея Полякова ходатайствовать у епархиального начальства священника. Доверенность им от себя не давало и не знало вовсе когда и как Хлебников и Поляков составляли прошение об оном, настоятельно требуя, чтобы дозволено было им по прежнему иметь попа из Иргизских монастырей, и что они согласны принять священника Чаленкова, но только не на правилах единоверческих, а чтобы он побывал в Иргизских монастырях у тамошних священников научился старообрядческим правилам в отношении отправления треб и Богослужения по старопечатным книгам и доставил бы им оттуда свидетельство, иначе его Чаленкова принять не могут и не согласны».
Ситуация все больше и больше накалялась, и, по мнению Зельмица, «в этом более всех неповиновался и упорствовал выказывавший себя священною особою уставщик Иосиф Горячев, а по нем следовали урядник Леон Смирнов, казаки Петр Беспалов, Филипп Чернов, Ларион Обухов, Василий поляков, Герасим Попадьин, сын его Сергей (умерший), Иван Расламбеков и другие, коих не припомнит».
Видя, что разговоры ни к чему не приводят, «по просьбе священника Чаленкова, он полковник Зельмиц пошел со всеми бывшими при нем чиновниками и казаками, равно и находившимися в сборе старообрядцами, в молитвенный дом для взятия на время необходимо нужных священнику Чаленкову книг к отправлению Богослужения. На требование полковника Зельмица о подаче ключа от часовни, Горячев грубо отвечал, что оный брошен им старикам, а когда по приказанию его урядник Чижов отомкнул замок палочкою, в то время малолетними детьми был подан и ключ».
Вокруг молельного дома собралась толпа, которая через окна наблюдала за тем, как забирают дорогие им вещи. После того, как «выбрав семь книг нужных священнику Чаленкову для исправления треб, он полковник дал казаку Горячеву подписку во уверении, что оные по миновании в них надобности, будут возвращены в целостном состоянии. По отдаче уряднику Даниле Храмову и казаку Лопатину книг для несения, казак Горячев выскакивал из молельни на двор и в скорее возвратился, а он Зельмиц с бывшими при нем лицами, лишь хотел выходить, как вдруг все бывшие на дворе около дверей часовни раскольники обоего пола, в буйном исступлении, с шумом и криком, произнося «на что наши книги забрали» стремительно вломились внутрь молельни, отбили наглым образом книги из рук несших оныя, побрали и все оставшиеся в молельни и выскочили оттуда назад. В этом самом смятении казак Горячев кричал бунтующим, чтобы оставили свое действие, но они по отнятии книг разбежались. Бунтовщики сии суть казаки Петр Беспалов, Савелий Обухов, Филипп Чернов, Лев Попадьин, Ларион Обухов, Василий поляков, Герасим Попадьин, сын его Сергей (умерший), Иван Расламбеков и урядник Леон Смирнов. После сего бунта найдена в молельни на полу подписка, данная им Зельмицом казаку Горячеву в получении книг».
Из допроса участников событий стали известны и другие обстоятельства этого происшествия. Так, «стоявший на часах при дверях молельни в то время, как полковник с прочими был в средине оной, казак Степан Токарев показал, что казак Лев Попадьин, находившейся возле часовни, громко сказал женщинам: «Нуте бабы! Которые маломочные назад, а которые посильнее вперед, расчешем полковнику космы (волосы на голове)» и тот час с казачьими женами Марьею Попадьиною, Александрою Черновою, Федосьею Беспаловою, Аграфеною Голубовою и Акулиною Рулевою и прочими стали усиливаться, чтобы ворваться в дверь, но как он Токарев держал в руках цепь от двери, отворяющейся во внутрь часовни, дабы не впустить их туда, то вместе с дверью и он был ими втащен чрез порог в часовню и там повален на землю. По показаниям казака Расламбекова и урядника Чижова участвовали в том казак Петр Беспалов, казачья жена Авдотья Веретенникова и урядничья Дарья Андреева. Но ни Попадьин, ни Беспалов, ни все эти женщины <…> не сделали признания».
В итоге следственная комиссия пришла к выводу, что все участники происшествия должны быть биты кнутом и отправлены в ссылку. Все понесенные в ходе расследования траты должны быть возмещены за счет виновной стороны.
Досталось за неумелые действия и Зельмицу. Решили, что «полковник Зельмиц был действующим лицом при увещевании старообрядцев на принятие правильного священника и присоединение их к единоверию, вместо того, чтобы к достижению желаемой правительством мерами кротости и благоразумным убеждением склонить старообрядцев жительствующих в Кисловодской станице к единоверию, поступил вопреки и во взятии книг из молитвенного дома употребил власть начальника, которую в настоящем деле религия не требует. Ему бы надлежало оставить свое намерение во взятии книг и этим прекратилось бы волнение в фанатиках во всяком разе слепо повинующихся своим наставникам, и уже решительно отказавшихся от принятия правильного священника и присоединения к единоверию, и тогда не могло бы произойти от них непослушания законами нетерпимого». В итоге он лишился своего поста.
Что касается решения комиссии о наказании мятежных староверов, то после вмешательства Наказного атамана Кавказского линейного казачьего войска оно было пересмотрено. Хотя розги и были сохранены, но выселение в Сибирь отменили. Главных зачинщиков Иосифа Горячева и Николая Минякова (он был уставщиком у староверов в Георгиевской станице) перевели в другие полки, а «Герасима Попадьина, Савелия Абухова, Петра Беспалова и Ивана Расламбекова, по уважении старых лет выдержать на хлебе и воде под караулом семь дней и записать в станичный штрафной журнал». Иосиф (Осип) Хламов вообще был прощен.
В предписании Командира Отдельного Кавказского корпуса Головина начальнику Штаба Войск Кавказской линии Траскину от 6 февраля 1842 г. говорилось, что «как старообрядческий молитвенный дом в станице Кисловодской был заперт бывшим командиром Волгского казачьего полка полковником Зельмицом, по случаю предположения отобрать старопечатные книги, и после того опять заперт без всякого на то основания, до того же в этом доме старообрядцы имели свободный вход для моления, то я не нахожу причины препятствовать им вход в оный для сего и на будущее время, в том внимании, что во многих станицах Кавказского Линейного казачьего войска старообрядцы отправляют свободно в подобных домах по своей секте богослужение» [5, 58-169].
Власть, заинтересованная в верности линейных казаков, несших на своих плечах значительные тяготы по охране границ и борьбе с «немирными» горцами, не желала лишний раз ущемлять их права и идти на конфликт. Северный Кавказ по прежнему оставался оплотом староверов, крепко державшихся за свое право молиться Богу по заветам предков.
Библиографический список
1. Андреев Ю.П. Ессентукская летопись. Памятные события и даты в истории становления и развития города-курорта Ессентуки. – Ессентуки, 2001.
2. ЦГА РСО-А. Ф.3. Оп.1. Д.14.
3. ЦГА РСО-А. Ф.3. Оп.1. Д.15.
4. ЦГА РСО-А. Ф.3. Оп.1. Д.31.
5. ЦГА РСО-А. Ф.3. Оп.1. Д.38.
6. ЦГА РСО-А. Ф.3. Оп.1. Д.79.
Источник: Теодицея. Альманах. – 2010. - №1. – С.51-55.