Геополитическая ситуация расселения казаков и образ жизни их предков ориентируют современное казачество на консолидацию по этнокультурному признаку с акцентированием на деятельность служилого сословия (военная служба) и земледелие. Историк конца XIX в. Ф. Пономарев писал: «Казак – воин, наездник и вместе с тем должен был сделаться хорошим поселянином. Только в силу исторического своего образования и крайней необходимости мог он соединить в себе два такие противоположные начала, как война и земледелие. Близость предприимчивого неприятеля и беспрерывные столкновения с ним должны были сделать казака храбрым, смышленым и ловким, словом, удвоить их природные качества, а необходимость поддерживать себя и семью заставила казака крепко держаться источника своего благосостояния – земледелия и бдительно охранять свою безопасность и труд». Из этих двух взаимосвязан¬ных видов деятельности складывался образ жизни казака.
Геополитическая ситуация расселения казаков и образ жизни их предков ориентируют современное казачество на консолидацию по этнокультурному признаку с акцентированием на деятельность служилого сословия (военная служба) и земледелие [1]. Историк конца XIX в. Ф. Пономарев писал: «Казак – воин, наездник и вместе с тем должен был сделаться хорошим поселянином. Только в силу исторического своего образования и крайней необходимости мог он соединить в себе два такие противоположные начала, как война и земледелие. Близость предприимчивого неприятеля и беспрерывные столкновения с ним должны были сделать казака храбрым, смышленым и ловким, словом, удвоить их природные качества, а необходимость поддерживать себя и семью заставила казака крепко держаться источника своего благосостояния – земледелия и бдительно охранять свою безопасность и труд» [2]. Из этих двух взаимосвязанных видов деятельности складывался образ жизни казака.
Н.И. Бондарь на примере кубанского казачества предложил типичную для казачества в целом модель повседневности, состоящую из двух достаточно самостоятельных «миров»: военного и гражданского, во многом взаимосвязанных и взаимно перекрывающих друг друга [3]. Военная сторона жизни казачьей организации была определяющей с момента формирования казачества. А долгое существование казачьих сообществ на началах безбрачия как мужских братств предопределило ее ведущее положение в истории казачества.
Основной организационной структурой, и в период самостоятельного существования казачеств, и после включения в состав государства, являлось Войско. «Военный мир» обладал своими организационными структурами, выработал свою систему управления (круг), свою нормативную культуру, свою символику, имел свою экономическую базу и набор различных видов хозяйственной деятельности, приобрел особый военный опыт и систему выживания в экстремальных условиях [4]. Важнейшей особенностью казачьей культуры стал культ военной доблести. Казачья служба продолжалась почти всю жизнь. В казачьем обществе шел особый процесс социализации личности, то есть развитие человека активного, полноценного члена общества. В ходе развития осуществлялось подключение индивида к социальной памяти данной общности, освоение им накопленных традиций. Основным институтом выступало станичное общество. Будущее мальчиков, рожденных в казачьей среде, было предопределено – служба. Существовал обряд, символизирующий посвящение мальчика в казаки. Только что родившегося мальчика в казачьих семьях сначала крестили, а затем в возрасте нескольких дней сажали на коня и отец вел коня под уздцы по станице [5].
К стержневым, определяющим суть казачества идеям относится отождествление мужчины и воина. Колыбельные песни терских казаков нарисовали идеал казака – мужчины-воина, «богатыря», который может отличиться, завоевать почет и уважение на поле брани, тогда как у земледельческих групп утвердился образ мужчины-пахаря: ребенок «одной ногой в колыбели, а другой – на пахоте». И даже в идеале женщины-казачки сочетались женщина-труженица и женщина¬мать, ждущая домой мужа и сына [6].
Казачья система ценностей через воспитание способствовала формированию своеобразного в духовном плане воина-защитника. Е.П. Савельев считал, что «воинские достоинства казаков также отличительны, как и всего русского народа, но наследственный навык к войне может быть и врожденное дарование к ней, умножает и поощряет их способности. Между простыми казаками встречались люди рыцарского духа, исполненные чувства чести» [7]. Особое положение казачества на границах государства, необходимость защищать самостоятельность и свободу предопределили высокое положение в системе ценностей таких личных качеств, как мужество, отвага, смелость, физическая сила и ловкость [8]. Война для казака, как и для человека традиционного общества, – неустранимый момент бытия, испытание, необходимое для устойчивой самоидентификации [9].
Гражданский «мир» формировался позднее, чем военный, и занимал по отношению к нему подчиненное место. Гражданский «мир» обладал своими культурно-компонентными особенностями: полным циклом обрядов жизненного и годового круга, иным составом одежды, пищи, характерными только для него занятиями, фольклором и т.д. Основными функциями его являлись: экономическая, социализации и физического воспроизводства как гражданской, так и военной общины. Гражданский мир создавал и свою систему ценностей: трудолюбие, честность, справедливость, доброта, щедрость и гостеприимство [10]. В традиционной системе ценностей не последнее место занимали твердые нравственные устои в области семейно-брачных отношений и трезвый образ жизни [11]. В семейной и общественной жизни казачества было принято уважительное отношение к старшим и старикам. В обществе действовало неписаное правило: «Старший сказал – закон» [12, 13].
Стержневое положение «мира военного» и ориентация на него прочно закрепились в обыденном сознании казачества и продолжают доминировать в идеологии современного казачьего движения. Вместе с тем, исторический опыт показывает, что соотношение этих двух миров в сторону «мира гражданского» изменилось уже во второй половине XIX в. После окончания Кавказской войны и перемещения государственных границ далее на юг казачеству Юга России необходимо было пересмотреть приоритеты в их веками сложившемся образе жизни. Л.М. Мельников, оценивая ситуацию в конце XIX в., писал: «…Теперь, когда народились поколения, выросшие после замирения Кавказа, из которых одни пережили только одну войну (1877–1878 гг.), а другие, к счастью, не видели ни одной и выросли вне условий боевой жизни: когда главное внимание и помыслы казака сосредоточены не на войне, а на хозяйственной деятельности, – естественно, должны были ослабнуть и чисто военные инстинкты и привычки… Специально казачий «дух» есть дух военного человека, беспрестанно воюющего. Раз необходимость в войне миновала и освобождающаяся энергия нашла себе приложение в мирном поле борьбы с природой, естественно, должна была наступить серьезная перемена в психике населения: став в условия существования, приблизительно одинаковые с теми, в коих находятся иногородние, казаки независимо от собственной воли и сознания должны были усвоить и многое из психологии иногородних» [14]. Таким образом, в истории казачества начался сложный период перестройки и адаптации к новым условиям жизни. Процесс этот проходил для казачества достаточно болезненно. Наблюдалось экономическое обнищание казачьих станиц, а к концу XIX в. возник вопрос о реставрации «старинного казачьего духа». Л.М. Мельников без ссылки на источник привел выдержку из документа: «В среде населения (казачьего) вообще, а в среде молодежи в особенности, быстро развиваются и крепнут такие наклонности, понятия и воззрения, которые в недавнем прошлом или совсем были неизвестны, или составляли редкое, исключительное явление, нетерпимое в обществе. Леность, праздность, беспечность в отношении исправного выхода на службу и исполнения других обязанностей, грубость, неуважение к родителям и старшим, презрение к требованиям, завещанным отцами, и даже прямое нарушение дисциплины – сделались явлением заурядным…
В недалеком будущем войсковое население может оказаться совершенно неспособным и в нравственном, и в материальном отношениях выполнять свое назначение» [15].
В истории казачества, на наш взгляд, отразилась свойственная в целом российской истории борьба «между жертвенной, дисциплинирующей государственностью и индивидуализирующимся, анархическим инстинктом» [16]. Отсюда и характерная особенность менталитета казачества – его бинарность. Внутренняя поляризованность казачьей культуры предопределена наличием военного и гражданского «мира».
Примечания:
1. Иванова А.А. Особенности этнического самосознания подростков-казаков в контексте общенационального общения : автореф. дис. … канд. психолог. наук. М.,1995. С. 13.
2. Пономарев Ф. Материалы для истории Терского казачьего войска с 1559 по 1880 г. // Военный сборник. 1880. № 10. С. 366.
3. Бондарь Н. Воины и хлеборобы (некоторые аспекты мужской субкультуры кубанского казачества) // Православие, традиционная культура, просвещение. Краснодар, 2000. С. 92–120.
4. Рыжкова Н.В. Военные традиции казачества как фактор возрождения казачьей культуры // Казачество юга России в XXI веке: место и роль в обществе и государстве. Ростов-н/Д., 2001. С. 39–40.
5. История казачества Азиатской России. Екатеринбург, 1995. Т.1. С. 219.
6. Великая Н.Н. Казаки Восточного Предкавказья в XVIII–XIX вв. Ростов-н/ Д., 2001. С. 195–196.
7. Савельев Е.П. Древняя история казачества (историческое исследование) / Репринтное издание. Новочеркасск,1995. Ч.1. С. 86.
8. Бондарь Н.И. К вопросу о традиционной системе ценностей кубанского казачества (Часть 1. XIX – начало XX века) // Из культурного наследия славянского населения Кубани. Краснодар, 1999. С. 13.
9.Яковенко И. Подвижен, отчаян и храбр… // Родина. 1995. № 10. С. 71.
10.Бондарь Н.И. К вопросу о традиционной системе ценностей… С. 17.
11.Там же. С. 20.
12.Там же. С. 22.
13.Великая Н.Н. Указ. соч. С. 207.
14. Мельников Л.М. Иногородние в Кубанской области. Екатеринодар,1900. С. 37–38.
15. Там же. С. 47.
16. Ильин И.А. Наши задачи. Историческая судьба и будущее России: Статьи 1948–1954 годов: в 2-х т. М., 1992. Т.1. С. 245.
Источник: Вопросы казачьей истории и культуры: Выпуск 5/ред.-сост.: М.Е. Галецкий, Н.Н. Денисова, А.Ю. Муляр; Кубанская ассоциация «Региональный фестиваль казачьей культуры»; Отдел славянской культуры Адыгейского республиканского института гуманитарных исследований им. Т. Керашева. – Майкоп: ООО «Качество», 2010.