История масштабных преобразований второй половины XIX в. в Кубанской области освещена недостаточно. К настоящему времени в достаточной степени изучены лишь мероприятия правительства, относящиеся к социально-экономической сфере (П.А. Шацкий, В.Н. Ратушняк, П.П. Матющенко), затронуты административно-территориальные преобразования (В.Н. Мальцев). О последствиях царской политики в социокультурном плане впервые заговорил Н.И. Бондарь. Ученый указал, что реформы, направленные на сохранение сословной замкнутости казачества стали одной из немаловажных составляющих этнообъединительного процесса последней трети XIX в., в результате которого появился субэтнос – кубанские казаки (1).
А.Н. Малукало
аспирант кафедры дореволюционной отечественной
истории Кубанского государственного университета (Краснодар)
В последние 10-15 лет в обществе и научной среде сохраняется стойкий интерес к проблемам истории и современности казачества. Сегодня острота полемики вокруг наиболее спорных, но и наиболее значимых для понимания самого феномена казачества и его исторических судеб, вопросов этносоциальной и политический истории несколько притупилась. Создалась благоприятная обстановка для критического осмысления накопленных положительных знаний и дальнейших научных разработок по данной проблематике.
История масштабных преобразований второй половины XIX в. в Кубанской области освещена недостаточно. К настоящему времени в достаточной степени изучены лишь мероприятия правительства, относящиеся к социально-экономической сфере (П.А. Шацкий, В.Н. Ратушняк, П.П. Матющенко), затронуты административно-территориальные преобразования (В.Н. Мальцев). О последствиях царской политики в социокультурном плане впервые заговорил Н.И. Бондарь. Ученый указал, что реформы, направленные на сохранение сословной замкнутости казачества стали одной из немаловажных составляющих этнообъединительного процесса последней трети XIX в., в результате которого появился субэтнос – кубанские казаки (1).
Охранительные тенденции в политике по отношению к кубанскому казачеству проявились только в середине 80-х гг. XIX в. и это связано с именем командующего войсками Кавказского военного округа и главноначальствующего гражданской частью на Кавказе генерал–адъютанта А.М. Дондукова-Корсакова (находился в должности с 1882 по 1890 год).
Преобразования в Черноморском и Кавказском казачьих войсках начались 13 октября (старый стиль) 1860 г. с приказа по Кавказской армии № 464, когда по распоряжению князя Баратинского и было образовано Кубанское и Терское казачьи войска. Мера эта признавалась временной, до 1 января 1863 г., в виде опыта для обеспечения «...большего единства управления, сообразно с настоящим положением Северного Кавказа и с общею системой администрации...» (2). В дальнейшем предполагалось разработать новые положения для новообразованных казачьих войск. С этой целью, по распоряжению командующего войсками в Кубанской области генерал–лейтенанта графа Н.И. Евдокимова, 4 ноября 1860 г. в г. Ставрополе был образован Комитет по выработке этих положений под председательством генерал–майора Попандопуло (3). В тоже время, а именно 26 октября 1861 г. последовало высочайшее повеление о создании особого временного комитета при Управлении Иррегулярных войск, перед которым была поставлена задача – составить в общих чертах проект нового положения и предложить меры по развитию вопроса о землеустройстве казачьего войска (4).
К концу 1862 г. из временного комитета в Санкт–Петербурге поступили так называемые «главные основания» для будущего проекта, позже оцененные как «...радикально изменившие, существовавшие до этого времени, взгляды на казачьи общества и их службу и устанавливавшие порядок, клонившийся не к поддержанию, а к совершенному устранению казачьего сословия из состава населения Империи» (5).
Общий курс предполагавшихся реформ был нацелен на максимальное сближение казачества с другим, совместно проживающим населением, с сохранением некоторой самостоятельности в военном управлении и войсковом хозяйстве. Особенно это проявилось в управлении, которое стало преобла¬дающе гражданским.
Последствия такого шага совершенно ясно предугадывал граф Евдокимов, еще в 1861 г. указавший на опасность для казачьей самобытности преобладания гражданского начала в управлении. А в 1866 г. начальник Управления Иррегулярных войск генерал–лейтенант Карлгоф в письме к военному министру Милютину отмечал, что новые реформы (а планировалось, в том числе, разделить Ставропольскую губернию с присоединением ее территорий к Кубанский и Терской областям) приведут к быстрому развитию в казачьей среде гражданских начал и казаки станут отличаться от остального населения только способом отбывания воинской повинности. И если правительство заинтересовано в казачьих войсках, то оно «...должно будет употребить некоторые усилия для сохранения казачества от всепоглощающего влияния гражданственности» (7).
На наш взгляд, наибольшее влияния на казачество как социокультурный объект оказали: положение о заселении предгорий западной части Кавказского хребта 1862 г.; закон 1868 г., разрешивший лицам неказачьего сословия селиться и приобретать недвижимую собственность в станицах; положение об общественном управлении в казачьих войсках и, конечно, реформы системы управления. Именно эти законодательные акты привели, с одной стороны, к появлению в составе самого войска массы «показаченных» крестьян и солдат, слабо знакомых с традициями и культурой казачества, что существенно меняло качественный состав войска. В пояснениях к проекту положения о правах и обязанностях различных сословий в Кубанском и Терском войсках (выработан Комитетом в г. Ставрополе) именно об этой части «казаков» сказано, что они склонны к переходу в податное состояние целыми станицами, чтобы воспользоваться преимуществами других сословий (8).
Изменение порядка управления, при котором преобладающее значение получили учреждения гражданской администрации, приток иногороднего населения, а также общественное управление в станице, основанное на принципах земской реформы 1861 г. создавали предпосылки для сближения казачьего и гражданского населения. Особая комиссия, созданная по инициа¬тиве князя Дондукова-Корсакова для выработки предложений по преобразованию управления в Кавказских казачьих войсках, отмечало упадок боевого духа казаков, несоблюдение воинской дисциплины вследствии дурного влияния иногородних, и даже «...просто подражания иногородним, особенно со стороны молодых казаков» (9). В целом же причины упадка духа и воен¬ных качеств казаков заключались в:
– смешанной системе военного и гражданского управления, с преобладанием последнего;
– «в ослаблении прежних патриархальных отношений казаков в станице и военной среди них дисциплины, вследствии чрезмерного наплыва иногородних и устранения войскового начальства от наблюдения за общественным управлением станиц» (10).
В период феодализма внутренние смуты, необходимость защиты границ и освоения новых территорий порождали во многих странах мира различные по характеру и способу существования, но имеющие очень много общего военные общины (кнехты – в Швейцарии; гайдуки, клефты, граничары – на Балканах; гуркхи – в Индии; самураи – в Японии и др.). Развитие капитализма и связанные с этим социальные процессы неуклонно разрушали прежнюю структуру общества, в том числе и военные сословия. В 60-70-е гг. XIX в. на Северном Кавказе перед Россией стала задача хозяйственного освоения региона, на первое место вышли интересы торгово-экономические. Регион превращался из пограничного во внутреннюю часть империи, и реформы правительства объективно вели к девальвации сословных различий, то есть шли в русле исторической логики развития новой, капиталистической России, по крайней мере в этот период. В какой степени этнообъединительные процессы, указанные Н.И. Бондарем, компенсировали последствия социально-экономических процессов и какая часть казаков Кубанского войска реально стали «кубанскими казаками» – вопрос, на наш взгляд, спорный и требующий дальнейшего изучения.
Примечания:
1. См., напр.: Бондарь Н.И. Основные тенденции развития кубанского казачества в XIX веке (этносоциальный аспект) // Вопросы общественно-политических отношений на Северо-Западном Кавказе в XIX веке. Майкоп, 1987. С.15-34; Его же. Кубанское казачество: этносоциальный аспект // Кубанское казачество: история, этнография, фольклор. М., 1995. С.5-48.
2. Государственный Архив Краснодарского края (ГАКК). ф. 249. оп. 1. д. 2302. ч. 1 т. 1. Л. 2.
3. Там же. Л. 13 об.
4. Столетие Военного Министерства. Исторический очерк. Т. XI. Ч. 1. СПб., 1902. С.410-412.
5. Очерк развития административных учреждений в Кавказских казачьих войсках. Тифлис, 1885. С.51.
6. Там же. С.50.
7. Российский Государственный Военно-исторический Архив (РГВИА). ф. 330. оп. 1. д. 17. Л. 257-257 об.
8. Там же. Л. 212-213.
9. РГВИА. ф. 330. оп. 61. д. 2093. Л. 48 об.
10. РГВИА. ф. 330. оп. 61. д. 1974. Л. 16 об.
Вопросы казачьей истории и культуры. Вып. 1. Майкоп: «Качество», 2002.